Страница 35 из 95
Всё было бы в целом нормально, но мне нестерпимо не хватало воздуха. Воздуха, ветра и высоты. Прогулки хозяин не любил, мог целыми днями оставаться в замке, максимум раз в пять или шесть дней отправляясь верхом по окрестностям. Иногда, когда Кристем уединялся в ванной комнате, или беседовал с матерью, я оставалась одна и торопливо, украдкой открывала окно, порой с немалым трудом справляясь с желанием спрыгнуть вниз.
Спустя примерно месяц после приезда лорда Лиарда в нашем расписании появились кое-какие изменения. Ежедневно, на час-другой, как правило, днём, мужчины удалялись к сестре хозяина — колдовать над необходимым для неё снадобьем против частых и на первый взгляд беспричинных приступов удушья, судя по всему, безуспешно. Меня с собой не брали после первой же неудачной попытки — от одного только моего вида сестрица Кристема вознамерилась повторить свой жуткий припадок, мохнатые твари — Кристем назвал их ласками, в остатках моей памяти места для такого животного не нашлось — злобно шипели, забившись в угол. Так что у номера двадцать шесть стало появляться свободное время, которое я тратила на вылазки под открытое небо, встречи и болтовню с Родом и Мари и приручение той самой непримиримой лошади Шоколадки. Никаких полезных идей по собственному вопросу не намечалось, хотя каждое утро я с дрожью ощупывала кожу вокруг крыла. Может быть, процесс всё же движется очень и очень медленно? И время у меня еще есть? Время на жизнь… потому что это тоже была жизнь.
Опытным путём мы с Родом выяснили, что меня на дух не переносили никакие животные, и это отчего-то очень меня расстраивало. Собаки рычали и уползали, кошки, как и ласки, шипели и выгибали спины, лошади по большей части старались игнорировать, пока я была в отдалении, и нервно гарцевали, ржали и отфыркивались, стоило приблизиться. Даже ручной охотничий ястреб главного конюшего, благоволивший Роду, никогда не приближался к юноше в моем присутствии — сидя поодаль, он пристально и неодобрительно следил за мной чёрными настороженными глазами, даром, что у меня тоже есть перья… Насекомые ещё находились в спячке, шёл месяц сновидения, прохладный, ветреный и пасмурный, поэтому проверить, как реагируют они, я пока не могла — да и не особо хотелось. Недозверь, недочеловек — ни в том, ни в другом мире мне не было законного местечка.
Мари охотно притаскивала мне с кухни разные лошадиные лакомства — хрусткую морковь, тёмные кусочки кленового сахара, подсушенные хлебцы. Лошадка оказалась падкой на вкусности, но упрямой — её звериное чутьё требовало держаться подальше от подозрительной человекообразной особи, а бархатные на вид ноздри просительно, жалобно трепетали. Каждый день приближаться на чуть-чуть, неизменно оставляя после себя угощение — глупая бессмысленная затея, но чувствовать себя какой-то демоницей, потусторонней сущностью — не хотелось. И я даже добилась определенных успехов — с руки едва слышно всхрапывающая Шоколадка лакомства еще не брала, но позволяла подойти на расстояние в пару шагов, косила глазом-черносливом, присматривалась, принюхивалась. Как жаль, что говорить она не могла — иногда казалось, что лошадь знает обо мне больше всех магов вместе взятых. Но увы. Проще было разговорить собственную расколотую память, чем это прекрасное немое создание.
* * *
Я не расспрашивала, разумеется, о результатах целительских экспериментов, касающихся Кристины Альтастен, но по недовольному лицу лорда Лиарда легко было предположить неудачу. Мне не было жаль эту странную девушку — я почти ничего о ней не знала, а непродолжительный опыт знакомства мог кого угодно настроить против неё. Впрочем, неизвестно, как бы чувствовала себя я, в один день потеряв двоих самых важных мне людей. Может, это и к лучшему — ничего не помнить, никого не любить, не печалиться, не тосковать, не разрываться изнутри на кровоточащие лоскуты от невозвратимой потери? Возможно, мой отец тоже уже мёртв, а супруг или жених бросил меня, но я пребываю в блаженном неведении, затмении разума и лишь благодаря этому живу почти полноценной жизнью?
"Почти полноценная жизнь" — только пока рядом Кристем. А он сегодня утром снова уехал. Хмурый Орис вновь не оставил меня на произвол судьбы и отправил трудиться, на этот раз не в лабораторию, а в родовое книгохранилище. Библиотека фамильная, без специального магического допуска кроме членов семьи там побывать никому нельзя, и, судя по всему, за исключением Кристема там никто и не бывает. Управляющий не сказал напрямую, но вполне очевидно, что нахожусь я здесь незаконно, и только моя способность открывать любые двери позволила нам совершить это библиотечную аферу. Мелькнувшая как-то догадка, кажется, оказалась верной: хитрый и предусмотрительный управляющий попросту прячет, бережёт меня ото всех. От пристально всматривающейся леди Далилы, от истеричной Кристины или Ристи, как зовут ее домашние, хищно и с любопытством следящего лорда Лиарда, старшего из Альтастенов Мэграна, желающего заполучить опасные артефакты чужими руками — и не важно, какую цену придётся заплатить посреднику…
Я перекладываю книги — после смерти предыдущего хозяина замка библиотека попала в руки сына, то есть пришла в состояние полнейшего неконтролируемого хаоса. Перед тем, как оставить меня одну, Орис торжественно вручил мне толстую папку-каталог в мягком кожаном переплёте (думать о том, чья это кожа, почему-то не хотелось) с указанием того, на какой полке какая книга должна оказаться.
Книги были самые разные, толстые и тонкие, пыльные и почти новые, с желтыми, белыми, мятными, чайного цвета листами, "обутые" в кожаные, картонные, тканевые переплёты и вовсе без оных. Работы много, Кристем будет отсутствовать всего пару-тройку дней, так что некогда отвлекаться на рассматривание, но я все же отмечаю, что некоторые из книжек на других языках. Буквы такие разные, одни похожи на детские каракули, некоторые — на узоры из точек и линий, третьи — на искаженные геометрические фигуры…
Одна из книг привлекла моё внимание больше других — она стояла на полке в дальнем "поэтическом" стеллаже, куда я вкладывала небрежно валяющийся на полу томик какого-то коринского рифмоплёта — вряд ли поэзия могла привлечь Кристема, так что книжка, очевидно, попала ему в руки случайно — и тут же была безжалостно выброшена. С неугодными ему предметами хозяин никогда не церемонился. Тот экземляр, за который зацепился взгляд, был как раз иноязычным и поначалу заинтересовал просто необычными буквами, похожими на галочки, птичьи крылья. Я осторожно раскрыла тонкие, словно невесомые, полупрозрачные листы — и замерла. Книги с картинками считались редкостью, а здесь были именно полноценные картинки, правда, затуманенные, словно растушеванные. Горы. Горы, небо, снежные верхушки. Редкие стихи в пять-семь-девять строк перемежали иллюстрации.
Одна за одной
Падают звезды в ладонь.
Плачет по небу земля,
Тянет вершины к нему,
Только не тают снега.
У меня закружилась голова. Эти изображения, эти слова на незнакомом языке, но необъяснимым образом понятые, вызывали какие-то спутанные, но сильные, распирающие изнутри чувства: радость, неразделимую с горечью, боль и тоску, идущую крыло с крылом с нежностью, и… Так я и подумала — "крыло с крылом", стало страшно, и я осела на пол, ощущая, как случайные слезы катятся по лицу. Может, не стоит им мешать? Пусть текут, в конце-то концов. Опустила лицо в колени, обернулась крылом, прижавшись щекой к перьям, таким удивительно приятным сейчас, мягким на ощупь… И услышала скрип двери и шаги. Не Ориса — тот бы сперва меня позвал. Кто-то другой. Это был кто-то другой. Через щели между книгами в стеллажах я видела медленно передвигающийся темный силуэт, ноги в черных сапогах. Потом силуэт резко остановился, а уже через пару мгновений меня ухватили за шиворот и вытащили — к счастью, хотя бы иноземную книгу, я успела вернуть на место.