Страница 45 из 95
— Эй… — этот голос, я так хотела его услышать, что даже не вздрагиваю от неождиданности, оборачиваюсь, и вижу Кристема. Он стоит на дорожке перед центральными дворцовыми воротами, но увидев меня, прижавшуюся к стене, делает несколько столь же решительных, сколько и неуверенных из-за хромоты шагов ко мне, торопливо осматривает — вряд ли ему нравится моё перекошенное лицо, трясущиеся пальцы и порванная одежда. Кристем снимает плащ и укутывает меня, ведёт, прижимая к себе, внутрь дворцового парка мимо стоящих навытяжку молчаливых стражников.
Мы проходим внутрь, обнявшись, словно влюбленные, доходя до середины дороги, хозяин сворачивает в сторону и, оказавшись вдали от явких светильников и проходящих туда-сюда слуг и гостей замка, в тени голых, но ветвистых деревьев, порывисто обнимает, прижимая к себе.
— Святые боги, двадцать шесть, где ты была?!
Я поднимаю прижатое к его груди лицо и просто смотрю, не в силах сказать ничего внятного, ничего конкретного в своё оправдание, в объяснение собственных поступков. Сейчас всё произошедшее за день кажется мне невероятным бредом, моя невольная утренняя встреча с магом, бегство от него, Лицей, пожилая, смутно знакомая леди — преподавательница, стихийное буйство в зале, встреча с жутковатым Рувом, непонятное слово его знакомого, пригвоздившее меня к земле, смерть этих двоих… Нет, нет, нет, даже думать страшно обо всём этом.
Но сейчас я здесь, с хозяином. Всё хорошо. И он так ласково, успокаивающе гладит меня по руке, спине, крылу, перебирая перья, так нежно, что я ощущаю себя на мгновение единым целым — не изуродованной половинкой, а живой, настоящей, единой.
— Я подумал, что ты сбежала, двадцать шесть, — говорит Кристем, а я изумляюсь, потому что такая мысль ни разу даже не пришла мне в голову — хотя, безусловно, должна была. — Не бросай меня, ладно? Пожалуйста…
И эти его слова, невозможные, немыслимые, тоже изумляют.
— Надо бы придумать тебе имя, — хозяин запускает пальцы мне в волосы. — Как-то глупо звать тебя по номеру. Ты же одна у меня такая.
— А оно есть, — я так благодарна ему, что он ни о чём не расспрашивает, хотя бы сейчас, не ругается. — Меня зовут… то есть, называют, Кори.
"Кори Торико", — эти слова из похожих слогов отзываются, отражаются эхом внутри головы, но я гоню прочь болезненные чужие звуки, вместо того, чтобы вслушиваться в них, крепче прижимаюсь к Кристему.
— Кори, Кори, — он проводит подушечками больших пальцев по вискам, а потом мягко-мягко целует в лоб, в щёки, в шею словно собирая невидимые слезинки, разбежавшиеся по лицу. — Кори…
Это так сладко, тревожно и восхитительно, и в то же время так невыносимо больно от понимания непреодолимой пропасти между нами.
* * *
Тряска экипажа, везущего нас обратно в замок, наконец-то усыпляет меня — взбудораженное сознание никак не хочет успокаиваться, отрешаться от картин прожитого дня. Но и сонный морок не приносит покоя — мой треклятый сон повторяется снова, зачем, почему, я не хочу об этом думать, не хочу видеть! И мне никак не вырваться из цепкого видения, тем более, что находясь внутри, я не понимаю, конечно, что это сон. Но чувствую беспокойство, почти переходящее в панику.
Несмотря на то, что, проваливаясь в небытие, я думала только о Кристеме, Кристем мне не снится.
Замок. Башня. Стена. Пустая линия горизонта. Мое ожидание. Черноволосый светлоглазый маг, бесшумно стоящий за спиной, так же легко одетый, только на этот раз он небрежно сжимает в руках плащ — упущенная ранее деталь. Взмывающая чайка, нет, их две или три — резкий пронзительный крик обезумевших птиц. Мое отступление. И руки мага на предплечьях — никаких крыльев, никаких перьев, я человек, обычная женщина, жаль, что оценить собственную удачу во сне я не могу. Снова это бесконечное, чувственное скольжение по тонкой ткани платья, облепившей меня как вторая кожа. Только на этот раз я не вырываюсь, почти нет. Мы целуемся жадно, долго, влажно, ветер путает наши волосы, его и мои, темные и длинные. Зачем я отстранялась от него раньше, ведь это… это совершенно ни на что не похоже. Словно заполняется внутренняя ноющая пустота, словно я обрела долгожданное, недостающее, то самое. Родное, необходимое, не такое, как с ним. Мне почти без разницы, что кто-то может увидеть нас, что мы под открытым небом, что время утекает безвозвратно, словно вода, оказавшаяся в разбитом кувшине. Что я ждала его, что он может вернуться. Все потеряло смысл, кроме человека, которого мне нужно было, жизненно нужно было осязать, ощущать на вкус, чей запах вдыхать. Но вот я бросаю короткий, почти случайный взгляд на безмятежную морскую гладь — и ощущаю, как бешено выстукивающее ритм счастья сердце сбивается. Я вижу корабль. Уже близко.
— Стой! — я задыхаюсь, он задыхается, мы пару мгновений просто горячо дышим друг другу в рот. — Корабль. Это он. Уходи.
— Теперь я никуда не уйду, — маг улыбается мне, непривычно, искренне, прижимает к себе крепче. — Никуда, никогда не уйду без тебя.
А во мне стынет холод. Ужас. Нечеловеческий ужас, парализующий. Вина. Стыд. Страх. Отчаяние.
— Он убьет тебя. Убьет нас.
— Ты думаешь, я его боюсь? — теперь маг совершенно серьезен, и я понимаю — нет. Не боится. Он действительно не собирается сбегать, оставлять меня здесь. Дождется его, скажет все, как есть.
Но он все же поднимается, одевается — и я тоже. Руки трясутся так, словно я просеиваю муку, а не застегиваю мелкие жемчужные пуговки светлого платья, перепачканного в каменной пыли и крошке.
— Все будет в порядке, — маг осторожно отводит мои руки в стороны и дальше застегивает платье сам. — Он ничего тебе не сделает. Я поговорю с ним, и мы с тобой уйдем. Вместе. Сегодня. Все закончится. Ты слышишь?
— Без меня, — говорю я. — Пожалуйста. Поговори с ним без меня, мне надо… успокоиться. Я не выдержу сейчас разговора с ним.
Несколько секунд он смотрит на меня, потом кивает.
— Я за тобой вернусь. Подождешь меня здесь? Или у себя? Соберёшь вещи?
— Здесь, — сразу же отвечаю я. — Иди. Пожалуйста.
— У нас еще есть время, — маг снова привлекает меня к себе. — Мы и так столько уже упустили…
…Когда он наконец-то уходит, я словно просыпаюсь. Поднимаю с каменного пола его брошенный пыльный плащ, обнимаю, баюкаю пару мгновений, вдыхаю запах, пачкая лицо… А потом поворачиваюсь к стене, нащупываю руками лесенку из камней, карабкаюсь наверх. Стою на кромке стены, балансируя на ветру. И делаю шаг вперед.
…в стремительном полёте мои руки покрываются перьями. Перья лезут сквозь кожу, острые, жесткие, болезненно разрывают плоть, ее телесные ошметки разлетаются в сторону, словно смятые черновики прекрасного романа. Серебристые перья, испачканные в моей же крови. Но я не знаю, хватит ли у меня сил взлететь. До земли остается совсем немного.
Глава 27.
…Макилан до сих пор не понимает, как он тогда его не убил. Наверное, его остановило то, что Ал даже тогда — особенно тогда! — продолжал оставаться самим собой, таким Алом — он поставил между ними воздушный щит, даже не отвлекаясь от какого-то своего очередного эксперимента. Эксперимент возмущенно дёргал многочисленными голыми кожистыми лапками и явно старался убежать со стола, поэтому тот факт, что лучший и единственный друг пытается его убить, прошёл мимо сознание Алариуса Мезонтена. Ладно, хоть общую мысль уловил.