Страница 10 из 77
«Дорогие друзья и дети, я должна сказать вам, что я была продана и предана, и скоро погибну. Я прошу вас молиться за меня; скоро я больше не буду иметь никакой возможности служить королю и королевству».
23 мая, вечером, во время вылазки Жанна попала в плен.
Вот как это произошло: Компьен расположен на правом берегу Уазы, в начале моста находилось укрепление. На другой стороне расположились противники. По дороге прямо, в Мариньи, и выше Компьена, в Кларуа, бургундцы, ниже Компьена, в Венетт, англичане.
Понимая, что с течением времени положение города будет только ухудшатся, капитаны и Жанна решили взять инициативу в свои руки — внезапно атаковать Мариньи, потом Кларуа. Чтобы англичане не ударили с тыла в «бульваре» разместили стрелков. На случай отступления были подготовлены лодки.
В пятом часу французы начали вылазку. Вначале все шло хорошо — гарнизон в Мариньи был смят; однако бургундцы быстро опомнились и сами перешли в контратаку. Закипел бой; но через некоторое время, из-за опасения, что англичане ударят с тыла, отряд начал отступать, несмотря на крики и призывы Девы. Наконец отступление стало превращаться в бегство, подоспели и англичане. Жанна храбро прикрывала отступление, стремясь дать возможность солдатам отступить без потерь, — следует признать, что в этом случае она действовала как опытный капитан. Несмотря на панику, большинство французов успело отступить или воспользоваться лодками, однако сама Дева, окруженная врагом, к воротам не успела, и какой-то вассал де Люксембурга стащил ее с коня. По словам хрониста, ее схватили с «большей радостью, чем если бы взяли пятьсот солдат».
Многие исследователи открыто обвинили Гильома де Флави в трусости, а то и в явном предательстве, однако, на мой взгляд, это не соответствует действительности.
Де Флави — прежде всего отвечал за безопасность порученной ему крепости, и поступил согласно обстоятельствам. И если потерю Девы ему могли простить, то потерю Компьена не простили бы однозначно.
Однако общие потери благодаря самоотверженности Жанны были невелики — гораздо больше был моральный вред. Как сообщает хронист, французы были весьма удручены таким бедствием. Впрочем наибольшее оцепенение охватило низы — во многих городах был объявлен траур, проходили церковные службы и процессии; двор же воспринял известие спокойно, если не равнодушно. Реньо де Шартр лицемерно писал в послании своим прихожанам, что несчастье, случившееся с Девой, произошло исключительно по ее собственной вине, «ибо она не следовала ничьим советам, но всегда поступала по-своему». Жанна была обвинена в гордыне: «Она не сделала того, для чего ее послал господь, но проявила собственную волю».
После пленения Жанну поместили сначала в Нуайон, а позже в Болье, где она находилась до начала августа.
Многие факты свидетельствуют, что герцог не собирался сразу продавать Жанну англичанам — на письмо Парижского университета от 26 мая, с требованием выдачи «означенной женщины, сильно подозреваемой во многих отдающих ересью преступлениях» он не ответил, как и на требования англичан. Переписка между Герцогом Бургундским, герцогом Савойским, посредником, и Карлом Седьмым в мае-августе свидетельствует, что Филипп Добрый прощупывал почву для дальнейших действий по отношению к Жанне, предполагая использовать ее в политической игре. И только когда Карл просто проигнорировал все сообщения о пленении Жанны, герцог начал переговоры о продаже ее англичанам.
Жанна содержалась в Болье в вполне приличных условиях, ее даже посещал д’Олон, оруженосец, однако ее ни на минуту не покидала тревога за будущее. Она попыталась бежать, однако неудачно. Когда во время суда ее спросили, почему она решилась бежать, хотя и была уверена, что избавление от плена придет к ней от самого господа бога, Жанна ответила пословицей: «Помогай себе, а бог поможет тебе» (Aide-toi, Dieu t’aidra).
Вскоре после этого ее перевезли в Боревуар, в Пикардию.
Здесь она находилась до середины ноября.
Переговоры о продаже Жанны англичанам начались в середине июля и продолжались в течение полутора месяцев. Вел их Кошон, он предложил от имени Генриха VI 10000 ливров, которые следовало распределить между «совладельцами» Жанны: Филиппом Добрым, Жаном Люксембургским и офицером, уступившим ему пленницу.
По военным обычаям того времени такой выкуп платился за принца крови, коннетабля (главнокомандующего сухопутными силами Франции), адмирала, маршала или по меньшей мере генерального наместника маршала.
В сентябре штаты Нормандии утвердили чрезвычайный налог, часть которого предназначалась для уплаты выкупа «за Жанну-Деву, отъявленную колдунью и предводительницу войск дофина».
Узнав, что ее продают англичанам, Жанну, как она сама говорила охватила «сильная ярость». Поручив себя богу и святой Катерине, Жанна выбросилась из окна верхнего этажа башни и упала на плиты замощенного двора. Ее подобрали утром — окровавленную и без сознания. Придя в себя, она сказала: «Лучше умереть, чем попасть в руки англичан».
Из протоколов суда: " … Показала, что сделала это не в безнадежном отчаянии, но в надежде спасти свое тело и пойти на помощь многим славным людям, которым эта помощь была необходима… Спрошенная о причине, заставившей ее совершить прыжок с башни Боревуара, отвечала, что слышала, как говорили, будто все жители Компьеня, включая семилетних детей, будут преданы огню и мечу. А она предпочла бы умереть, чем пережить такое истребление славных людей. И это было одной из причин…»
В Боревуаре обаяние Жанны также возымело свое действие — известно, что супруга и тетка Жана Люксембургского искренне привязались к ней, и всячески противились постыдной сделке. Только после смерти тетки, наступившей 13 ноября, ее повезли окружным путем, через Аррас, Аббвиль, Сен-Валери и Дьеп, в Руан. В конце декабря 1430 г. кортеж прибыл в столицу Нормандии.
3 января 1431 г. Генрих VI, король Англии и Франции, особой грамотой передал своему «любимому и верному советнику» епископу Бовескому по его просьбе «женщину, которая называет себя Жанной-Девой», для суда над ней и приказал, «чтобы всякий раз, когда это понадобится названному епископу, люди короля и чиновники, которым поручена ее охрана, будут выдавать ему сию Жанну, чтобы он мог ее допрашивать и судить согласно богу, разуму, божественному праву и святым канонам». Участь Жанны была предрешена, и вскоре начался судебный процесс.
Мы не будем останавливаться на перипетиях процесса. Следует только отметить невероятную выдержку и самообладание девушки — и это несмотря на ужасные условия содержания и постоянные издевательства.
Жанну держали в железной клетке. В конце февраля, когда начались допросы, ее перевели в одиночную камеру, находившуюся под лестницей, которая вела на первый этаж большой башни Буврейского замка. Узкое оконце почти не пропускало свет; в камере стоял деревянный топчан, который позже заменили железной кроватью, намертво прикрепленной к каменным плитам пола. Заключенная была закована в кандалы; их снимали. когда Жанну выводили на очередной публичный допрос. Днем ее опоясывали цепью длиною в пять-шесть шагов, которая крепилась к массивной балке.
Ее сторожили пятеро английских солдат, отъявленных головорезов. На ночь трое из них оставались в камере, двое других бодрствовали с наружной стороны двери.
Стражники изощрялись в бесконечных и разнообразных издевательствах над заключенной — страх всегда порождает жестокость, а как вспоминал позже один из судей: «Я слышал от одного английского рыцаря, что англичане боялись ее больше, чем сотни солдат.