Страница 17 из 27
Что касается правительственного кредита под несуществующий индийский контракт, то МАПО “МиГ” к нему отношения не имеет. Кредит брал прежний руководитель ВПК “МАПО” Александр Безруков. Сейчас идет следствие. Пока можно сказать одно: некоторые организации поживились за счет него. Возможно, что деньги, или хотя бы их часть, удастся вернуть. Но это тема для отдельного разговора.
Валерий РОДИКОВ,
эксперт МАПО “МиГ”
Валерий Ганичев ВПЕРЕД, ШАНХАЙ! ( китайские заметки )
ШАНХАЙ ПОРАЖАЕТ, Шанхай восхищает, Шанхай вызывает боль. Поражает потому, что, выбросив в небо свою тысячу (свыше пятидесятиэтажных) небоскребов, он строит еще две тысячи. Каждый из них необычен, своеобразен, выражение технического прогресса ХХ и, пожалуй, XXI века. Поражает сплетением суперсовременных трасс, развязок, транспортных эстакад, подземных тоннелей. Помчавшись по одной из них, вознесенной на уровень десятого этажа, и бросив взгляд вниз, мы увидели, по крайней мере, еще десять других пропущенных, просверленных в пространстве, заполненных машинами, автобусами и мотоциклами. Поражает чудом инженерного воплощения подвешенного на железных тросах моста, эстетическим изяществом и техническим совершенством знаменитой на всю Азию телевизионной башни. Взор из застекленного смотрового шара на ее верхах, на загоризонтное море домов, тысячи возвышающихся над стройками кранов, на поток занимающих все пространство Янцзы теплоходов, барж, катеров, на двигающихся всеми видами транспорта миллионов людей завершает ваше впечатление.
Движение города — это особое, поражающее воображение, впечатление. Аорты улиц Шанхая с утра пульсируют людьми. Они вливаются в них непрерывными потоками. Один двигается по тротуарам, второй, может быть, самый массовый, льется непрерывной лавиной велосипедистов, третий — более быстрый, стрекоча моторами, несется, огибая велосипедистов, втискиваясь между ними, четвертый — автомобильный, хотя и более быстрый, чем первые, но размеренный, ибо его скорости вне автобанов ограничены. Идут автомобили всех экономичных мировых марок. Китаю не нужен “выпендрежный” “линкольн”, или не дотянутая до мировых стандартов “волга”, он сам штампует в миллионах экземпляров лицензионные “ауди”, “пежо”, “фольксвагены” и другие машины. Из наших попадаются на глаза “москвичи”, говорят, что на севере Китая есть “лады”.
Особо впечатляющим является скопление движущейся массы у светофоров. За первыми, остановившимися перед красным светофором, за минуту накапливаются сотни, тысячи, десятки тысяч колес. Еще минута — и улица захлебнется в колесочеловеческой массе. Мигнул глаз светофора и, выдохнув стартовый газ, поток впрыскивается, вливается, вдавливается в кровеносную систему следующих улиц, растекаясь по поворотам, переулкам, стоянкам. Стоянки — место спокойное, тут тысячи велосипедов отдыхают от круговорота, стоят в специальных пазах, другие припарковываются цепочкой, сотни лежат просто так, со скрепленными колесами, ожидая движения.
Велосипед — основное средство передвижения. Китаец едет на нем сам, везет за спиной старушку-мать, рядом может быть ребенок. Если едет один, то спереди прикреплена обычно наполненная легкими вещами и небольшими покупками корзиночка. Сзади громоздится пирамида ящиков, коробок, тюков. Иногда оторопело смотришь, как перед тобой движется гора шляп, цветов, сумок, сеток с яблоками, луком, ананасами, даже яйцами. Головы седока не видно. Есть только движение.
Велорикша не исчез. Помню, как для нас, мальчишек 30-х годов, самый большой символ эксплуатации был рикша, которого изображали в книжках для детей как самую угнетенную часть китайского общества. Маоцзедуновское общество с рикшами для перевозки пешеходов поборолось, но велорикши остались. Да они не могли не остаться. Узкие улицы городов, которые насчитывают две-три тысячи лет, для “ауди” не приспособлены. Велосипед дает нормальную скорость, помогает здоровью, спасает природу, проникает всюду.
Помню, как в “Комсомолке”, а она иногда занималась полезными вещами, в 78-м году мы выступили горячими пропагандистами велосипеда. Проводили конкурсы, требовали специальных дорожек на улицах города для велосипедистов, отведения стоянок. Власть была занята сохранением здоровья генсека, его наградами и афганской авантюрой. До велосипеда ли? Да и впереди маячила возможность пересесть на иномарку.
Велосипед — изгой в Москве, он лишен уважения ГАИ, чиновника и, главное, самого жителя города. А жаль.
Но вот к 9 часам утра поток чуть разреживается: город приступил к работе.
Задвигались конвейеры заводов, предприятий, потекли массы покупателей универмагов, в маленькие ресторанчики-лавочки зашли первые посетители.
СТРОИТЕЛЬСТВО, или скорее возведение, возвышение Шанхая, восхищает. Восхищает скоростью, восхищает точным рационализмом, восхищает национальным колоритом.
Восхищает, потому что над всем этим разнообразием чувствуются разумная и управляющая воля, продуманный план и учет многообразных потребностей города. Недалеко, возле нас, возводилась очередная гостиница. Под сеткой, оберегающей город от строительной пыли, работали и днем, и вечером, и ночью. Над городом разворачиваются во все стороны тысячи кранов, их хоботы хватают контейнеры с арматурой, цементом, кирпичами, плиткой и бросают на возводимые стены, в проемы домов, в окна и выдвижные площадки. Если бы делать временные гербы городов, то в нынешнем гербе Шанхая строительный кран наверняка встал бы в центре.
Подкармливаемые строительной пищей не по дням, а по часам возносятся к небу мастодонты будущего. Возможно, им предстоит заполнить пространство земного шара и уйти в небытие после какого-то небесного или земного катаклизма. Сверкая сталью, позолотой затененных окон, сейчас они выражают собой явление прогресса, что будет потом — мы не знаем. Но китайцы пытаются и этим громадам технической цивилизации придать национальный оттенок. Там высится на вершине строения крыша — подобие пагоды, там зубцы китайской стены, там вдоль всего здания — ряд поистине ритуальных красных фонариков. Архитекторы этих строений — китайцы, учившиеся у нас, в Европе, США. Привлекаются иностранцы, но с обязательной постановкой задачи: учесть национальную специфику в сооружении высотного здания.
Не может не вызвать восхищения только что построенный ультрасовременный театральный комплекс (рядом с горкомом партии, в Китае это пока умеют сочетать) для различных видов представлений, зрелищ и выставок.
Восхищает только что возведенный и, пожалуй, самый совершенный из тех, что я видел, музей культуры Китая. Входя в него, вы погружаетесь в тысячелетия художественного творчества народов древней и современной страны. Музей закончен в 1995 году. Поднимаясь с нижних этажей вверх, вы попадаете в мир сказочного совершенства причудливых изделий из нефрита и слоновой кости, бронзы и дерева. Многие из них созданы, скорее сотворены, в XVI-XVIII веках до новой эры, многие — плод искусников последних веков. Чаши, колокола, печати, веера, резные ширмы, плетеные кресла, парацелиновые чайнички, ниспадающие с потолка до полу плакаты-картины каллиграфического письма создают неповторимый мир китайской жизни.
Помню, как поразился на одной из первых послевоенных выставок художника Ци Байши, что китайцы возводят в ранг искусства каллиграфию. И лишь потом, постепенно, ощутил красоту и успокоение в изящно выведенных иероглифах.
Китай вообще самодостаточная страна, имеющая свои самобытные представления об искусстве. Да, кроме того, самоуважающая себя страна. Заимствования чужой культуры и быта происходят в той степени, в которой они полезны и необходимы.
Город постоянно убирают: то тут, то там мелькают метелки, швабры, веники, в совочки загоняют обрывки бумаг, окурки, пену целлофановых мешочков. Миллионы пылесосов всасывают пыль и части мусора. Да его и нельзя не убирать: выбрось 12 миллионов по бумажке — и можно завалить до крыш “белой грязью” такой городок, как Епифань, а не убери строительный сор, не приспособь его в дело — и неизвестно, не обгонят ли высотой эти мусорные небоскребы уже возведенные для жилья и офисов сооружения. Да и здоровье, находясь в окружении всякого мусора, деформируется и разваливается. А о собственном здоровье заботятся все.