Страница 19 из 93
Вон, четырехрунный парень в отличие от местных волосы остригать не стал, переплел их диковинным образом, подвесил в косы монеты, костяные поделки. В руках небольшая арфа, пальцы так и бегают по струнам. Увидал мой взгляд, подмигнул и негромко завел рассказ:
«Давным-давно, когда мир был совсем молод, и люди только вышли из горшка Мамира, юный Фомрир гулял по долине богов. На берегу реки он встретил молодого Свальди, напевающего первую песнь, сел рядом с ним и стал услышанное хулить, мол, созвучие плохое, ритм не держит, а кеннинги странны и непонятны.
Разозлился первый скальд и столкнул в воду юного бога. Вынырнул Фомрир, выплюнул рыбу, крикнул: «Ну, сейчас ты тоже получишь!», схватил водного змея, семя Ургово, в три своих роста длиной, и Свальди змеем охаживать начал.
Кричал змей, что кнутом ныне стал, орал от боли Свальди и яростно рычал Фомрир. Брызгала кровь, паром исходила вода, грязны и потны были оба юных бога. Наконец порвался змей надвое, и сошлись боги в кулаки.
Грохотали громы и молнии, неслись потревоженными овцами тучи, сама земля дыбом вставала, пока не отпустили один другого божьи дети. Свальди был схвачен ветвями, а пылающий от ярости Фомрир вморожен в глыбу льда размером с дом.
— И чем вы тут занимались?! — в один голос вопросили Фольси и Скирир, боги-отцы, боги-побратимы.
— Ну, это, вот то самое, змея душили! Вот, — ответствовал, потупившись, Фомрир.
— Ага, — согласился с ним Свальди, открыто глядя в глаза отцу.
И то был единственный раз, когда юные боги со словами друг друга согласились. Освободили боги-отцы чад своих непутевых и клятву пред ликом своим заставили дать, что вовек не навредят они один другому».
— Хорошая история, — кивнул я. — А висы складывать умеешь?
Парень немного подумал и сказал:
Я не сразу понял, что скальд всего лишь сказал, что некий воин открыл рот и что-то произнес.
— Как тебе, Тулле?
— Блевотина тварей, — бесстрастно ответил друг.
А мне показалось, что прозвучало неплохо.
— С чего так?
— Он просто насовал всяких иносказаний. Нет нужного звучания. Ни здесь, — Тулле постучал пальцем себе по горлу, — ни здесь, — похлопал по груди, — не откликается.
— Нельзя просто так взять и сложить вису! — обиженно сказал словоплет. — Ты верно заметил, тут только плетения без души, но это потому что я еще не видел, ради чего стоит складывать песнь. Чтобы кровь кипела, чтобы слова сами сплетались в вязь, чтобы сон бежал под дыханием Свальди!
— Так, может, хватит сидеть в Сторборге? Пора выйти в море, взять в руки не арфу, а меч!
Скальд рассмеялся:
— Э нет. Нашли дурака! И о чем там петь? О бурях, морских чудищах и доблестной схватке с разжиревшим тюленем? Разве так прославишься? Самые известные скальды — те, которые оказались возле конунга и успели первыми восхвалить его деяния. Лучше я посижу в Сторборге и подожду.
Мы с Тулле переглянулись, а парень продолжал:
— Вот если бы вы здесь сразились! Кровная месть! Украденная жена! Ну или из-за предательства. И чтоб один почти помер, меч завис над его горлом, и тут с неба молния, и его враг падает замертво! Вот тогда бы я сложил такую песню! Всех богов бы вплел! И щита земли, и создателя фьордов, и даже наполнителя горшка бы упомянул.
Я сплюнул и пошел было дальше, но Тулле задал ему еще один вопрос:
— Почему эта площадь зовется Красной?
— Да не знаю. Всегда так было.
Мы неспешно прошлись по всей площади, посмотрели, выслушали разные истории, знакомые и не очень, посмеялись над шуточными песенками, подивились хвалебным висам. И Тулле у каждого спрашивал, откуда пошло название площади. Никто не знал. Лишь один мужчина в летах сказал, что тут было какое-то сражение, и крови пролилось столько, что долгое время земля на этом месте оставалась красной, но кто с кем сражался, непонятно.
Некоторые скальды мне понравились. Они и рунами подходили, и веселым нравом, но в неизвестный хирд никто идти не хотел. Самые лучшие уже входили в чью-то ватагу и не желали менять хёвдинга.
К вечеру на площади стало еще многолюднее. Посередине разожгли большой костер, трактирщики выкатили бочонки с пивом, музыканты потрезвее сговорились играть вместе. Под присмотром родителей или братьев закружили в пляске девушки. Но с последними лучами солнца приличные девицы исчезли, а их место заняли не столь целомудренные. Они легко шли в руки, особенно если на этих руках были серебряные браслеты, громко смеялись и визжали, сами уводили мужчин в закоулки. Почти все они были бриттками.
Мы с Тулле сели неподалеку, взяв небольшой бочонок пива на двоих. Я припомнил Дагну Сильную. Где она сейчас? В каких водах? Стала ли она хельтом, отведала ли сердце твари? Тулле снова заговорил о той девушке, Чайке. Три года, как он ушел из дома. Тулле понимал, что ее давно выдали замуж, и у нее уже ребенок или даже два. А у меня где-то далеко была жена и, как знать, может, она носила моего ребенка. От этой мысли я немного протрезвел. Может, поговорить с Альриком насчет будущих тварей и попросить убрать меня из круга взамен на дополнительную плату? Накопить побольше серебра, набрать железа всякого, товара, вернуться на тот остров и жить, как все. Пасти коз, сажать ячмень и просо, растить детей. Или забрать жену и поплыть в Сторбаш, к отцу, построить дом, оберегать земли от тварей, в каком бы обличьи они ни были.
— И ты со мной! — предложил я Тулле. — На острове найдем тебе хорошую жену, получше моей. К тому же ты там не чужой, в семью вошел. А если не понравится никто, так уйдем в Сторбаш. Там пахотной земли немного, зато люди хорошие. Если жениться не торопишься, так через несколько лет отдам за тебя Ингрид. Она и умная, и на лицо хороша. Бойка слишком, но приструнишь как-нибудь.
— Ты хочешь бросить ульверов?
— Ну, давай найдем себе замену. Тоже пятирунных. Только я хочу подняться до седьмой, а лучше до восьмой руны, чтоб не ниже отца быть.
— Значит, еще два-три года у нас есть. Куда спешить? — и Тулле запрокинул голову, выпив остатки пива.
Я потянулся за бочонком и почувствовал чье-то прикосновение. Невысокая девчушка, едва ли старше меня, робко потянула мне за рукав.
— Господин. Не хотите пойти со мной, господин? — она говорила очень тихо. За шумом, музыкой и смехом ее едва можно было расслышать.
Тулле протянул ручищу, ухватил ее за юбку и подтащил поближе. Я разглядел длинные рыжеватые волосы, огромные испуганные глазищи, девичье платье и вздернутый нос. Свеженькая, непотасканная. Обычно шлюхи либо не замечали меня, либо относились так, будто я все еще был девственником. А эта, видать, сама в первый раз вышла. Тряслась, как осиновый лист.
— Может, со мной пойдешь? — ласково спросил Тулле.
Она сжалась, как от удара, замотала головой и уставилась на меня, чуть не рыдая.
— Господин?
Я вздохнул. Тощая, мелкая, слишком молодая, ни сисек, ни задницы еще не наела. Глаза красивые, но в темноте лицо все равно не разглядишь, а вот упругое да налитое пощупать приятно. И чего ко мне постоянно какие-то несуразные девки липнут? То та черноглазая, то Аднфридюр.
— Да сходи с ней, — толкнул меня в плечо друг. — Видишь же, глянулся. Только постарайся там, чтоб и до меня разохотилась.
— Ладно. Больше одного эрторга не дам.