Безмолвная

Курятник, конечно, — одно название. На самом деле, высокотехнологичная фабрика, оснащённая современным оборудованием для выращивания и кормления птицы. Правда, это не избавляет от необходимости вручную собирать яйца. Ну, и петухи злые. Никогда бы не подумал, что буду бегать от пернатого крикуна, возомнившего себя невесть кем. Под хохот своей сопровождающей, спасаюсь от хамоватой птицы за дверью. Ну её, нафиг!

Но самым большим строением, не относящимся к жилой постройке, является здание, в котором обрабатывают урожай лаванды и производят из неё масло. Тут, тоже трудятся наёмные рабочие, видимо, своими силами семья Ли не справляется.

Плантация лаванды впечатляет. Нам приходится пройти через приусадебный участок, чтобы через внутренние ворота попасть на неё. Широкие гряды, на которых, мохнатыми лапами кустятся побеги лаванды, протягиваются на несколько сот метров в длину и столько же в ширину. Сейчас, поле ещё не зацвело и выглядит весьма посредственно. Представляю, как оно будет смотреться в фиолетовом цвете, и губы, сами собой, расплываются в улыбке. Ещё, бросаются в глаза размеры, не предполагающие ручной труд. Что не может не радовать.

На поле мы не задерживаемся. Смотреть тут особо не на что, и Манхи, справедливо, тащит меня обратно на участок.

— После ужина можем сходить в Косон. Туристов сейчас ещё мало, но мне нравится слушать иностранную речь. Особенно, английскую. Говорят, так быстрее усваиваешь этот язык! Он такой сложный!

Киваю в знак согласия. В город сходить — доброе дело. Всегда приятно посмотреть, чем люди живут. Тем более, в таком небольшом, как Косон. А с английским я никогда не дружил, не дружу и не буду дружить. Ибо, лень.

— А завтра, мы поедем в Сеул! Наша семья ездит туда каждую неделю отдыхать. Ты была в «Диснейленде»? Там офигенно!

«В Сеул, так в Сеул» — мысленно пожимаю плечами. — «Чего Оцеола там не видел? Цивилизацию? Кабаков да девок? Они везде одинаковые. А „Диснейленд“ — тем более, — это для детей. Косон, на фоне столицы, выглядит куда интереснее, на мой взгляд. Тихое и спокойное место»

[ Нет ] — честно отвечаю на вопрос подруги. Потом, дописываю, не очень честно: [ Но очень хочу там побывать! ]

— Супер! — улыбается Манхи. — Я покажу тебе самые классные аттракционы, а потом, мы объедимся мороженным!

«И сляжем с ангиной, как пить дать, в такую погоду» — додумываю я за соседкой фразу.

К счастью, моя немота даёт возможность «подушнить» никого не беся. Иначе, наверняка, не удержался бы, высказался. А так, стою, слушаю. Изображаю поговорку: «Молчание — знак согласия». Манхи, похоже, рада-радёханька компанейской соседке, в силу «обстоятельств», готовой молча выслушать и покивать, словно пустой болванчик.

«Жди откровений» — вспоминаю я где-то подсмотренный приём, позволяющий психологу разговорить пациента. Чтобы не выглядеть совсем жалко, в своём безмолвии, задаю мучающий меня вопрос.

[ Манхи, а ты по субботам не учишься? ]

Манхи, по возрасту, школьница. Ей положено ходить в школу. А в Южной Корее, я где-то вычитал, процветает махровая шести, а то и семидневная кабала для всех. От мала, до велика. Какие уж тут развлечения? Хотя, может у неё каникулы, или это моё подсознание протестует, устраивая пятидневку, по заветам Ильича?

Девочка, как ни странно, на мой вопрос не обижается.

— Ой, Лира, у нас занятия по субботам давно отменили. После того, как, целая группа учеников украли лодку, уплыли на ней в океан и там покончили с собой, доведённые до отчаяния непосильной нагрузкой. Ребят не вернуть, но они, своей жертвой, прекратили самоубийства. Ты знаешь, я бы не смогла, наверное, столько учиться, при старом графике. Бр-р-р!

«Даже так? Доведённые до отчаяния учёбой? Не, у нас в школе тоже не мёдом намазано было, но чтобы кто-то убивался из-за математики — такого не припомню. И говорит она серьёзно, о вещах, не принятых к открытому обсуждению в обществе. Скорее всего, слова не её. Слишком взрослые суждения, особенно, насчёт жертв. Промывка мозгов?»

У Манхи тренькает телефон, оповещая о входящем сообщении. Девочка бросает взгляд на его экран, затем, переводит его на меня, и произносит:

— Мама зовёт ужинать. Идём, сегодня у нас праздничный стол, в твою честь!

«Ужин — это хорошо» — решаю, следуя за подругой. Моему растущему организму требуется чаще, чем обычно, пополнять пищей «бурдюк», именуемый желудком. И он, уже продолжительное время требует свою порцию.

* * *

— ЛиРа, ты почему ничего не ешь? — обращается ко мне ЁнСо.

Вопрос, конечно, хороший. Почему европейской девочке кусок не лезет в горло, того, что в Корее принято считать пищей? В больнице, у меня была диета, но вне её, никто не озаботился спросить о моих предпочтениях. Первое же блюдо, с которого я неосторожно «снял пробу», оказалось ядрёно острым. Остальные, ничем от него не отличались — будь то кусочки мяса, плавающие в, странного вида, соусе, или овощи, щедро приправленные специями. Даже, обыкновенная лапша, на вкус оказалась малосъедобной. Но это всё цветочки. Что ответить женщине, взявшей на себя ответственность за мою тушку? Ответить, чтобы не обидеть людей, расстаравшихся приготовить столько блюд в твою честь? Вот это проблема. После недолгих колебаний, решаю «будь что будет», и, отстучав что-то вроде: «Извините, я задумалась», задержав дыхание, принимаюсь запихивать в нутро содержимое своей тарелки, надеясь, таким образом, перехитрить желудок.

— Хальмони, — раздаётся голос Оби, — ЛиРа, наверное, не успела проголодаться. На её месте, лёжа в кровати, я бы тоже недоедала. — Девушка вздыхает, отодвигая от себя полупустую тарелку, и окидывает меня оценивающим взглядом, задерживаясь на глазах.

Благодаря им я устроил то ещё представление.

Садахам не хотел, чтобы я показывал глаза окружающим? Какой там! Он не учёл маленького обстоятельства, такого, как совместный ужин. Сидеть за столом в солнцезащитных очках, даже для меня — чересчур. Пришлось их снять, чем, вызвать неподдельный интерес у непосвящённых членов семьи, и горделивую улыбку у ЁнСо на губах, показывающую, какое сокровище она откопала. По выражению лиц присутствующих было видно, что нужного результата женщина добилась.

— Странно, ей и худеть то некуда, — между тем, продолжает Оби свой монолог.

— Оби! — возмущённо восклицает Манхи, заступаясь за подругу. — Не говори так о Лире, она не лентяйка!

— А я и не говорю, не выдумывай, — равнодушным тоном отвечает она Манхи. — Хальмони, а когда ЛиРа будет включена в график работ? Нам лишние руки не помешают.

— Да, мама, — вклинивается в разговор отец Оби, — ЛиРа, теперь, член семьи. Ей необходимо как-то проявить себя. Пусть поучаствует в нашей жизни. Для начала, в каких-нибудь простых вещах. Её врач, наверное, не упоминал о запрете на физический труд?

— Хорошо, — сдаётся пожилая женщина, под натиском доводов, — я подумаю, что тут можно сделать. ЛиРа, ты ведь не откажешься немного помочь своей семье?

Хоть мне и не нравится, куда зашёл этот разговор, но отказаться будет верхом эгоизма и проявлением неуважения к старшим. Тем более, мне сейчас не до дебатов. От съеденного невыносимо дерёт горло и огнём пылает желудок. Сижу, борюсь с тошнотой, мечтая, чтобы ужин поскорее закончился. Но, меня продолжают доставать дурацкими вопросами.

— ЛиРа, мы завтра едем в Сеул. Ты когда-нибудь была в нашей столице? — это Сонэ.