Страница 34 из 48
У инспектора оставалась невыбритой только верхняя губа. Август Янович решил идти в лобовую атаку.
— А был там еще кто-нибудь с Алексеем Палычем?
— С Алексеем Палычем? Не помню. Вроде бы никого не было.
— Так уж и никого? — спросил Август Янович, решив уже, что ничего полезного для дела этот клиент не сообщит. — Совсем, значит, никого?
— Никого. Ну, был еще мальчишка один.
— Ага, — сказал Август Янович, оживляясь. — Вот о мальчишках-то и речь. В смысле пожаров они самые опасные люди. Все время что-нибудь взрывают, поджигают; почти у каждого спички в кармане. А некоторые, представьте себе, даже курят…
— Этот не должен. Вроде бы парень серьезный.
— Интересно, — скептически, иронически, а также с сомнением, недоверием и горечью произнес парикмахер, — где же это в наше время в нашем Кулеминске можно встретить серьезного молодого человека? Кто же этот уникальный юноша?
— Куликов. Сын директора фабрики игрушек. Доберусь я до этого директора! Древесные отходы, понимаете, сваливают рядом с котельной. Представляете? Захожу я как-то на фабрику…
Инспектор был уже выбрит, как жених перед свадьбой. Но Август Янович точным ударом кисточки залепил ему рот и принялся намыливать щеки в третий раз. Этим приемом он добился того, что инспектор на время умолк. В другое время Август Янович его бы выслушал, как выслушивал всех. Ведь не случайно парикмахер знал почти все обо всех в Кулеминске. Но сейчас нельзя было позволить инспектору растекаться и уходить от главного.
Август Янович прошелся бритвой по гладкой щеке инспектора, вытер ему губы салфеткой и только тогда продолжил разговор:
— А кроме Куликова там никого больше не было?
— На фабрике? В том-то и дело, что самого Куликова я не застал…
— Не на фабрике, а в подвале, — сухо сказал Август Янович.
— Дался вам этот подвал, — с досадой сказал инспектор. — Что у вас за интерес в этом подвале? Золото вы там закопали?
— Золото у меня в другом месте, — сказал Август Янович. — Дети — вот наше золото. Я интересуюсь: не было ли там еще детей?
— Насчет детей я вам скажу… — начал было инспектор.
Холодный душ из пульверизатора заставил инспектора умолкнуть. Обычно Август Янович всем давал договорить до конца. Но сейчас он понял окончательно, что из инспектора больше ничего не выжмешь: просто жать, видно, было нечего. А за дверью ждали другие клиенты.
Уже расплатившись, инспектор вдруг сообщил:
— А вообще-то там был еще один паренек. Брат этого Куликова.
— Каждый человек имеет право иметь своего брата, — пробормотал Август Янович, уже настраиваясь на допрос следующего клиента.
— Только он ему не брат, — сказал инспектор. — Брата я тоже знаю: он все время у пожарной части околачивается. До свиданья, Август Янович.
— Стоп! — сказал парикмахер. — А этот брат-небрат, как он выглядел?
— Обыкновенно. Он мальчишка как мальчишка.
— Ох уж эти мне мальчишки, — сказал Август Янович. — Все они на первый взгляд выглядят обыкновенно. Сегодня мальчишка — завтра бриться придет. Следующий!
Информация инспектора, добытая ценой таких усилий, оказалась важнейшей из всех, полученных ранее. Джинсовый костюм, «видение» Ефросиньи Дмитриевны, кеды, деньги, внесенные на счет спортлагеря — детского! — это все были весьма симпатичные, но косвенные улики. Теперь появился живой персонаж: «небрат», которого почему-то выдавали за брата; теперь уже стало совершенно ясно, что Алексей Палыч и Борис Куликов кого-то скрывают. Предварительное следствие можно было считать законченным. Но до конца смены времени оставалось еще порядочно. Август Янович, верный своему методу, допросил еще несколько клиентов, ничего нового не узнал и решил уже на этом закончить. Но в конце смены за стеклянной дверью появилась стройная фигура начальника спортивного лагеря.
Начальник лагеря был человеком еще молодым и вполне современным. Он не испытывал какого-то особого почтения к Августу Яновичу. Ему было все равно, сорок лет работал парикмахер в Кулеминске или сорок дней, лишь бы брил хорошо. Поэтому допрос по системе, разработанной. Августом Яновичем, сразу же пошел как-то не так.
— Тяжелая у вас служба, — сочувственно заметил Август Янович, намыливая клиента. — Тяжелая и неблагодарная.
Замечание это обычно било без промаха: почти каждый клиент считал, что служба его тяжелей, чем у других, и что его мало ценят. Но на этот раз получилась осечка.
— Почему тяжелая? Вполне нормальная служба.
— Но… — сказал Август Янович. — Работа с детьми…
— Мне нравится работать с детьми.
Клиент замолчал. Молчал и парикмахер, собираясь с мыслями. Система не сработала, а другой системы Август Янович не знал. Он привык, что клиенты быстро настраиваются на волну задушевного разговора. Сидящий в кресле и закутанный в простыню клиент обычно чувствует некоторую беспомощность, им легко управлять.
Этот клиент был из строптивых.
— Не беспокоит? — спросил Август Янович, пытаясь связать разорванную нить разговора.
— Нет.
Разговора не получалось. Но разговор был нужен. Этот клиент просто обязан был что-то знать.
— Много у вас народу этим летом? — спросил Август Янович.
— Сто тридцать семь человек.
— Жуть подумать! — вздохнул Август Янович. — Накормить такую ораву — тихий ужас.
— Для этого есть специальные люди, — пожал плечами клиент.
— Не дергайтесь, будьте любезны, — строго сказал Август Янович. — У меня в руках бритва, а не нож из вашей столовой.
— Но вы все время со мной разговариваете. Не разговаривайте, и я буду молчать.
Август Янович понял, что если он сейчас прекратит разговор, то начинать снова будет еще труднее.
— Можете не обращать на меня внимания, — сказал он. — Я привык разговаривать за работой. Между прочим, это не сделает вашу прическу хуже. Попробуйте простоять у кресла молча весь день. Я стригу не овец и брею не баранов. Это все, между прочим, люди. Между прочим, в древние времена парикмахеры были одни из самых уважаемых людей. Волосы, между прочим, растут не только у пастухов, но и у королей. Будем считать, что вы король.
— Я-то как раз скорее пастух, — улыбнулся начальник лагеря.
Улыбка клиента слегка ободрила Августа Яновича.
— Да, — сказал он, — у вас большое стадо. Вот мы и вернулись к тому, с чего начали. Работа у вас сложная, как…
— Как у любого другого.
— Нет, извините, не как у любого, — возразил Август Янович, увидевший вдруг, что над пропастью замаячил узенький шаткий мостик, ведущий к Алексею Палычу. — Если уж говорить про любого, то будем говорить про любого учителя. Современные учителя — это каторжники. Их приговорили всю жизнь делать добро. А что они получают взамен от учеников? Извините меня — грубость и глупые прозвища.
— Чепуха, — равнодушно заметил клиент.
— То есть как чепуха?! — возмутился Август Янович, не привыкший к таким оценкам своих выступлений перед клиентами.
— Так, чепуха. Хороший учитель не только что-то дает ученикам, но и получает от них.
— Интересно, что же можно получить от них в наше время? — спросил Август Янович.
— Молодость, — кратко ответил клиент.
— Это в каком же смысле?
— Они все время растут. Меняются. Заставляют думать.
— Молодость… Я знаю людей, которые по двадцать лет работают в школе. За это время никто их них не помолодел. Это, извините, заметно не только по волосу. — Глядя на клиента в зеркало, Август Янович грозно шевельнул усами, что того совершенно не смутило.
— Может быть, мы займемся делом? — спросил клиент.
Как и все старые люди, Август Янович был обидчив. Кроме того, он привык, что с ним разговаривали всегда уважительно. От него, не от кого другого, зависела красота человеческая — внешняя, самая заметная красота. Поэтому отметим, что мужество в разговоре с непочтительным клиентом пришлось проявить немалое. Впрочем, Августу Яновичу было с кого брать пример: тени великих комиссаров полиции и частных сыщиков затаились в углах парикмахерской.