Опустошители

Дональд Гамильтон

Опустошители

Глава 1

Орудовали, несомненно, кислотой, — а итоги подобной работы никогда не ласкают взора, даже если натыкаешься на них, заранее готовясь обнаружить большую или меньшую пакость. Один из агентов не вышел на связь ни в урочное время, ни позже, и вашего покорного слугу, выполнявшего некое задание совсем поблизости — в жалких пяти сотнях миль, в Блэк-Хиллз, штат Южная Дакота, — всполошили, сорвали с места, велели мчаться во весь дух и выяснить причину столь вопиющей небрежности. Канадскую границу я пересек уже затемно, обнаружил указанный мотель, “Плэйнсмэн”, в указанном городе Регина, в указанной провинции Саскатчеван, и предуказанным образом постучался в указанную дверь, и не получил ответа.

В согласии с наставлениями, я отжал язычок английского замка, введя в дверную щель гибкий пластмассовый прямоугольник, заодно служивший безобидной кредитной карточкой. Проскользнул внутрь. Известное время простоял не шевелясь, выжидая: не сыщется ли охотников пальнуть из темноты или ножом кинуться. Желающих не обнаружилось. Ни дыхания, ни шороха в комнате не отмечалось. Я нашарил выключатель, повернул его и увидел искомого агента лежащим на полу, возле кровати, подле изножья.

Неаппетитное было зрелище. Сам я, подобно большинству профессионалов, не склонен забавляться кислотами, хотя встречал — по обе стороны — особей, полагавших, будто при необходимости даже упрямейших Объектов можно сделать мягче воска, если плеснуть на кожу чуток разъедающего химиката. Упомянутые особи уверяют: ни раскаленные клещи, ни “испанские сапоги, не способны развязывать язык столь основательно и молниеносно... Правда, признаю: в безвыходном переплете кислота может выручить, ибо противник, заживо пожираемый огненной жидкостью, как, правило, не склонен причинять вам дальнейших треволнений.

С другой стороны, флакон кислоты небезопасно таскать в кармане и тяжело использовать, не забрызгав собственные руки... Оружие безмозглых ревнивиц, желающих испортить чужую, недопустимо привлекательную внешность. Однако здесь кислоту применили с достаточной злобой и в изобилии. Светлый ковер был испятнан и обуглен, а лицо человека, с коим надлежало поговорить, попросту исчезло.

По крайней мере, я полагал, что близ кровати покоится именно Грегори. Мы не сводили слитком близкого знакомства, хотя разок-другой и работали вместе. Жалкие останки некогда смазливой физиономии, принадлежавшей элегантному, кудрявому, подтянутому субъекту, позволяли строить предположения — и только. Кудрявый, элегантный Грегори обычно промышлял ролями, которые требовали очаровывать и соблазнять женщин — преимущественно пожилых. Холеные, руки, прижатые к лицу в безнадежной попытке защититься, также оказались разъедены до неузнаваемости.

Он упал поперек вынутого из-под кровати саквояжа. Или Грегори потрудились туда перенести. На полу валялись разбросанные вещи, словно обезумевший человек лихорадочно рылся в чемодане, что-то разыскивая... При схожих случаях, впрочем, сразу пытаются бежать к ванной, смывать с лица и рук испепеляющую мерзость.

От выключателя я отступил настороженно, пригнувшись, держа тридцативосьмикалиберный револьвер наизготовку. Медленно распрямился, однако вовсе не расслабился, и ствола, о коем предусмотрительно забыл сообщить канадской таможне, отнюдь не опустил. Надлежало удостовериться, что номер и впрямь остался необитаемым. Следовало учинить инспекцию ванной. Я переступил через труп и распахнул дверь сообразно действующим наставлениям. Не обнаружилось ни души — только душ и унитаз. Облегченно вздохнув, я убрал револьвер, надежно запер выход в окружающий недружелюбный мир и встал на колени рядом с Грегори. Не молиться, конечно, а осматривать.

Погиб он уже давно: застыл и окоченел. Но и пятьсот миль отмахать — пускай даже расплющивая педаль газа об автомобильный пол — немыслимо во мгновение ока... Применили серную. Сужу по тому, что в воздухе еще витали ядовитые пары. Большинство иных кислот, концентрированных до степени всеуничтожающей, заставили бы меня раскашляться еще на пороге.

В правой руке Грегори сжимал крохотный аптечный пузырек. На ярлычке рецепта значилось: “Майклу Грину”. Под этим прозвищем Грегори совсем недавно работал... Далее стояло: “При бессоннице принять 1 (одну) пилюлю”. Крышечку свинтили, таблетки отсутствовали, за вычетом двух или трех желтых кругляшей, укатившихся и затерявшихся меж раскиданным бельем.

Я нахмурился.

Кислотные ожоги не убивают — если только не пострадали чересчур обширные участки тела. Но даже тогда убивают медленно, часами. А силой скармливать человеку, с которого стекают потоки серной кислоты, целый пузырек нембутала — и неудобно, и небезопасно, и глупо. К тому же барбитураты действуют едва ли быстрее кислот. Грегори прикончили проще. Пулевых отверстий и ножевых ран я не приметил. Использовали нечто предельно ядовитое и, разумеется, не поддающееся последующему обнаружению.

Я поднялся.

Вашингтон просит, при необходимости, заметать елико возможно больше следов. Я рассудил за благо снять с Грегори ампулу цианистого калия, ибо честный американский турист, каковым числился Майкл Грин, едва ли станет носить подобные лекарства приклееными к затылку полоской пластыря. Иных улик не замечалось. Не должно было замечаться. Излишне заносчивый при жизни, чтобы числиться моим приятелем, Грегори, тем не менее, числился настоящим профессионалом и лишнего при себе не держал. Опытный агент... И непонятно, каким образом попался на подлый дамский трюк.

Уже направляясь к замкнутой двери, я приметил белое пятно под соседствовавшим креслом, наклонился, поднял дамскую перчатку. Белая замша. Точнее, прежде белая. Сейчас она пошла бурыми и черными пятнами повсюду, где капли пролитой кислоты опалили дорогую, тонко выделанную кожу.

Я спрятал перчатку в карман, уповая, что на подкладке не появится дырок, и выскользнул в ночную тьму. Безмолвно и, надеясь, незримо для ближних.

Глава 2

Регина — довольно большой город, раскинувшийся на обширных равнинах, в нескольких сотнях миль севернее границы, почти неотличимый от любого из американских степных городов. Но платили здесь, как обнаружилось, канадскими долларами и центами. В том числе и за бензин, продаваемый “имперскими” галлонами, что составляет не четыре кварты, а целых пять. Ежели не подозреваешь о различии, можно запрыгать и порадоваться, изумляясь нежданной экономичности автомобильного двигателя.

Ночь была темной и беззвездной, а сгущавшийся туман окутывал неоновые огни зыбкими ореолами, предвещая дождь, Я двинулся прочь, совершенно спокойно, словно человек, не обремененный заботами и располагающий уймой времени. Малютка фольксваген, приютившийся двумя кварталами дальше, изрядно послужил мне еще в Блэк-Хиллз. Нынче, работая к западу от Миссисипи и к востоку от Калифорнии, даже не рассчитывайте выклянчить у начальства четыре колеса побыстрее. Мы — не крупнейшее из правительственных учреждений, особыми средствами не располагаем и баловать секретных агентов удобными кадиллаками да спортивными “Феррари” попросту не в силах. А жаль.

Я неспешно забрался за руль и включил зажигание, предоставив мотору минутку-другую поработать на холостом ходу. VW надежны и неприхотливы, однако чересчур высоких оборотов терпеть не могут. А я в течение долгих часов давил педаль, как таракана: даже на спусках — пологих и крутых. Но мотор, похоже, не затаил обиды.

Я тронул машину, стараясь не глядеть в зеркальце чересчур уж часто и, разумеется, не оборачиваясь. Коль скоро за мною следовали от мотеля, распугивать соглядатаев не стоило. Требовалось подержать их в пределах досягаемости — покуда не дозвонюсь куда надобно и не определю: пристрелить или поцеловать.

Неподалеку от универсального магазина, возле автомобильной стоянки, сыскался телефон. Торговля уже окончилась, машины разъехались, и я мог вызывать Вашингтон без малейших помех, краешком глаза наблюдая за эволюциями на улице. По улице прокатили три-четыре колымаги. Даже если внутри обретались чересчур любопытные человеческие особи, у них достало скромности либо разума спешить мимо и восвояси.