Страница 2 из 23
Моралес (недоумку, изображая нерешительность). Ну-ка, Прыщ, ты ведь у нас мастак на такие дела, поди займись им.
Виборита (тотчас подхватывая игру). Давай, давай, Прыщ, ты у нас дошлый зверь.
Кто-то из парней. Иди, Прыщ.
Другой парень. Ура Прыщу!
Другой. Виборита знает, что говорит. Прыщ из нас из всех самый храбрый.
Другой. Смелей, Прыщ! А мы тут в сторонке постоим, чтобы было кому потом твои косточки собрать.
Прыщ (с тревогой). А если он не струхнет?
Моралес. Поди к дяденьке столяру, пусть тебе сабельку вырежет.
Виборита. Да ты только ему свою рожу покажи и сделай «фу-фу» – улепетнет без оглядки.
Другой (подхватывая). А ведь кое-кто называет Прыща Смелой Мухой.
Прыщ (храбрясь). Ладно, парни, я пошел. Только вы, это, далеко-то не отходите, а?
Остальные. Дорогу Прыщу!
Прыщ подходит к чужаку. Останавливается перед ним.
Прыщ. А я тут охрану несу. Покажите-ка пропуск, ну, дозволенье ходить по этой вот дорожке.
Чужак глядит на него с любопытством. Потом натягивает ему шляпу на нос да еще переворачивает ее задом наперед.
Фермин Сориано (строго). Ба! Да ты уже назад повернул! Вот и ступай себе, ступай, откуда пришел. Прыщ (покорно). Еще насмехается!
Прыщ медленно возвращается назад. Фермин Сориано подходит к компании. Парни окружают чужака с улыбочками, словно оценив его остроумие.
Виборита. Извините, шеф. Никак этот невежа повел себя с вами неучтиво?
Сориано (жестко). Хотел, да я подрубил ему хвост.
Виборита (горячо). Так и надо. Позвольте поздравить вас!
Протягивает ему руку. Еще один парень делает то же.
Только поимейте в виду, что паренек этот вины не несет, просто на него столбняк находит, как увидит чужака. (Быстро, наклоняясь к Сориано) Сеньор ведь не из местных?
Сориано (с вызовом). Из Сан-Кристобаля, что в Южном квартале, к вашим услугам.
Виборита (присвистнув). С Юга! (Обращаясь к Моралесу) Говорит – с Юга! (К Сориано) Не в обиду вам будет сказано, но те районы, это да! Там умеют жить, там ценят настоящих людей, там земляки наши благоденствуют.
Моралес собирается уйти. Виборита останавливает его. Моралес смотрит на окно дома, что стоит по другую сторону улицы. Камера показывает окно. Из-за занавески выглядывает девичье лицо. Это Клеменсия, тайком наблюдающая за происходящим. Потом камера возвращается к негру, который сидит на своем стуле, бесстрастно следя за событиями.
Парень, протянувший чужаку руку. Это пример для нас, северян, парень. Ведь тут что творится – стыд один!
Виборита. Точно. Если сказать по-простому, грубо: людишки совсем обнаглели. Вы и спичку зажечь не успеете, как наткнетесь на шайку баклушников – пугают прохожих, да и обидеть могут, чего уж греха таить. (Поворачивается к парню, который протянул руку Сориано) Этого-то сеньора небось не тронут, он ведь из тех, кто умеет заставить себя уважать.
Сориано (презрительно). Да, я знаю, как заставить себя уважать, но вот драться с первым встречным пустоплясом нипочем не стану.
Виборита. Так и надо. Человек должен с понятием себя вести. В особенности это вас, южан, касается, вы ведь в полном подчинении у дона Элисео Рохаса, икнуть без его позволения не смеете.
Сориано. Дон Элисео Рохас – мой крестный.
Сориано пытается выйти из круга. Но круг этот только плотнее сжимается. Прыщ в испуге спешит прочь.
Виборита (заискивающе). Что бы раньше сказать! Если вы, сеньор, имеете такого покровителя, вам бы надлежало получше о своей безопасности печься да сидеть тихонько у себя в логове, а не шляться там, где к вам любой шут гороховый готов прицепиться.
Парень, протянувший руку. Кто б поверил! Такая козявка – и крестник дона Элисео Рохаса.
Виборита. Точно сказано. Парень-то – козявка и есть.
Тот, что до сих пор молчал. Ха! Козявка с Юга. Там все сподряд – козявки и козявочки.
Другой (заглядывая ему в лицо). Козявка! Козявка!
Виборита свистит негру, который, вспыхнув жестокой радостью, услужливо кидает ему нож. Виборита играет ножом в воздухе. Все скопом кидаются на южанина, даже Моралес. Над головой Сориано сверкает клинок. С насыпи чужака сталкивают в канаву.
Голос. Слава северной вольнице!
Прыщ, успевший дойти до следующего угла, видит что-то, отчего путается еще больше. Он сует пальцы в рот и трижды свистит. Слышен цокот копыт. Ватага разбегается врассыпную. (Кто-то перелетает через изгородь, кто-то ныряет в ворота и так далее.) Остаются: Моралес на насыпи, Сориано в канаве.
Появляются двое конных полицейских. Смотрят на негра, который снова застывает в непроницаемой неподвижности и царственном самоуглублении. Моралес закуривает. Один из полицейских приподнимается на стременах, пытаясь сообразить, где искать нарушителей. Второй спешивается и помогает Сориано встать на ноги.
Моралес (первому полицейскому). Оставь их, Висенте. Ребята не виноваты.
Первый полицейский (задумчиво). Ребята, говоришь?
Второй полицейский (указывая на Сориано, лицо у которого порезано). А этот сеньор что, просто любит бриться в канавах?
Моралес. Пусть пострадавший сперва подаст жалобу.
Сориано (с прежней спесью, но не без колебаний). Я не из тех, что подают жалобы, и мне не нужны заступники. (Громче.) И я не якшаюсь с полицейскими. (Уходит!)
Моралес (спокойно). Видите? Вон сколько гонору, никому и ни в чем не желает потачки давать.
Второй полицейский (первому). Думается мне, Висенте, нам есть о чем потолковать с сеньором Виборитой.
Моралес. С Виборитой? А он-то тут при чем?
Висенте. Расследование покажет – при чем или ни при чем. Да ты и сам сказал «ребята». Память-то не отшибло?
Моралес. Ребята? Их столько… Вот, скажем, вы на себя взгляните – стариками вас тоже никак не назовешь…
Висенте (строго). Хватит балабонить. Так кто порезал этого Хуана-ниоткуда?
Моралес. Кто же еще, если не тот, кто припустил отсюда со всех ног, – все зовут его Прыщом.
Висенте смеется, оценив шутку.
Второй полицейский (задумчиво). От придурка жди чего угодно.
Моралес смотрит на удаляющихся полицейских; приглаживает волосы и поправляет платочек в кармане. Отшвыривает сигарету в сторону и направляется к дому Клеменсии. Ее дверь украшает бронзовый молоток в виде руки. Моралес стучит. Слышится лай Жасмина (собаки Клеменсии). Появляется Клеменсия, скромная креолка в платье с широкой юбкой. Вторая дверь отсутствует; виден патио с цветами в горшках. (Во время разговора Моралес похлопывает собаку по спине.)
Клеменсия. Как хорошо, что ты зашел. Скажи, кого это свалили в канаву? Я все видала.
Моралес (неохотно). Откуда мне знать. Какого-то южанина, объявившего себя крестником дона Элисео Рохаса.
Клеменсия. Элисео Рохаса?
Моралес. Ты его знаешь?
Клеменсия. Виборита что-то говорил о нем моему брату. Это один из тех лихих удальцов, из той породы, что нынче почти повывелась.
Моралес. Вернее сказать, нынче почти повывелись настоящие храбрецы.
Они входят в гладильную комнату: стол, жаровня, белье в корзине. Клеменсия берет с углей утюг, мокрым пальцем пробует, горяч ли он, и начинает гладить.
Клеменсия. Так что ж все-таки случилось?
Моралес. Ничего, мужские дела.
Клеменсия (снисходительно). Этот Виборита тоже совсем сумасшедший.
Моралес. По правде говоря, дело-то вышло подлое. И я напрасно сунулся. Все на одного…
Клеменсия. Видно, он того заслужил.
Моралес. Надоело мне это, Клеменсия. Видно, я стал другим. К тому же боюсь, не слишком ли много я сказал полицейским.
Клеменсия. Но ты же никого не выдал?
Моралес. Нет, ясное дело, что нет. Но если бы полицейские не заговорили со мной, они, скорей всего, и не прознали бы, что там была вся ватага.