Страница 33 из 48
Насильственный характер «социалистических преобразований» ярко проявился в колхозном строительстве. Веками в сложных аграрных условиях складывался единоличный, хуторской тип хозяйствования, а собственность на землю рассматривалась селянином как высшая ценность. Первый удар пришелся по зажиточным и середняцким хозяйствам, в колхозы загоняли методами экономического принуждения и уголовного преследования, а надлежащей материально-технической базы под внедрение новых форм хозяйствования еще не подвели. Об отчаянии селянина свидетельствует высказывание переселенца на Волынь из Чехословакии И. Мархевква: «Я прошел Болгарию, Польшу, Францию, Чехословакию … но худшей жизни не видел… Причиной всему колхозы… Я своими руками вырежу семью, но в колхоз не пущу. Если у кого-то увидят коня, корову и в комнате у него чисто, сразу его в Сибирь — кулак!».
Принципиальную оценку результатам послевоенного десятилетия «социалистического строительства» на Западной Украине дал Пленум ЦК Компартии Украины 2—4 июня 1953 г. Констатировалось, что «среди значительной части населения западных областей существует недовольство хозяйственными, политическими и культурными мероприятиями, которые проводятся на местах». В руководстве сельским хозяйством допущены «серьезные ошибки», оно ведется «без учета местных особенностей», население недовольно действиями местной власти. «…Почти все руководящие должности в партийных и советских органах западных областей Украины заняты работниками, командированными из восточных областей УССР, а также других республик Советского Союза» (даже в 1953-м из 742 секретарей органов компартии только 62 были местными, в низшем властном звене они составляли 44%, в прокуратуре — 12% работников).
Делался вывод, что «такое положение … создает почву для подрывной работы врагов советской власти, особенно буржуазно-националистического подполья», которое «несмотря на многолетнюю борьбу по его ликвидации, все еще существует, а его банды продолжают терроризировать население». Критиковались односторонние методы противодействия антисоветскому движению сопротивления: «…Борьбу с националистическим подпольем нельзя вести лишь путем массовых репрессий и чекистско-войсковых операций, бессмысленное применение репрессий вызывает лишь недовольство населения… На протяжении 1944—1952 гг. в западных областях подвергнуто разным репрессиям очень большое количество людей». Особое сопротивление вызывали насильственные методы коллективизации аграрного региона, преследование греко-католической церкви, активная русификация «украинского Пьемонта».
Как видим, в Западной Украине протекали противоречивые процессы — социально-экономический облик региона радикально обновился, однако форсированная модернизация обошлась дорогой людской ценой.
Среди огромного количества публикаций (нередко с полярными оценками конфликта на Западной Украине) нам до сих пор не встретилась научная работа, где бы рассматривалась возможная в тех конкретно-исторических условиях альтернатива развитию событий в регионе. Когда-то выдающийся английский историк Арнольд Тойнби написал целое эссе, в котором попытался смоделировать ход истории в случае, если бы Александр Македонский умер в возрасте 67 лет.
Ему же, кстати, принадлежит интересное высказывание: «Сторонний наблюдатель … сказал бы, что победы русских над шведами и поляками в XVIII столетии — это лишь контрнаступление… В XIV столетии … почти вся Белоруссия и Украина были оторваны от православного христианства и присоединены к западному христианству… Польские завоевания извечной русской территории … были возвращены России только в последней фазе мировой войны 1939 — 1945 годов… Верно, что и российские армии воевали на западных землях, однако, они всегда приходили как союзники одной из западных стран в их бесконечных семейных ссорах. Хроники вековой борьбы между двумя ветвями христианства действительно показывают, что русские становились жертвами агрессии, а люди Запада — агрессорами. Русские (из контекста слов А. Тойнби видно, что он имеет в виду восточнославянские народы. — Авт.) испытывали враждебное отношение Запада из-за упрямой преданности своей цивилизации».
Действительно, как сложилась бы судьба западноукраинских земель, если бы, скажем, в 1947 г. Москва, в условиях ограниченности ресурсов для восстановления экономики и создания собственного ядерного щита (в ядерном проекте непосредственно задействовали 700 тыс. человек) дала Западной Украине «вольную». Армия и дивизии Внутренних войск потянулись бы на восток, прикрывая эшелоны с партийно-советским аппаратом, специалистами и наиболее ценным оборудованием.
Вариант, безусловно, невероятный. В условиях реальной угрозы войны с коалицией западных держав во главе с США это означало бы приближение на сотни километров границы к Киеву и индустриальным центрам юго-востока УССР, потерю сообщения с подконтрольными «странами народной демократии» в Восточной Европе и коммуникаций с размещенными там войсками, не говоря уже об отказе от одной из основных на то время нефтегазоносных провинций СССР.
Потенциальный противник получал бы плацдарм для разведывательно-подрывной деятельности, массированных десантных операций и «непотопляемый авианосец» для армад «летающих крепостей» - носителей ядерного оружия. Это прямо подтверждается настойчивыми указаниями западных спецслужб разведке подполья — выявлять площадки, удобные для десантирования, оборудования аэродромов, вскрывать дислокацию группировок советских войск, вести сбор совершенно бесполезных для самих повстанцев сведений об объектах атомной промышленности СССР или системе ПВО Одесского порта. Но все же попробуем предположить…
Геополитические и внешнеторговые условия для молодой государственности (назовем ее условно Западно-Украинской Республикой (ЗУР), в составе нынешних трех областей Галичины, Волынской, Ровенской, Закарпатской и Черновицкой областей — реально территория могла бы быть и меньше — уж как бы решил Сталин) складывались наихудшие. Кроме отсутствия выхода к морю, ЗУР окружали просоветские государства «народной демократии». В них, по ялтинско-потсдамским договоренностям между Кремлем и западными демократиями (с их неизменным уважением к праву выбора народами своей судьбы) устанавливалось преобладающее влияние СССР (в Польше, например — 90%, считать подконтрольность в процентах предложил У.Черчилль).
Вполне вероятно, что Кремль просто закрыл бы глаза на территориальные аппетиты своих новых союзников в Восточной Европе, и те вернули бы себе те земли, оккупированные ими до 1939—1940 годов. Несомненно, что продолжились бы неравные боевые действия, прежде всего — в Галичине и Западной Волыни между украинскими повстанцами и отлично вооруженным СССР Войском Польским — продолжились бы (только на Закерзонье против УПА действовали с 1945 года 1, 5, 8 и 9-я армейские дивизии, силы Корпуса безопасности, органов внутренних дел при поддержке чехословацкой горнострелковой бригады). Стоит ли говорить, что не имевшая военно-промышленного комплекса ЗУР могла бы противопоставить двум полноценным армиями того же Войска Польского лишь оснащенные оружием пехоты милиционные формирования.
Нетрудно спрогнозировать и репрессии по принципу круговой поруки, для подрыва социальной базы повстанчества, причем не менее свирепые, нежели «за советів» То же польское коммунистическое руководство доказало готовность к этому акцией «Висла» по насильственному переселению около 150 тыс. украинцев с их этнической территории на юго-востоке страны в северо-западные районы ПНР.
Но нас больше интересует возможное внутреннее устройство виртуальной ЗУР. Движение сопротивления (с учетом предшествующей ликвидации советами многопартийности) оказывалось единственной организованной, отмобилизованной силой, имевшие сильные позиции и авторитет во всех основных слоях населения. Греко-католическая церковь, даже при условии ее стремительного возрождения по образцу конца 1980-х — начала 1990-х, вряд ли бы оспаривала лидерство ОУН, тем более, что ее функционеры, в случае необходимости, не останавливались перед ликвидацией «нелояльных» иерархов и священников.