Сага о Бриттланде

Глава 6

— Нет, ты слышал? Слышал, что сказал жрец?

Я ходил взад-вперед по пыльной дороге, отпинывая собак и гусей, и никак не мог решить, вернуться в сольхус или нет. Будь тот жрец чуток послабее, я бы вбил его слова ему же в глотку. Но девятирунный…

— Слышал, — лениво отозвался Тулле. Он прислонился к облупившейся глиняной стене дома и спокойно ждал, пока я успокоюсь.

— Он сказал, что наши боги: Фомрир, Скирир, Корлех, Мамир, — не существуют! И почему? Потому что кто-то поплавал на лодке! И с чего бы этому трахнутому солнцу касаться меня? Почему не тебя? Это же ты вечно смотришь, а не будет ли засухи? Не будет ли жары? Не сдохнут ли посевы?

— Потому что ты много спрашивал. Жрецы, они как дети или старики! Увидят, что кто-то согласен их выслушать, и вцепляются, как пиявки. Жрецы продают слова! Им нужны чужие уши. — Тулле вздохнул: — Жаль, не спросил, что за каша была на столе. Вкусная.

— Ладно. Пошли скальда искать. Или девок.

Мы еще несколько раз натыкались на сольхусы, только победнее и попроще видом. Те же мазанки с соломенными крышами, только с желтым кругом наверху. Но больше я никуда не заходил. Пусть там бритты молятся!

Да и что за честь служить богу, у которого нет ни имени, ни семьи? Даже лица нет! Может, он изгой? Потому и поклоняются ему изгои.

И что за честь быть богом безрунных? Ладно бы бог делал своих почитателей сильнее! Так ведь нет! Он запрещает есть мясо и убивать врагов! И в чем радость слушать день-деньской скулеж рабов? Неужто не радостнее смотреть на подвиги, слушать хвалебные песни, вдыхать аромат жареной свинины? Да, Фомрир — бог, и я возношу ему хвалы во время боя. Но в то же время он ходит по миру на двух ногах, носит огромный меч, спит с женщинами и пьет пиво. Он одновременно и велик, и понятен. Не то, что горелая лепешка на небе!

Я остановился и врезал самому себе по животу. Тулле усмехнулся.

— Ты, если что, обращайся. Мне сподручнее будет.

— Знаешь, что сделал тот жрец?

— Что?

— Я теперь не смогу смотреть на солнце. Каждый раз буду вспоминать его слова.

— Так не смотри. Вон, лучше туда глянь… Кажись, знакомец наш.

Я приподнялся на цыпочки и заметил грязно-рыжую шевелюру, торчащую колом. Неужто Фарлей?

Тулле громко свистнул и махнул рукой. Рыжий приметил нас и поскакал вприпрыжку в нашу сторону.

— Разлюбезные господа! Приветствую вас в славном и богатом Сторборге! Чем бездельник Фарлей может услужить вам?

Его нелепые волосы, тощие ребра и красные штаны в клетку начисто вымели из моей головы мысли о жреце. Я стоял и радовался безрунному бритту, которого видел второй раз в жизни, будто застоявшаяся девка первому ухажеру.

— А что, Фарлей, Сторборг ты знаешь так же хорошо, как и Фискехале?

— Конечно, нет! — и бритт нахально подмигнул. — Намного лучше. Я в Фискехале мимо пробегал, там подсмотрел, тут подслушал. А уж в Сторборге Рыжий Фарлей каждую собаку знает. Разве что вон та незнакома. Видать, в гости пришла.

Я рассмеялся, глядя на облезлую псину, лежащую под плетнем.

— Длинный у тебя язык, Фарлей. Как только не отрезали!

— Бабы не жалуются.

— А ты случаем не скальд?

Фарлей состроил испуганное лицо, отшатнулся, да так сильно, что едва не упал. В последний момент почти сумел вывернуться, но наступил на ту самую собаку. Та взвизгнула, щелкнула зубами возле фарлевой пятки и удрала. А Рыжий каким-то чудом так и не шлепнулся в пыль.

Я захохотал еще сильнее, утирая выступившие от смеха слезы, и кинул бритту монету. Жаль, что он безрунный и что бритт. Его бы в хирд, так и скальд не надобен будет.

— Так что господам угодно? Крепкое пиво? Мягкие сиськи? Или снова ищете кого?

— Ага. Ищем. Нам скальд нужен. Не бритт и чтоб без вот этого, — и я покрутил рукой в воздухе.

— А какой скальд? Как выглядит? Как кличут? — посерьезнел Фарлей.

— Нам любой сойдет. Товарища в хирд ищем.

— А-а, такой скальд, — протянул бритт. — Так вы это удачно пришли! Уже третий день на Красной площади состязаются скальды со всего Бриттланда. И не только Бриттланда.

Фарлей подпрыгнул, как будто его в задницу оса ужалила, сделал два круга возле нас, а потом побежал по дороге, перепрыгивая через собак и гусей. Вот только с виду он бежал быстро, а на деле едва ли пешего обогнать сумел бы.

— Ну как, удачно ли поохотились? Пригодились ли бочки? — полюбопытствовал бритт.

— Ага. Скримслов поймали. Сначала какая-то погань на берег выползла, еле удрали, а вот на другой раз скримслов подманили.

— Тяжело, наверно, пришлось. Хотя таким молодцам все по плечу!

— Легко. Обошлись без ранений даже. На берегу скримслы не особо ловки.

— Это как же вы их так выманили?

Слово за слово я рассказал Фарлею обо всем, даже про кнаттлейк, а бритт слушал, кивал, восхищался и нашей отвагой, и умом, и хитростью.

Чем дальше мы шли, тем крепче и больше становились дома. Куцые плетни сменились хорошими изгородями, скотина бегала не такая заморенная, дети тоже. То и дело я примечал знаки наших богов: то амулет на шее в виде топорика, то маленький серп на поясе у пацаненка, то руны на двери. И если раньше горожане косились на меня с Тулле, то теперь недобрых взглядов удостаивался Фарлей. Мальчишки-норды, еще не принесшие первую жертву, запустили в него гнилой капустой. Рыжий с его востроглазостью и ловкостью мог легко уклониться, но не стал. Наоборот он дернулся, подставил голое плечо под удар, пошатнулся, перекатился по земле и снова вскочил на ноги. Мальчишки радостно засмеялись, подобрали несколько камней и хотели было швырнуть в бритта.

— Эй! — рявкнул я. — Убьете моего бритта, кто платить будет?

Уж про что, а про плату они сразу сообразили и спрятали камни.

— А чего он такой рыжий?

— Покрасил. Чтоб издалека было видно. Фарлей, тебя не зашибли?

Бритт тут же схватился за ногу и громко застонал:

— Ой, зашибли-зашибли. Теперь ходить не смогу.

Старший из мальчишек неуверенно крикнул:

— Он врет! Мы ж ему в плечо попали.

А Фарлей продолжал стонать:

— Не смогу ходить! Не смогу работать! Придется господину меня на руках нести!

— На одной допрыгаешь, — хмыкнул я.

— И то верно!

Он поджал якобы больную ногу и ловко запрыгал на оставшейся, да как высоко и быстро!

— Господин! Догоняйте!

Когда мы отошли подальше от той улицы, я спросил:

— И часто так?

— На эти улицы мы стараемся без нужды не ходить. А вот и Красная площадь!

Большая, размером с ледовое поле для кнаттлейка, площадь выглядела празднично и суетливо. Повсюду играли на разных инструментах и разные мелодии, бухал бодран, визжала тальхарпа, мимо прошел здоровяк, наигрывая на крошечной костяной флейте. Пахнуло свежими пирогами, кислым молоком и птичьим навозом. Двое парней тягались в глиме. На состязание скальдов все это походило мало, разве что слова закончились, и теперь они решили проверить талант иначе.

— А почему Красная? — вдруг спросил Тулле.

Я глянул под ноги, осмотрелся вокруг. И впрямь ничего красного: под ногами обычная грязь, дома тоже не выделялись. Площадь как площадь.

Фарлей наконец опустил вторую ногу, поклонился.

— Вот, разлюбезные господа, Фарлей привел вас, куда сказано. Скальдов тут полным-полно. Если я больше не надобен, то на этом и распрощаюсь.

Я махнул, мол, иди, а сам начал приглядываться к людям. Как понять, кто из них способен? И если бы нам нужен был только словоплет, чтоб воспевал наши подвиги… Так ведь Хвит был и отличным товарищем, и знал сотни историй про богов, и в бою был не последним. Вон сидит мужик, за четвертый десяток перешагнул. Морда суровая, шрамами переплетенная, сам на восьмой руне, за поясом топорик, в два раза тяжелее моего. Может, он и висы складывать умеет, да вот только как его звать в хирд? Разве будет он Альрика слушать? А распри нам не нужны.