Страница 2 из 2
— А как они поступали с живописью? Ведь в разные времена были свои составы красок, холсты, подрамники и даже гвозди.
Холмс с интересом посмотрел на меня.
— Я вижу, вы неплохо разбираетесь в материалах для живописи… Действительно, каждой эпохе соответствует свой грунт, состав красок, лак и даже гвозди, которыми прибивают холст на подрамник, но это не было секретом и для преступников. У них стояли машины, ткавшие холсты и изготовлявшие краски нужных составов. Эти люди покупали старинную мебель, разбирали и делали из нее подрамники. Они все предусмотрели, но одного не учли, что им придется иметь дело со мной…
Холмс взял со стола пепельницу, выбил трубку, затем повернулся к доктору и спросил:
— Уотсон, вы еще не забыли то нашумевшее дело о «сумасшедшей» электронно-вычислительной машине?
— Вы имеет в виду дело о тридцати миллионах?
— Да. Помните, что привело машину в такое возбужденное состояние?
— Конечно. Кто-то из клерков случайно положил детектив в стопку книг по экономике, которые должна была изучить машина. Прочитав Агату Кристи, ЭВМ…
— Спасибо, доктор Уотсон… Так вот, я вспомнил этот случай и решил дать почитать машине что-нибудь, не имеющее отношения к тому, чем она занимается. Совершенно случайно у меня в кармане оказалась довольно редкая в наше время брошюра о пиротехнических эффектах. Пришлось ею пожертвовать. Не успел я отойти от дома и ста ярдов, как раздался взрыв и из окон вырвалось пламя. Об остальном вы уже знаете из телевизионной передачи.
— Извините, Холмс, но я не могу понять, почему произошел взрыв. Ведь у машины, наверное, не было никаких взрывчатых веществ.
— Конечно, но из того, что у нее было «под рукой», она быстро составила соответствующие смеси и тут же испытала их.
— Подумать только! — после минутного молчания восхищенно воскликнул я. — Лучшие сыщики Скотланд-Ярда бились над этим делом несколько месяцев, а вы, мистер Холмс, справились с ним за три дня!
Холмс выпустил густую струю дыма и улыбнулся. Доктор Уотсон, который на протяжении всего рассказа что-то записывал в небольшую книжечку, наконец, поставил точку и сказал:
— Думаю, это расследование Холмса стоит назвать «необыкновенным», — предложил он.
Мы еще немного поговорили, но было уже поздно, и беседу пришлось отложить до моего следующего приезда в Лондон.
Так закончилась история «необыкновенного расследования», начавшаяся на моих глазах.
Что касается меня, то утром, без всяких происшествий, я сел на самолет Аэрофлота и, уже через несколько часов, выкладывал на стол в своей московской квартире записные книжки.
1982 г.