Страница 15 из 94
Именно к средним векам, к периоду от XII до XV в., относятся две волны конфликтов между старинным и современным. Первая возникает в XII в. Как отмечал Э. Р. Курциус, в латинской поэзии после 1170 г. разгорелась настоящая ссора между старинным и современным. Напоминая высказывание Бернара Шартрского о карликах, взобравшихся на плечи гигантов, Ален де Лилль67 осуждает «современную грубость» (modernorum ruditatem).
Два текста известных авторов второй половины XII в., настаивавших на модернизме своего времени (один - для того чтобы оплакать его, а другой - чтобы поздравить себя с этим), указывают на резкий характер первого спора между старинными и современными. Иоанн Солсберийский восклицает: «Все становилось новым: обновляли грамматику, ниспровергали диалектику, развенчивали риторику и прокладывали новые пути для всего quadrivium68 69, избавляясь от правил, которыми пользовались старинные». Однако противостоят друг другу nova («новшества» - как подразумевалось, вредоносные) и priores21 («предшествующие учителя»). Средневековый клирик Готье Man70 в своем сочинении «De nugis curialium»71 (между 1180 и 1192 г. настаивает на существовании «современности», которая является завершением длившегося столетие прогресса: «Я называю нашу эпоху современностью, т. е. промежуток времени в сто лет, последняя часть которого продолжает существовать, а свежие и отчетливые воспоминания о том, что было в ней примечательного, сохраняются в памяти... Миновавшие сто лет - это и есть наша "современность"». В результате термин «modernitas» дождался XIX в., чтобы вновь всплыть на поверхность в разговорном языке.
Это противостояние, если не конфликт, продолжается в схоластике XIII в. Фома Аквинский и Альберт Великий называли древними тех старых преподавателей, которые принадлежали к двум-трем поколениям и вели занятия в Парижском университете до 1220-1230 гг., т. е. до того времени, когда в результате интеллектуальной революции аристотелизма их сменили modérai, к которым Фома Аквинский и Альберт Великий причисляли и себя.
Но именно в XIV-XV вв. в единой культурной атмосфере, а может, и будучи непосредственно связанными друг с другом, возникают различные течения, которые причисляют себя к новизне, или современности, и открыто либо неявно противопоставляют ее предшествующим, старинным, идеям и практикам.
Сначала это происходит в музыке, где господствует ars nova в лиц Гильома де Машо, Филиппа де Витри (автора трактата под названием «Ars Nova») и Марчетто Падуанского. Жак Шайе72 сказал об этом искусстве, что оно сводилось к «представлению о чистой музыке, в кото рой слова являлись не более чем поводом». Затем нечто подобное про исходит в теологии и философии, где в противоположность via antica утверждается via moderna. На этот современный путь вступили самы различные мыслители, но все они, порвав с аристотелевской схоластикой XII в., следовали в направлении, открытом Дунс-Скоттом73, и в большей или меньшей степени являлись номиналистами или же заигрывали с ним. Самыми известными и значительными из этих «logici modérai», или «theologi modérai», или «moderniores», были Оккам, Буридан, Брадвардин, Грегуар де Римини, Уиклиф. Особое место следует отвести Марсилию Падуанскому, которого считают предтечей современной политической экономии, первым теоретиком разделения церкви и государства, процесса обмирщения и который в «Defensor Paris»74 (1324) стремился придать термину «modernus» смысл новации. Эта эпоха была также временем Джотто, в котором в XVI в. увидели первого «современного» художника. Вазари рассматривал его в качестве «che risuscito la moderna e buona arte délia pittura»75, a Ченнино Ченнини в «Libro delParte»76 признает, что Джотто «перевел искусство живописи с греческого на латинский» и «приспособил его к современности», т. е. отошел от следования за «природой» и создал новый изобразительный язык. Наконец, в XV в. в религиозной сфере утверждается devotio moderna, что означало разрыв со схоластикой религией, проникнутой «суевериями» Средневековья, возвращение к отцам церкви, к первоначальному монашескому аскетизму, очищение религиозных практики и чувства, выдвижение на первый план индивидуальной и мистической религии.
Возрождение нарушает этот процесс периодического проявления современного в его противостоянии древнему (старинному). Действительно, именно Возрождение окончательно придало понятию античности смысл греко-римской языческой культуры и отвело этой культуре исключительное место. Современное получало право на предпочтение лишь в том случае, если оно подражало старинному. В этом состоит смысл знаменитого высказывания Рабле, который прославляет возвращение к изучению старинного: «Теперь возрождены все науки...» Современное воодушевляет обращение к старинному.
Но Возрождение устанавливает сущностное различие между античной и современной эпохами. Начиная с 1341 г. Петрарка различает storia antica и storia nova (историю древнюю и историю новую). Европейские языки позже будут выбирать из двух терминов: либо современный (по-итальянски storia moderna), либо новый (по-немецки neuere Geschichte). В любом случае согласие между античным и современным устанавливается в конце средних веков. Петрарка помещает между storia antica и storia nova «сумерки» (tenebras), которые простираются от падения Римской империи до его времени. Вазари различает в развитии западного искусства «maniera antica» и «maniera moderna» (начинающуюся с rinascita, «ренессанса», с середины XIII в., и достигает кульминации в творчестве Джотто), которые разделяет «maniera vecchia» («старая манера»).
Тем временем начинают раздаваться голоса протеста против того превосходства, которое признается за старинным. Вновь обращаются к образу «карликов, поднявшихся на плечи гигантов», но теперь -дабы подчеркнуть, как это, впрочем, делал в XII в. Бернар Шартрский, что современные карлики имеют перед античными великанами по крайней мере одно преимущество, выражающееся в более богатом опыте. Между тем в первой половине XVI в. испанский гуманист Луис Вивес утверждал, что называть людей его времени карликами ничуть не более обоснованно, чем называть людей античности гигантами, и что его современники благодаря старинным были во всяком случае более образованными, чем они сами («De causis corruptarum artium» 26.1,5). Веком позже Гассенди заявил, что природа отнюдь не скупее по отношению к людям его времени, чем к людям античности, но ныне следует учитывать их усердие и соревновательный дух. Он выдвинул идею о том, что современные способны пойти дальше античных гигантов («Exercitationes paradoxicae ad versus Aristoteleos». Lib. I77. Exercitatio. II, 13).
Второй и самый знаменитый спор между старинными и современными разразился в конце XVII - начале XVIII в. Он продолжался практически на протяжении всей эпохи Просвещения и привел к романтизму. Он свидетельствует о триумфе современных, что было отражено в работе Стендаля «Расин и Шекспир» и в «Предисловии к "Кромвелю"» Виктора Гюго (1827), в которых противостояние «ро-мантическое/классическое» становится лишь внешне иным выражением конфликта «современное/старинное», при этом в хронологическом отношении карты оказались несколько смешаны, поскольку герой современных - Шекспир - по времени предшествует классическим образцам XVII в.
Конечно, начиная с конца XVI в. превосходство истинно старинных - представителей античности - оказывалось то в одном, то в другом отношениях поколебленным. Например, в начале XVII в. Секондо Ланселотти основывает в Италии секту поклонников настоящего (hoggidi) и в 1623 г. публикует «L'Hoggidi overo gli ingegni moderni non inferiori ai passati»78. Но в конце XVII в. особенную остроту спор приобретает в Англии и во Франции. В то время как Томас Барнет и Уильям Темпл публикуют «Panegyric of Modern Learning in Comparaison of the Ancient»79 и «An Essay upon the Ancient and Modern Learning»80 соответственно, Фонтенель пишет свой труд «Отвлеченные рассуждения о Старинных и Современных» (1687), а Шарль Перро, представив 27 января 1687 г. во Французской академии доклад «Век Людовика Великого», который подлил масла в огонь, повторяет его основные положения в «Сопоставлении старинных и современных» (1688).