Страница 13 из 36
— Он даже…
— Делал тебя наперсником своим, не так ли?
— Иногда-с.
— Ну?
— Тогда-то я и узнал многое о доне Хозе, об его кузине сеньорите де Салландрера и…
— И о ком еще?
— И об вашем сиятельстве.
— Обо мне? — проговорил герцог, вздрогнув.
— Дон Хозе не очень любил сеньориту Концепчьону.
— А ты думаешь?
— Но ему хотелось жениться на ней из-за приданого и титулов.
— Понимаю.
— Но зато и сеньорита Концепчьона крепко ненавидела его.
При этих словах герцог де Шато-Мальи встрепенулся от радости.
— Отчего? — спросил он.
Цампа счел долгом проявить замешательство.
— Во-первых, — сказал он после минуты нерешимости, — она любила брата дона Хозе.
— Дона Педро?
— Да-с…
— А потом?
— Разлюбив дона Педро, она полюбила, может статься, другого.
Слова эти произвели в герцоге странное, неведомое волнение.
— Кто же этот… другой? — спросил он.
— Не знаю, но… может быть…
— Договаривай же! — сказал герцог нетерпеливо.
— Я не могу произнести имени, но могу рассказать вашему сиятельству некоторые обстоятельства…
— Рассказывай.
Герцог весь обратился в слух.
— Однажды вечером, полгода назад, — начал Цампа, — дон Хозе послал меня с письмом к герцогу де Салландрера. Его сиятельство сидел один с сеньоритой Концепчьоной в своем кабинете, дверь в прихожую была полуоткрыта, и я мог слышать следующий разговор.
— Милое дитя мое, — говорил герцог, — красота твоя ставит меня в чрезвычайное затруднение. Сейчас у меня была графиня Артова с предложением тебе от герцога де Шато-Мальи.
Эти слова задели мое любопытство, я посмотрел через дверь и увидел, что сеньорита очень покраснела. Она ничего не ответила, а герцог продолжал:
— Шато-Мальи обладают громким именем, большим состоянием, и мне было очень прискорбно отказать, но ты знаешь, что я не мог поступить иначе.
— Что же ответила сеньорита де Салландрера? — спросил тревожно герцог де Шато-Мальи.
— Ничего-с, только вздохнула и побледнела, как мертвец.
Герцог содрогнулся и посмотрел на Цампу.
— Берегись, — сказал он, — если ты лжешь…
— Никак нет-с. Месяц назад, когда я просил у сеньориты Концепчьоны рекомендательного письма к вашему сиятельству…
— А! Ты сам просил его?
Тонкая улыбка мелькнула на губах португальца.
— Я знал, что сеньорита не откажет мне, — сказал он, — и что ваше сиятельство уважит ее просьбу.
— Ты рассчитал очень верно. Ну, дальше?
— Когда я произнес ваше имя и сказал, что желаю поступить к вашему сиятельству в услужение, сеньорита очень покраснела, но не сказала ни слова и дала мне письмо.
— Ну, и что же?
— Я заключил из этого, что ваше сиятельство и есть этот самый…
— Замолчи! — отрывисто проговорил де Шато-Мальи.
— Позвольте мне сказать еще одно словечко.
— Что такое?
— Дон Хозе умер.
— Знаю.
— Сеньорита Концепчьона все еще не замужем.
— И это знаю.
— Она воротилась.
Герцог подпрыгнул на постели.
— Воротилась! — вскрикнул он. — Она воротилась?! Она воротилась?
— Вчера утром.
— И с герцогом?
— С герцогом и с герцогиней.
При этом известии мысли герцога как-то перепутались. Он поспешно вскочил и начал одеваться, как будто собирался ехать сейчас же.
Но это лихорадочное нетерпение было непродолжительно, холодный рассудок одержал верх, и герцог де Шато-Мальи ограничился тем, что спокойно спросил Цампу:
— Каким образом узнал ты, что герцог де Салландрера воротился?
— Мне сказал вчера вечером его камердинер.
— А?..
— И я думал, что ваше сиятельство будете не прочь узнать эту новость.
— Хорошо, ступай! — отрывисто проговорил герцог. Цампа вышел безмолвно, а герцог де Шато-Мальи сел к бюро, облокотясь головою на руки, и задумался.
— Боже мой! — проговорил он наконец после минуты молчания. — Если Цампа сказал правду! Если… она… любит меня… Боже мой.
Герцог взялся за перо и дрожащею рукою написал следующее письмо герцогу де Салландрера:
«Герцог, теперь, вероятно, вы уже знаете через графиню Артову, как важно и необходимо для меня переговорить с вами. Узы близкого родства, связывающие нас, служат мне гарантией вашей благосклонности, и вы совершенно осчастливите меня, если позволите приехать к вам.
С истинным к вам почтением имею честь быть
Запечатав письмо, герцог позвонил.
— Цампа, — сказал он вошедшему слуге, — отнеси это письмо в отель де Салландрера и подожди там ответа.
— Слушаю-с, ваше сиятельство.
Цампа взял письмо и направился к двери.
— Возьми мой кабриолет или верховую лошадь, чтобы ехать скорее.
Цампа поклонился и вышел.
По утрам герцог постоянно ездил верхом, и во дворе его всегда стояла готовая оседланная лошадь.
— По приказанию барина, — сказал Цампа, взяв лошадь из рук конюха и проворно вскакивая в седло.
И Цампа помчался в Сюренскую улицу, где жил Рокамболь в своем рыжем парике. Цампа подал ему письмо, которое Рокамболь распечатал с своею обычной ловкостью и прочитал. Затем Цампа рассказал ему свой недавний разговор с барином.
— Что прикажете делать? — спросил он.
— Исполнять в точности мои вчерашние приказания.
— Это письмо ничего в них не изменяет?
— Решительно ничего. Только… Рокамболь как будто обдумывал что-то.
— Тебе известно, — спросил он, — куда герцог положил рукопись своего родственника?
— Он спрятал ее в шкатулку сандалового дерева, где лежат также различные бумаги, акции, банковые билеты.
— Где стоит эта шкатулка?
— На письменном столе, в кабинете.
— Хорошо. Рокамболь задумался.
— Шкатулка всегда стоит там? — спросил он.
— Нет. Герцог прячет иногда ее в бюро. Но сегодня она на письменном столе, и герцог слишком взволнован, чтобы заниматься ею.
— Есть у тебя второй ключ к этой шкатулке?
— Еще бы!
— Отлично!
— Что прикажете делать?
— Во-первых, отнести это письмо и пасть к стопам сеньориты Концепчьоны, ты знаешь, зачем.
— Хорошо. А потом?
— Потом принеси мне ответ герцога де Салландрера к Шато-Мальи. Ступай.
Цампа ушел от Рокамболя и помчался, как стрела, в отель де Салландрера. Ему сказали, что герцог еще не просыпался, и он попросил лакея доложить сеньорите Концепчьоне, что он желает ее видеть.
Концепчьона плохо спала ночь и встала с рассветом.
Она очень удивилась, что Цампа желает ее видеть, и велела горничной привести его к себе.
Концепчьона чувствовала какое-то отвращение к Цампе; она знала, что он наперсник дона Хозе, и при жизни последнего не могла видеть его равнодушно. Но теперь любопытство победило в ней отвращение, и она приняла его.
Цампа вошел, по обыкновению, смиренно и униженно, отвесил низкий поклон сеньорите де Салландрера и взглянул на горничную. Концепчьона поняла, что он желает остаться с нею наедине, и выслала горничную.
— Сеньорита, — начал тогда Цампа, — к вам пришел молить о милосердии и прощении великий грешник, терзаемый упреками совести.
И Цампа преклонил колена.
— Какое же преступление сделали вы, Цампа? — спросила изумленная Концепчьона.
— Я изменил вам.
— Изменили… мне?
— Да, — ответил он униженно.
— Это каким образом? — спросила она надменно. — Разве вы были когда-нибудь у меня в услужении?
— Я служил у дона Хозе.
— Ну, так что же?
— И дон Хозе сделал меня вашим шпионом.
— А! — проговорила она презрительно.
— Я был предан моему господину, я готов был умереть за него, все приказания его исполнялись слепо.
— И вы… подсматривали за мной?
— Позвольте мне объяснить вам, каким образом я это делал.
— Говорите.
— Дон Хозе знал, что вы его не любите и повиновались только воле вашего родителя. Он знал или, лучше сказать, догадывался, что вы любите другого.