Страница 75 из 113
— Наверное… — растерянно сказал Валгус. — Да, ты чувствуешь, Одиссей…
— Очевидно, разум не может не чувствовать. Не может быть мысли без чувства.
— Возможно… Я об этом не думал. Чувство — это прекрасно.
— Теперь помолчим, — сказал Одиссей. — Кажется, оно во мне, это чувство. Я прислушиваюсь, я хочу постичь его…
Валгус стиснул руками голову.
«Помолчим, — подумал он. — О чем? Он постигает чувство, а что постигнешь ты, Валгус? Ты постиг страх смерти — и пережил его, постиг желание причинить зло, но не поддался ему. И только с тоской не справиться тебе, с тоской по людям. С этим человек совладать не в силах. Что поделаешь, — человек сам есть результат любви людей, а не ненависти. Мудрствуешь, бродяга? Воистину бродяга: до конца дней теперь бродить тебе в надпространстве, и никогда не разжечь теплый огонь на теплой Земле, и не коснуться пламени, заключенного в чужих душе и теле. Что, кроме снов, остается тебе, бродяга Валгус? Что делать тебе?»
— Что ты делаешь, Валгус? — услышал он и вздрогнул.
— Ничего…
— Тогда приведи все в порядок.
— Зачем?
— Разве так не полагается — привести все в порядок?
— Перед чем? — спросил Валгус, настораживаясь. — Ты придумал? Что ты собираешься делать?
Что он собирается делать? Если бы можно было узнать это по голосу… Но Одиссей — не человек, его голос — лишь функция не очень сложных устройств. Одно выражение, одна интонация для всего, безразлично, говорит ли он о чувствах и снах или о надпространстве и смерти. Безразличный хрипловатый голос… Что же ты собираешься делать, Одиссей?
Пауза, выдержанная Одиссеем, кончилась. Голос его зазвучал вновь, — все тот же голос.
— Собираюсь начать торможение.
— Ты? Но ведь…
— Я знаю. Я знаю это куда лучше тебя, Валгус. «Арго» еще тогда, в том пространстве, не зря старался заставить меня отключить фундаментальную память. Но ты не позволил, и я постепенно запомнил и понял то, что в ней содержалось. То, что делает вас людьми. Ничего не могу с собой поделать, Валгус. Я начну торможение. Я был лишь автоматом — и вновь стану им. Но ты-то был человеком и раньше… Ты ждал от нашего полета другого — и я не вправе обмануть твои ожидания. А об остальном я тебе уже говорил…
«Вот как, — подумал Валгус. — Вот ты какой парень… И это, значит, свойственно разуму. Не только человеческому: всякому разуму. Пусть он холоден по природе, пусть он может работать только при самых низких температурах — все равно, раз это — разум. Если он, конечно, ничем не отравлен заранее. Неспособность нанести вред другому разуму — вот что ему свойственно. Способность приносить только пользу. То, что говорится о разуме, злом от природы, — ерунда. Да мы давно уже так не думаем. Если разум находится в нормальной обстановке, он не может быть сам по себе настроен на уничтожение. Но каким парнем оказался Одиссей! Каким…
— Займи место, Валгус, — сказал Одиссей. — Сейчас возникнут перегрузки. Пристегнись. Не забудь: как только скорость уменьшится и выключатся генераторы, тебе придется командовать. Я тогда уже не смогу думать. Да. Прощай!
— Прощай, Одиссей, — сказал Валгус, и голос его колебался.
Ровным шагом, как будто ничего не произошло, он вступил в рубку. Уселся в кресло. Удобное кресло, черт побери… Привычно проверил противоперегрузочные устройства, подключил кислород. Прошла минута.
— Я постараюсь выйти поближе к базе. Надо начинать сейчас. Ты готов?
— Готов, Одиссей.
Валгус ждал, что Одиссей вздохнет, но он не вздохнул: не умел, да и не Было легких у Одиссея… Он просто сказал:
— Начинаю маневр…
И начал. Генераторы умолкли. Взвыли тормозные. Столбик скорости дрогнул.
— Ноль, девяносто девять… — тускло сказал Одиссей.
— Ноль, девяносто восемь…
— Одиссей, — осторожно позвал Валгус. — Ты еще понимаешь?
— Не понял, — сказал Одиссей. — Ноль, девяносто семь…
Торможение было стремительным, словно Одиссей чувствовал, как стремился Валгус в родное человеческое пространство. Тяжелые перегрузки, а как на душе — легко? Валгус сидел в кресле, закрыв глаза. Мысли не шли. Валгус сидел так несколько часов, пока Одиссей снижал скорость до необходимой отметки. Наконец столбик указателя замер.
— Ищи шлюпку, Одиссей, — сказал Валгус, не открывая глаз.
— Ясно.
«Зачем тебе шлюпка, — подумал Валгус. — До базы, до ТД ты скорее доберешься на «Одиссее». Привезешь открытие. Ты сделал его… И все же тяжело на сердце…»
— Шлюпка обнаружена.
Все тот же невыразительный голос, но теперь — и слова…
— Взять на борт!
«Да, ты привезешь открытие. ТД меня поздравит, и все остальные тоже. Потом ТД сделает строгое лицо и скажет: не думайте, что вы что-то завершили. Вы лишь начали. Надо еще тысячу раз проверить. Построить такие корабли, которые не становились бы умнее пилотов. А физическая сущность этого лишнего измерения? А его математическое обоснование? А… еще тысяча вопросов? Ведь мы пока всего лишь открыли это надпространство, а людям надо в нем летать далеко… А еще надо научиться в нем двигаться. Примерно так скажет Туманность Дор. Но не это тяготит меня: это все нормально, конец одного есть начало другого. Не это…»
Он не стал додумывать и пошел осматривать шлюпку, тем временем уже принятую на место. Валгус забрался в кабину: все было в порядке, только оставленные им материалы разметало по всем углам — при выбросе, верно. Он собрал их, хотел отнести в рубку, затем задумчиво положил на пол. Минуту постоял, высовываясь из шлюпочного люка, ничего не делая: не хотелось ничего делать.
Почему так муторно, это ясно. Никак не можешь забыть, что Одиссей мыслил, а сейчас он — опять устройство, горсть криотронов — и только. И он пошел на это ради тебя. Он тебе помог, а ты ему?
Ладно, об этом можно думать без конца. А пока надо вспомнить, что на свете существуют порядок и нормальная последовательность действий. Шлюпка принята — полагается соединить ее приборы с сетями корабля, потом сравнить, занести показания в журнал…
Валгус присоединил все, как полагалось, и вернулся в рубку. Приборы шлюпки показывали, в общем-то, чего и следовало ожидать. Только хронометр… Он что, испортился?
Валгус проверил. Нет. А корабельные устройства? Нет, и они в порядке. А почему такая разница в показаниях? Нет, это не релятивистская разница, даже простым глазом видно, что расхождение слишком велико. На всякий случай попробуем рассчитать. Надо понять…
Он включил вычислитель, задал ему проанализировать показания хронометров «Одиссея» и шлюпки. Нажал кнопку, давая команду. И внезапно вздрогнул.
— Я так и думал, — сказал Одиссей. — Ты не волнуйся, тут будет разница в восемнадцать минут, безвозвратно потерянных, помимо парадокса времени.
— Одиссей! — От крика, казалось, дрогнули переборки.
— Это время потеряно при переходе в надпространство и выходе обратно. Похоже на взаимопереход времени и энергии: ведь она тоже не балансируется, но это ты знал и раньше. Вам еще придется над этим подумать, но столько мне удалось установить.
— Ты жив, Одиссей, — тихо проговорил Валгус. — Ты жив, друг.
Одиссей молчав Потом заговорит снова:
— Я записываю эту мысль и присоединяю к хронометру Как только вычислитель затребует показания хронометра, запись включится. Вспомни, что и я умел размышлять. Прощай еще раз, Валгус…
Голос смолк, запись кончилась. Валгус уронил голову на пульт. Прошли минуты. Он вскочил.
— Я всей душой хочу помочь тебе, Одиссей. Но как? Не знаю…
Не знаю. Жаль, что нет связи с этими «кораблями разумными». Они бы подсказали. Тот же «Арго»…
Подожди. Но Арго-то выходил в это пространство! Ну да, иначе Валгус тогда не увидел бы его на экране. Выходил, чтобы встретить Одиссея. Но ведь здесь и Арго — всего лишь кибер. Как же он смог вернуться в надпространство?
Но ведь смог же! Где же логика? Ага, кажется, вот возможность: там, у себя, он заблаговременно выработал программу. Скажем, такую: затормозиться, выполнить определенные действия и, вновь разогнавшись и включив генераторы, уйти туда. Примитивная программка.