Страница 1 из 19
Понсон дю Террайль
Таинственное наследство
(Полные похождения Рокамболя-2)
I
СЭР ВИЛЬЯМС
Была мрачная декабрьская ночь. Мелкая, насквозь пронизывающая изморозь покрывала мостовые парижских улиц, чуть освещенных фонарями.
Последний удар полуночи, пробивший на церковных часах, уныло дрожал в воздухе.
Париж как будто опустел в этот поздний час, и в городе царило мертвое молчание, нарушаемое по временам лаем цепных собак или шагами ночного обхода.
По набережной св. Поля медленно шел человек, закутанный в плащ. По временам он останавливался и пристально осматривал окрестности.
Пройдя мост Дамьетт, он вышел на набережную св. Людовика и быстро окинул глазами верхи окрестных кровель.
Позади отеля Ламбер в улице св. Луи, на самом верху шестиэтажного дома, светился, несмотря на эту позднюю пору, маленький огонек. Это было тем более странно, что этот дом отличался самою скромною наружностью и по виду был занят самыми скромными ремесленниками или мещанами, которые, как известно, не имеют привычки засиживаться долго по ночам.
Впрочем, огонек этот горел на окне и, очевидно, служил сигналом, так как господин в плаще, заметив его, проговорил: — Так, Коляр дома и ждет меня.
Затем он сложил пальцы особенным манером и свистнул так, как обыкновенно свищут ночные воры.
Почти вслед за этим огонек в окне погас и через каких—нибудь десять минут невдалеке от отеля Ламбер раздался протяжный свист, и вскоре послышались шаги, и близ незнакомца появилась какая—то человеческая фигура.
— Ты, Коляр? — прошептал незнакомец.
— Здесь, ваше сиятельство.
— Отлично, Коляр, ты верен своему слову.
— Конечно…. Ваше сиятельство, только знаете что: не называйте меня больше по имени. У рыжей отличный слух и память, а ваш друг Коляр побывал уже в каторге, где ему и теперь сберегается еще местечко — если, конечно, он вздумает вернуться туда.
— Пожалуй, что ты и прав, но ведь мы одни здесь.
— Нужды нет, а если вам будет угодно перетолковать со мной, то покорнейше прошу вас пожаловать со мной вон под мост, да, кстати, и разговаривать—то будем лучше по—английски. Это премилый язык, и его никто не понимает в Иерусалимской улице.
— Пойдем, пожалуй, — согласился незнакомец, следуя за своим провожатым.
Они вошли под мост и уместились на камне.
— Вот так—то будет гораздо удобнее, — заметил Коляр. — Хотя отчасти и холодновато… но ведь мы, вероятно, не будем разговаривать особенно долго?
— Ты прав, — согласился незнакомец.
— Давно ли изволили пожаловать из Лондона?
— Сегодня в восемь часов, и, как видишь, не терял времени по пустякам.
— Это всегдашняя привычка моего бывшего капитана, — заметил почтительно Коляр.
— Ну, а ты что сделал здесь в эти три недели?
— Набрал маленькое общество…
— Недурно…
— Хотя, признаться вам, для нашего ремесла в Лондоне несравненно больше дельных людей. Я набрал лучших. из здешних, но все—таки нам придется поработать несколько месяцев, чтобы выдрессировать этих гусей. Впрочем, вы, ваше сиятельство, увидите сами.
— Когда же?
— Да хоть сейчас.
— Ты приказал им собраться?
— Да. И если вы захотите, то вы их увидите так, что они не будут вас видеть.
— Пойдем, — проговорил вместо ответа «их сиятельство» и; встал с камня.
— Одно только, — возразил было с замешательством Коляр, но незнакомец его тотчас же перебил:
— Что там еще?
— Если мы не сойдемся?
— Сойдемся.
— Гм! Я ведь уже стар, ваше сиятельство, Мне надо подумать о старости.
— Ты прав, но я не стою за ценой. Сколько тебе нужно?
— Пустяки: тысяч двадцать пять в год и еще хоть десятую долю с каждого дельца.
— Согласен.
— А об жалованье людям…
— Э, приятель, я знаю твою ловкость, но чтобы говорить об жалованье людям, когда я их не видал…
— И то правда, — согласился, в свою очередь, Коляр.
— Ну, идем же. Сколько их?
— Десять человек. Довольно ли?
— Покамест — да. Потом увидим.
Коляр и его капитан вышли на набережную и вошли в лабиринт кривых переулков.
— Тут, капитан, — проговорил наконец Коляр, останавливаясь в Змеиной улице, перед старым большим домом с закрытыми ставнями.
Коляр поспешил — вложить ключ в замок двери и, отворив ее, прошел в узкий и темный коридор.
— Вот и наша агентура, — проговорил он и осторожно запер за собою дверь.
Вслед за этим он высек огонь и засветил маленький фонарь.
В конце коридора находилась лестница, у которой вместо перил висела грязная, засаленная веревка.
Коляр и капитан поднялись на второй этаж.
— Отсюда, ваше сиятельство, вы будете иметь полную возможность оценить моих молодчиков.
И, оставив капитана одного впотьмах, Коляр прошел с фонарем в ближайшую комнату, которая прилегала к площадке, и почти вслед за этим капитан увидел перед собой свет, мелькнувший из отверстия в стене.
В это—то отверстие, действительно, было очень удобно видеть все, что делается и говорится в этой комнате.
Капитан начал с того, что осмотрел ее меблировку, напоминавшую собой гостиную мещанина средней руки.
— Вот, — сказал Коляр, возвратясь через несколько минут к своему начальнику. — Это квартира моего помощника, он известен за удалившегося от дел торговца, который живет с своею женою, как голубь с голубкой.
— А! Следовательно, он женат.
— Да, почти…
— Жена его?..
— Госпожа Коклэ — милейшая особа, — проговорил важно Коляр, — она может быть, смотря по надобности и делу, графиней, княгиней, благотворительницей и вообще всем, чем только понадобится. Здесь, в этой улице, она считается образцом набожности.
— Недурно… Где же сам господин Коклэ?
— Вы его тотчас же увидите, — ответил Коляр и три раза стукнул в потолок.
Почти тотчас же вслед за этим наверху послышался небольшой шум, и вскоре на лестнице раздались чьи—то шаги. В комнату вошел человек лет пятидесяти, лысый, , худощавый и с приплюснутым лбом.
На нем был надет старый, истасканный халат с зеленовато—желтыми разводами и на ногах туфли с застежками.
На первый взгляд можно было подумать, что перед вами находится честный, смиренный лавочник, — он даже и улыбался как—то торжественно и простодушно.
Но капитан был настолько опытен, что сразу заметил в нем громадную силу, смелый характер и достаточно зверства.
Коклэ не походил ни на капитана, ни на Коляра.
Капитан был сухощавый молодой человек, безбородый, лет двадцати восьми. В Лондоне, где он составил себе таинственную известность, его называли Вильямсом; впрочем, вряд ли это было его настоящее имя.
Коляр был худощавый мужчина лет тридцати пяти, с черною бородою и усами. Он служил когда—то в военной службе и до сих пор сохранил красивую воинственную осанку.
Коклэ раскланялся с капитаном и искоса посмотрел на Коляра. «Это начальник», — ответил лаконически Коляр.
Тогда Коклэ посмотрел еще раз на капитана и тихо шепнул:
— Однако молод еще!
— Ничего, брат, — ответил ему также конфиденциально Коляр, — мы на это не обращаем внимания. Вот увидишь, что это за человек.
— Через несколько минут прибудут и наши кролики, — продолжал уже громко Коляр, — я распорядился, чтобы они были здесь около часа. Ты примешь их, Коклэ.
— Ну, а вы? — спросил мнимый лавочник.
— Я пойду потолковать с его сиятельством и, кстати, покажу ему наших молодцов и познакомлю , его с их биографией. Так наше дело пойдет гораздо скорее.
— Хорошо! — согласился Коклэ. — Понимаю.
В эту минуту у наружной двери дома раздался слабый, осторожный стук.
— Один уже идет, — заметил вполголоса Коклэ, и, взяв свечку, спустился с лестницы; между тем, Коляр с капитаном погасили фонарик и поместились в комнате, смежной с гостиной Коклэ.
Через две или три минуты после этого лавочник воротился назад, но уже не один, а в сопровождении сухопарого молодого человека, одетого довольно щеголевато, но от которого так и пахло Итальянским бульваром.