Земля заката

Они прошли в помещение, где раньше хранились швабры и ведра, а теперь был устроен карцер. При проектировании «Кондоминиума» никому не пришло в голову, что понадобится тюрьма или гауптвахта.

У стены, пристегнутый к креслу полицейскими наручниками и связанный по рукам и ногам капроновой веревкой, сидел высокий тёмно-русый мужчина лет сорока с аккуратной бородой. У него было лицо с тонкими чертами и отрешенное выражение глаз. Такими Мастерсон представлял себе героев Достоевского. Почему-то это сравнение показалось ему важным.

И интуиция его не подвела.

– Питер… точнее Пиэтер Юргенс, – объяснил начальник службы безопасности. – Гражданин Эстонии, родился в городе Нарва. Специалист по физике высоких энергий. Учился в институте Гумбольдта, стажировался в MIT^[1], работал в ЦЕРН^[2]. С нами уже почти два года. Напал с разделочным ножом на дежурных на пункте управления.

Последняя фраза особенно дико звучала после сухих фраз из Curriculum Vitae.

– Никто не пострадал?

– Ранена оператор – Хельга Лемке. Ее жизнь вне опасности, хотя раны глубокие. Ему почти удалось вывести из строя вентиляционную камеру и начать нагнетание воздуха с поверхности. Ума не приложу, как он это сделал, но мы чудом его остановили. Чтобы скрутить его, понадобилось пять человек.

– Питер, вы меня слышите? – Элиот присел рядом с узником. – Зачем вы это сделали?

Человек не реагировал. Из носа текла струйка крови, но физического воздействия к нему, похоже, не применяли.

Бреммер чуть встряхнул его.

– Позвольте, я развяжу ему язык, сэр. Здесь не Абу-Грейб, руки у меня параграфами не связаны. Запоет, как Элвис.

– Нет. Я сам, – Элиот перешел на русский. Он знал, что именно на этом языке надо говорить, – Пиётр, вы слышите нас? Зачем? Вы тоже живым не ушли бы.

– Отвали, мразь, – ответил тот, подняв на Изобретателя тяжелый взгляд налитых кровью глаз, – Мне всё пох…Вы мою страну уничтожили. Твари фашистские. Давно уничтожили, а сейчас добили…

Мастерсон знал этот язык не настолько хорошо, чтобы продолжать на нем беседу. Или допрос? Но как же быстро все узнали про обмен ударами!

– Разве ваша страна – не Эстония? – спросил он по-английски. – Я думал, вы родом из Нарвы. Это же эстонский город.

Фраза была сказана лишь затем, чтобы вывести пленника из равновесия, не дать снова уйти в кокон. Благодаря аналитическим докладам Элиот был осведомлен, что в Нарве достаточно многие говорят по-русски и такие граждане к эстонскому государству относятся прохладно. У него были основания думать, что Питер именно из таких.

Получилось! Питер… точнее, Пётр зло усмехнулся, по телу его прошла судорога… и вдруг он издал горловой хриплый звук и плюнул, чуть не достав до ботинка главы службы безопасности! Зрачки глаз сузились, лицо свело будто от спазма. Он не был пьян и не употреблял наркотиков. В нем клокотала нечеловеческая, запредельная ненависть.

– То, что мой город был в «Эстонии»… это только одна падла меченная виновата. Я на референдуме еще в 93 году голосовал, чтоб под чухонцами не жить. Я русский человек. Я всегда был за Россию. Но кого это волнует? Суки пиндосовские. Прошмандовки.

Последний термин Элиот где-то слышал. Он увлекался фразеологизмами и арготизмами разных народов. Но дальше Пётр разразился потоком совсем непереводимых слов, которые никакой лингвист-культуролог не перевёл бы. Для этого надо было отсидеть предварительно в русской тюрьме.

Наконец, выпустив из себя пар, специалист по лазерам снова обрел членораздельную речь.

– Вы еще за двести миллионов индейцев не ответили. А за то, что сделали сегодня, будете живьем в аду гореть. И вы… и я, потому что работал на вас. Хотел сытно жрать. Сначала учил долбанные падежи их долбанутого языка, потом сменил фамилию для карьеры… хотя жена меня потом всё равно бросила. Учился в стране, где каждый камень помнит Гитлера... хотя есть вещи, которые нельзя прощать. Никогда. Потом свалил за океан. Потом опять приехал в Гермашку, уже по вашему заданию. Был вашей шестеркой. Мне позор. А вам смерть. И адское пекло после нее. Суки…

После этого признания Мастерсон успокоился. Нет, за этим человеком никого не было. Ни ГРУ, ни группы заговорщиков. Это была чистая самодеятельность одиночки. Ему такие уже попадались, из разных стран. В них не было ничего национально-специфичного. Они были опасны, но предсказуемы.

Вот и верь после этого в «плавильный котел». Видимо, не все металлы в нем плавятся. Или температуры недостаточно. Или бывает брак. Человек имел гражданство страны Евросоюза, треть жизни прожил в США и Германии, вращался в научной среде, имел несколько цитируемых публикаций. В Россию не ездил и контактов не имел: возможно, любил всей душой, но только на расстоянии. И даже её не знал.

Их проекты курировало АНБ, а они проверяли такие вещи, с параноидальностью эпохи «охоты на ведьм» Маккарти, ища следы вездесущего ГРУ или ФСБ (которые эти следы часто оставляют весьма неряшливо). И ничего не нашли, кроме фактов постоянного просмотра телепередач и общения на интернет-форумах и пабликах. Да еще фактов ношения футболки, на которой русский президент был изображен в форме капитана-подводника. Но до начала «Всего Этого» данных фактов было маловато, чтобы увольнять хорошего специалиста. У всех бывают странные хобби.

– Пристрелите меня, вы, твари, – снова заговорил русский. – Или дайте уйти. Не хочу брать грех на душу. Я все равно вырвусь, и тогда вы все сдохнете. Даже те, кто не виноваты. Воду отравлю. Или пожар устрою. Или просто зубами буду рвать. Убийцы… Нам теперь на одном шарике места нет.

– Наверху, судя по замерам, высокий уровень радиации. Было два наземных взрыва. Через несколько дней мы вас выпустим.

– Выпустите сейчас. Лучше любая смерть, чем ваши рожи паскудные видеть… Но я не умру. Я вернусь.

Это была прямая угроза, и Элиот Мастерсон понял, что продолжать разговор не имеет смысла. Также как и пытаться объяснить, что с началом войны нет «полной однозначности».

Даже сам создатель боевой платформы «Дамокла» не имел всех данных о планировании операции «Black Thunder»… вторым названием которой было “BearSpear”. Не знал со стопроцентной точностью: насколько первый удар был превентивным и насколько – опережающим, почему всё пошло не так, и какие планы изначально строили обе стороны.

Но он знал — даже если бы у него были факты, он ничего не смог бы доказать этому человеку. Человеку, который разрабатывал для него лазеры – не боевые, а широкого назначения. Который здорово помог, в том числе, создать тот же «Дамокл».

Поэтому Элиот промолчал.

Убить Петра… это ничего не дало бы. Это не было бы победой. К тому же вот так застрелить безоружного связанного человека он не сумел бы. Бреммер со своим опытом, несомненно, смог бы. В два счета. Но что-то удержало Элиота от отдачи помощнику такого приказа.

– Выпустите его, – приказал он Альберту. – Через запасной выход «D». Дайте ему с собой противогаз. Еды и лекарств не давайте. Если выживет, найдет сам наверху. Оттуда он ничем не сможет нам навредить.

«Потому что получит смертельную дозу за четыре часа, если останется на месте и не покинет город».

Глядя на замолчавшего человека с болезненным иконописным лицом (как у героев Достоевского, которые тоже были не дураки хвататься за острые предметы!), Элиот вспомнил распечатку и перевод записи из блога пятилетней давности, которую ему любезно предоставила служба внутренней безопасности.