Страница 76 из 91
— Ты думаешь, что сможешь просто так ускользнуть? Особенно после того, как ты поджарил Феонора? — от этих слов на моих губах снова расцветает садистская улыбка, просто от воспоминания того чувства эйфории.
Замечая это, охотник подходит ближе и с размаху бьёт меня ногой в бок. Тело пронзает тупая боль, из горла вырывается тихий хрип, всё остальное я сдерживаю, пытаясь сберечь силы. Магическая сеть куда сильнее, чем я мог себе представить.
— Хватит улыбаться, урод! Скоро ты будешь страдать так же, как он, если не сильнее. Потому что я собираюсь держать тебя в клетке и брать твою кровь каждый грёбаный день, пока ты не умрёшь. А ведь до этого ещё далеко, не так ли? Пятьсот лет ещё не прошло, а? Сколько тебе лет, Арэн?
Я не отвечаю сразу. Мы замираем, словно играем в гляделки. Он нервничает, его ярость только разжигает моё внутреннее сопротивление.
— Куда больше, чем тебе, сопляк. Это не имеет значения, — наконец отвечаю я спокойно, с кривой ухмылкой на губах.
Он смеётся, но в его смехе больше отчаяния, чем радости.
— Ты не понимаешь, — говорит он, снова приближаясь ко мне. — Мне нужно знать сколько, чтобы рассчитать, как долго я смогу качать из тебя кровь. Так что ты нужен мне.
— О, я так польщён, — мой голос сочится издёвкой, и я получаю новый удар в бок, что вызывает стон боли и хриплый смех. — Никогда не думал, что буду так популярен у мужчин.
Алхимик не отвечает, видимо не в силах придумать более смешную остроту, чем моя. Он отходит куда-то в сторону, за деревья, увидеть не удаётся. Этот момент даёт мне возможность медленно потянуться к кинжалу за поясом и спрятать его в рукаве. Демиан глуп и не такой расторопный, как был Феонор, так что резкий выпад мог бы сыграть мне на руку. Единственный изъян в этом плане — сеть не даст мне двигаться быстро.
Мужчина возвращается через пару минут, прижимая к груди свёрток, по-видимому, останки верного друга, который пал от руки монстра. Почему расстроенный, уничтоженный морально Демиан вызывает у меня смех? Может быть, я всегда упивался чужими страданиями и наконец могу не скрывать этого?
— Заткнись, урод! — рыжий кричит на меня, вызывая новый прилив искреннего хохота. Моя грудь тяжело вздымается, и я держусь за живот, чувствуя, как кончик кинжала впивается мне в запястье. — Я сказал, заткнись!
— А что ты сделаешь? Убьёшь меня? У-у-у, не верю!
Демиан откладывает свёрток в снег и подходит ближе. Подошва его сапога опускается мне на шею, надавливая на кадык, лишая воздуха. Я едва ли могу сделать вдох, который сопровождается тихим хрипом.
— Почему бы и нет, птичка? Ты ведь сгоришь, и после будешь как новенький. Я могу убивать тебя столько раз, сколько моей душе угодно. — при этих словах, у него чуть ли слюна не капает от удовольствия. — Твоя кровь ведь тоже обновляется каждый раз, верно?
Я чувствую, как внутри меня снова зарождается отвратительное, низменное желание. Желание убивать. Его жадность, его ненависть делают его уродливее, омерзительнее в моих глазах. Казалось бы, куда ещё больше? Но он отчаянно старается сделать хуже.
Его нога давит на моё горло всё сильнее.
— Ты беспомощный, Арэн. Прими свою судьбу, так же как принял твой папаша.
В груди заболело, словно в меня воткнули раскалённый клинок и прокрутили несколько раз. Втянув в лёгкие побольше воздуха, я всё-таки умудряюсь прохрипеть:
— Мой отец принял смерть, унеся с собой половину твоего рода.
Демиан кривится, вспоминая старую, как сама тьма, историю. Мой отец действительно принял свою судьбу, только не так, как предполагали остальные. Он самолично погубил себя, но перед этим сжёг всех, кто многие годы держал его взаперти. Злая шутка природы — фениксы не могут умереть от чужих рук, если желание жить слишком сильное, но зато умереть от собственной руки в момент отчаяния — проще простого.
Может быть, мне стоило бы и послушать Демиана, принять своё предназначение, закончить всё здесь и сейчас. Я дёргаю рукой, чувствуя, как острие кинжала прокалывает моё запястье, совсем немного, но ощутимо.
— Ложь! — вскрикивает алхимик и наконец убирает ногу с моей шеи. — Они погибли из-за взрыва в лаборатории, а твой дрянной папаша… испугался того, что с него и дальше будут качать кровь для эликсира.
Он не испугался. Он просто, прямо как и я, не хотел стать главным ингредиентом бессмертия. Я хочу так думать, хочу, потому что только этим я могу оправдать его смерть.
Мне было пятнадцать — для мага это то же самое, что и пять. В то время я не понимал, почему наш дом был разрушен, почему нам с мамой нужно было сидеть в подвале, пока сверху бушевало пламя. Я не понимал, почему мама так много плачет и молчит, не находя в себе сил утешить меня. Её слёзы казались бесконечными, и каждый раз, когда я видел её такой, моё сердце разрывалось. Я был слишком мал, чтобы понять, что наш мир рухнул, но достаточно взрослым, чтобы чувствовать, что всё изменилось навсегда.
Отец просто исчез, оставив за собой пустоту, которую никто не мог заполнить. В ту ночь, когда наш дом сгорел, я слышал его крики, но так и не смог понять, что произошло.
Мне было всего пятнадцать, и мир вокруг меня казался огромным и страшным. Мы больше не могли жить, как раньше. Повзрослеть и принять на себя ответственность пришлось слишком быстро, слишком рано. Я должен был стать мужчиной, стать защитником, и выбора отказаться не было. С каждым днём я становился сильнее, учился защищать нас, изучал магию и искусство боя.
У меня ушло около пятидесяти лет, чтобы выйти на след. Путешествия из одного мира в другой, бесконечные расспросы и борьба за каждую крупицу информации. Я убивал всех, кто мог быть причастен, жестоко, хладнокровно, тихо радуясь чужой боли. Поиск стал смыслом моей жизни. Но когда я нашёл его, правда оказалась жестокой. Отец умер за два года до того, как я нашёл его. С помощью зелий они заставили его думать, что я и мама погибли в тот же день, когда его схватили. Воли к жизни больше не было, и он прервал порочный круг боли и насилия.
Снег неприятно холодит обнажённую шею, и я закрываю глаза на мгновение. Выход есть всегда, и вот он. Убить себя и не дать Демиану добраться до моей крови. Убить последнего феникса, закончить всё здесь и сейчас. Острие кинжала давит на кожу запястья, как будто подталкивая к греху. Это шанс. Я могу освободиться, забрать у него единственную вещь, которую он хочет.
— Ты так и не понял, Демиан. Не уловил суть. Мой отец был готов сражаться до последнего, а ты… — я распахиваю глаза и прищуриваюсь, усмехаясь, чувствуя боль в каждом слове, — ты просто трус, который прячется за ловушками и чужими спинами.
Мне нужна провокация, заставить его отойти, дав мне возможность. Его глаза полыхают гневом, и он делает шаг вперёд, а затем с силой бьёт меня ногой в лицо, так что я отлетаю в сторону. Боль мгновенно разливается по черепу, путая сознание, нос кровоточит, но это даёт мне время. Пока он увлечён своим триумфом, я вытаскиваю тонкое лезвие и направляю его точно в свой бок, разрывая ткань и плоть.
— Заткнись, урод! У тебя больше нет права на собственную волю, — его голос звучит злобно и торжествующе, но я чувствую, что моя провокация работает. Он ещё не осознаёт, что своими действиями он приближает свою потерю.
Кровь хлещет на снег, заливая его багровым. Жизнь медленно вытекает из меня, давая надежду на покой. Сцепив зубы, я вытаскиваю клинок и следующим ударом загоняю его ещё глубже, по самую рукоять. Боль ослепляет, не даёт сделать вдох, но так нужно.
— Меня забавляет, что ты так в этом уверен. Смотри, — хриплю я, — вот твоё бессмертие утекает в землю.