Страница 9 из 17
– Верю, конечно, – сказал он тихо.
– Пока это не случилось с тем, кого вы знаете?
Капеллан нахмурился:
– Я не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Я перестал дышать, так мне сказал врач. Следовательно, пару минут я был мертв. Они беспокоились, поэтому мне сделали анализы, рентген и все прочее. То, что я видел, я видел, когда был мертв; ведь у мертвецов не бывает галлюцинаций?
– Мы не знаем, Харви, никто этого не знает. Нам остается только полагаться на то, чему учит Священное Писание.
– Почему? Почему нельзя поверить мне?
Капеллан несколько раз затянулся.
– Ты любил свою мать, это верно, и ты тяжело переживал ее смерть. Это произошло всего несколько месяцев назад, конечно, ты и сейчас находишься в тяжелом моральном состоянии. Потребуются годы, чтобы оправиться от этого удара. Но ты парень сильный, и ты справишься. На тебя здорово подействовал несчастный случай, и сказать по правде, я думаю, ты несколько смущен, что поотстал в учебе. – Он поднял глаза и устремил взгляд прямо на Харви.
Харви прикусил губу, чтобы не показать своего разочарования. Ребята считали Боба Аткинсона своим в доску, в отличие от остальных учителей с ним можно было говорить. Харви надеялся, что он поймет его, предложит какое-нибудь объяснение.
– Я видел это ясно, – сказал Харви. – Я парил над землей. И наблюдал, как доктор пытается воскресить меня. Потом я попал в тот туннель, и там была моя мама.
– И где, как ты думаешь, ты был?
Харви заколебался:
– Это что-то вроде границы… на пути в небо…
– Почему ты так думаешь?
Харви покраснел и откинул со лба прядь волос.
– Там было так хорошо. Какой-то миг я действительно был счастлив, невероятно счастлив. Никогда в жизни я не испытывал такого счастья.
– И потом ты испугался?
– Нет, не думаю. Я скорее разозлился оттого, что они не позволили мне… ну… вроде бы как… остаться там. Не разрешили войти. Не дали как следует поговорить с мамой.
Капеллан стал серьезным.
– Ты не встретил там Бога или Иисуса? Или апостола Петра?
Харви покачал головой.
– Ты не думаешь, что это несколько странно? Попасть на небеса и никого из них не увидеть?
Харви почувствовал, как у него внутри что-то оборвалось.
Капеллан улыбнулся доброй улыбкой:
– Харви, я не думаю, что Господь позволит нам пересекать эту границу. Это не входит в Его планы. Ты помнишь Послание апостола Павла к коринфянам? «Когда я был ребенком, я и говорил как ребенок, я мыслил по-детски и рассуждал по-детски. Но когда я стал взрослым, то все детское оставил позади. Мы сейчас видим все как отражение в тусклом зеркале, потом же увидим лицом к лицу». – Он откинулся назад и зажег новую спичку. – Ты понимаешь, что хотел сказать апостол Павел, Харви?
– Не совсем.
– Он говорит, что нам не дано понять или видеть то, что находится вне нашего мира. Все время, которое нам отведено, мы смотрим в мутное зеркало, потом, когда это время истечет, мы увидим то, что находится за ним, и тогда на нас снизойдет понимание этой жизни. Но не раньше.
– Почему же?
– Потому что на то воля Божья.
– И мы должны смириться с этой Его волей?
Капеллан, казалось, был смущен.
– Конечно должны, Харви. Мы – слуги Его. Ослушавшись Его, мы навлечем на себя погибель.
Харви пожал плечами:
– А вы не думаете, что у нас есть право подвергать сомнениям Его волю?
Последовало молчание.
– Когда ты богохульствуешь, Харви, вот как сейчас, – тихо сказал наконец капеллан, – ты открываешь себя злым, темным силам. Ты лишаешься защиты Божьей.
– Я не богохульствую.
– Богохульствуешь. Подвергать сомнениям Божью волю и разглагольствовать о ней подобным образом – это и есть богохульство; ты слабеешь духом и даешь возможность злу овладеть тобой. – Капеллан улыбнулся. – Давай помолимся вместе за твоих мать и отца.
7
Понедельник, 22 октября
Кэт Хемингуэй сидела на месте пассажира в маленьком «форде» из гаража «Вечерних новостей Суссекса», а Эдди Бикс, штатный фотограф, назначенный на задание вместе с ней, въезжал на холм, ведущий к церкви. Это был здоровенный неуклюжий парень бандитского вида, чуть старше двадцати, в форменных камуфляжных ботинках, джинсах и дутом жилете, с веселым детским лицом, подстриженными под горшок волосами и золотой сережкой в ухе. Каждый раз, когда Кэт выезжала с ним на репортажи, у него было новое увлечение. На этой неделе он сходил с ума по поплавковым камерам.
– В темноте потрясающе! Просто пускаешь ее по течению. Я хочу сказать, такое потрясное чувство – во-о-о!
Она почти не слушала, думая о другом. Стук из могилы. Двадцатитрехлетняя девушка. На год моложе ее.
Кэт вспомнила, как однажды в детстве, играя в прятки, она залезла в старый сундук и, когда попыталась приоткрыть крышку, не смогла ее сдвинуть и вдруг почувствовала, как что-то ползет по ее ноге. Она чуть не сошла с ума, стала кричать и колотить по сундуку что есть мочи, а ее сестра вошла в комнату и, вместо того чтобы освободить ее, начала стучать по крышке и стонать, как привидение, а это что-то все продолжало ползти вверх по ноге; она визжала и пыталась смахнуть его, и оно больно укусило ее с внутренней стороны бедра. Позднее Дара сунула ей это прямо в нос – извивающегося черного жука длиной три дюйма.
– Все дело в темноте, – с энтузиазмом продолжал Эдди Бикс. – Это ни с чем не сравнимое чувство, ты находишься в своей собственной вселенной.
Машина была грязная, в ней пахло освежителем воздуха. Круглый указатель с надписью «Не курить» был запихнут за щиток прямо перед ней. «Дворники» скрипели по ветровому стеклу, размазывая тонкую пленку изморози.
– Нужно попробовать групповую динамику, самоутверждение. Я чувствовал себя недостаточно уверенным. На этой работе с тобой иногда обращаются как с настоящим дерьмом. Но теперь это меня не особенно беспокоит. Я знаю, что делаю нужное дело. – Он поднял руку и показал: – Вот тут. Мой двоюродный брат женился тут пару лет назад.
Церковь находилась от дороги довольно далеко. Она была маленькой и старой. «Колокольня в норманнском стиле», – подумала Кэт, вызывая в памяти свои знания из школьного курса по истории архитектуры. Вытянутые окна размещались в алтарной части и казались совершенно неуместными, цементная штукатурка на стенах кое-где осыпалась. Церковь, как большинство церквей, была ветхой, а кладбище перед ней – запущенным.
Справа стоял современный кирпичный дом викария. Через дорогу располагался ряд каменных коттеджей, а за церковным кладбищем находилось маленькое современное кладбище, и некоторые коттеджи своей тыльной стороной были обращены к церковной стене.
Они остановились позади полицейской машины и темно-зеленого фургона. Других машин не было, как и репортеров. Мужчина в рабочем комбинезоне стоял на лестнице и мыл высокие окна в алтаре.
Внутри у Кэт все сжалось. Обычно в начале любого своего задания ей хотелось поискать что-то такое, чем еще никто не успел воспользоваться, – свидетеля, или жертву, или прохожего, которого не успели расспросить, хотелось взглянуть на все под другим ракурсом. Но сегодняшнее задание было ей неприятно, она надеялась, что тут ничего не произошло и ниточка, которую им дали, окажется ложной. Эдди открыл дверцу, и в машину ворвался порыв холодного ветра. Он взял с заднего сиденья два своих «никона» и длинные фокусные объективы и повесил их себе на шею, потом уставился на небо и произвел в уме какие-то вычисления, бормоча с сомнением: «Два и восемь». Сняв колпачок с объектива одного из фотоаппаратов, он установил световой фильтр и внимательно изучил каменные коттеджи через дорогу.
– Никогда не фотографировал эксгумацию, – сказал он. – Вот пару трупов – да, пришлось фотографировать. Самое лучшее в них то, что они не двигаются.
– О господи! – воскликнула Кэт. Сильный порыв ветра разметал ее волосы.
Она увидела голубой щит и наклеенное на нем объявление с указанием времени служб в церкви, под ним подпись викария: «Преподобный Нейл Комфорт».