Истинная для отшельника

Глава 8

Прошло всего два дня, но мне почему-то кажется, что целая вечность. А мне здесь ещё два месяца и двадцать восемь дней куковать.

Да-да, я уже начала отсчитывать дни.

Вчера весь день бесцельно провалялась на кровати, а сегодня — наматываю по комнате круги, как загнанный в клетку зверь.

Ну это нормально, нет?

Да я здесь сдохну от скуки!

Маньяк этот, бородатый, весь день шляется где-то по лесу и возвращается только к вечеру. Что он там делает — один чёрт знает!

Я так точно с ума сойду! Одичаю за три месяца!

Вот и сегодня, до сих пор его нет. А я уже все ногти себе сгрызла от одиночества и ничегонеделанья. Здесь такая одуряющая тишина, пипец просто! Даже часов нет, чтобы тикали.

Когда хлопнула входная дверь я тут же подорвалась с кровати, быстренько натянула свои джинсы, которые вчера нашла под кроватью и выглянула из комнаты.

Явился — не запылился!

Как всегда весь в снегу. Длинные волосы растрёпаны и разметались по могучим плечам. Чудище лесное!

Сижу как мышка в своей норе, выглядываю в дверную щель и думаю:

«А какого фига я должна здесь сидеть? Как затворница какая-то. Я два дня-то кое как продержалась, а уж три месяца… Нет, нет и нет. Так я точно сойду с ума. И потом меня отсюда только в дурку вывозить».

Придётся тебе меня терпеть, Рэй, подумала я и, решительно толкнув дверь, вышла из комнаты.

— Привет.

Мужчина вскинул на меня свой коронный хмурый взгляд. Ощупал им с ног до головы и ничего не ответив принялся греметь сковородками. Потом налил воды в чайник и поставил его на небольшую газовую плитку.

Меня упорно игнорирует. Но я не я, если заторможу на полпути.

— Слушай, Рэй, может я могу чем-то помочь? По дому или вообще… А то я уже измаялась от безделья, если честно. Я могла бы что-то приготовить днём пока тебя нет. Ты только скажи. Я умею готовить, — улыбнулась я.

Рэйнан окинул меня скептическим взглядом, хмыкнул и, развернувшись, направился к двери. Вышел на улицу, но через минуту уже вернулся обратно, держа в руке что мохнатое. А когда он положил ЭТО на стол, от неожиданности я громко взвизгнула и отскочила в сторону.

— Ч-что это?

— Заяц, — ответил он.

— Я уже поняла. Но это… это же мёртвый заяц. Зачем он здесь?

Я никогда раньше не видела мёртвых животных. И сейчас, это зрелище казалось настолько диким, вопиющим, что меня буквально скручивало пополам от подступающей к горлу тошноты.

— Это не мёртвый заяц, а убитый мною.

А разве в этом есть какая-то разница?! Чёртов маньяк!

— И зачем… зачем ты его сюда притащил?

— Чтобы есть, — со зловещим блеском в глазах ответил Рэй. — Ты, кажется, хотела помочь? Зайца нужно освежевать: снять шкуру и выпотрошить внутренности. Потом можешь его пожарить.

На слове «освежевать» меня конкретно замутило. Живот скрутило болезненным спазмом и по спине побежал неприятный озноб. Прикрыв рот ладошкой, я чуть не задохнулась от приступа тошноты. Даже в глазах побелело на мгновение.

— Я… я не… я не могу, — только и смогла выдавить я, пятясь в сторону своей комнаты.

Этот маньячина оскалился довольно, и хмыкнул, хватая зайца со стола:

— Так и знал, что ты белоручка.

Рэйнан

— Почему ничего не ешь?

— Не хочется что-то. Аппетит пропал, — пищит задушено и, морща нос, тихонечко отодвигает тарелку.

Твою ж… медвежью мать!

Чувствую, как внутри начинаю звереть. Мой медведь вторит моим мыслям утробным рыком. Конечно же ему не по нраву, что его самочка ничего не ест. Она должна хорошо питаться. Этот пунктик заложен в природе оборотней, так же, как и у обычных медведей. Чтобы выжить зимой — медведь должен много есть. А эта пигалица мелкая сидит и выпендривается уже минут десять. Ещё и нос воротит от моей стряпни.

Прибил бы на фиг!

Хотя нет, эту бы не прибил. Любого другого человека на её месте уже давно бы прибил, а её — не могу. Лапа не поднимается, вашу мать!

Вернее, на неё у меня много чего поднимается. Только ниже пояса. Колом стоит. Да так, что яйца трещат по швам и в грудине словно калёным железом жжёт — непривычно и больно.

Эти чувства совершенно новы для меня. Неожиданны. Опасны… Они бьют хлыстом по старым едва затянувшимся ранам, причиняют невыносимую боль. И вызывают не просто злость — они вызываю ярость!

— Ешь я сказал! — рявкнул чересчур грозно, и кулаком по столу, так, что тарелки подпрыгнули разом вверх.

Алекс вздрогнула от неожиданности округлив испуганные глаза, губёшки затряслись — того и гляди сейчас прорвёт плотину.

Бля… только этого не хватало.

Опять перегнул палку. И сам же себя за это ненавижу.

Пока я боролся с собственной совестью девчонка на удивление быстро взяла себя в руки и оскалила зубки.

— Не надо на меня орать! — сверкает гневно глазами, и шипит как кошка: — И приказывать мне тоже не надо. Кто ты такой вообще, чтобы мне приказывать?! Убил бедного зайчика и хочешь, чтобы я его ела? Да это… это же… Ни за что не буду! Это же ужасно! Бедный маленький зайчик… Ты… ты безжалостный зверь!

Да-а, девочка, вот так. Лучше скалься, царапайся и кусайся. Такая ты мне нравишься намного больше. Дерзкая колючка. А мой зверь так вообще урчит в предвкушении.

— Таков закон выживания, девочка, — цежу сквозь зубы в ответ. — Я не браконьер, и не убиваю животных ради наживы или развлечения. Я беру у природы ровно столько, сколько мне нужно для того, чтобы жить. А ты видимо предпочитаешь умереть от голода? — прищурился, глядя на неё. — Только не говори мне, что там, в своём городе ты никогда его не ела мясо. Думаешь живность из магазина сделано из другого теста? Эта тоже была живая тварь. И ты так же ешь её, чтобы выжить. Или может ты из этих… травоядных?

Алекс хотела было что-то сказать, уже и рот раскрыла с намерением выплеснуть на меня очередную тираду, но потом вдруг нахмурилась и, опустив взгляд, замолчала.

Так-то, девочка. Все мы не без греха.

— Ешь, — пододвинул к ней тарелку и произнёс чуть мягче: — А то худая как щепка. На одних орехах и овощах зимой долго не протянешь.

Хотя вру, на щепку она совсем не тянет. Худая, конечно, но всё что надо — всё при ней: охрененная грудь, тонкая талия и соблазнительно-округлая попка.

Да, я всё помню. Всё, до мельчайших подробностей. Каждый изгиб, каждую родинку на белоснежной коже. Её запах — одуряющий, нежный… Когда раздевал её в тот вечер, душил в себе зверя и дикое желание овладеть девчонкой, заклеймить её меткой. Как только не трахнул — сам себе удивляюсь. Зверь до сих пор бунтует по этому поводу. Но для себя я решил: ещё не время…