Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 83 из 102

Глава 40

Там крадется тихо смерть Попирая ночи твердь

Вот горят во тьме глаза Время вспомнить небеса Шорох где - то за спиной Ужас липнет, словно гной

Там крадется тихо смерть - Любитель Абсента

На стареньком медном канделябре послушно стояли свечи, над ними мирно плясали яркие язычки пламени.

- Смотри, бабуля, как я могу, - улыбнулась девушка.

Тонкими пальцами она поманила к себе огоньки и те покорно взвились в воздух. Алия хлопнула в ладоши - искорки растянулись, раздвоились и в следующий миг по избе запорхали крошечные сверкающие бабочки. Они шаловливо покружились вокруг Вахи, осветили морщинистое лицо , по стариковски опущенные плечи и цветастый платок, аккуратно повязанный вокруг головы.

- Озорничаешь, шутница, - ведунья сидела на печи, грея дряхлые косточки.

Мотыльки бодрой стайкой помчались дальше по просторному дому, выхватывая из полумрака крепкий стол и лавку, вязки лука и чеснока, скользнули мимо небольшого сундука и завертелись под потолком, выставив на обозрение пучки ароматных сушеных трав. Порхунки опустились вниз, плавно закачались над цветными домоткаными дорожками, но в следующий миг бросились врассыпную: одни заплясали над ведром с водой, сердито зашипели на прозрачную студенку, другие нырнули в сени и, дразнясь, зависли перед мокрым носом Жука. Волкогарт настороженно покосился на докучливые искры и коротко рыкнул. Зверь снова опустил черную морду на большие лапы и вздохнул, видно привык уже к баловству хозяйки.

Весело кружась и танцуя, Алия легко взмахнула ладонью - яркие бабочки вернулись на прежнее место и вновь плавно закачались на свечах.

- Красивое чудодейство, - с улыбкой сказала Вахи.

- Бабуль, покажи и мне то, что ты открыла королю, - подсела на лежанку Алия, ластясь к старице словно кошка. - Что нас ожидает?

- Эх ты, любопытный нос, - пожурила ее бабка. - То тебе пока не надобно знать.

- Отчего же? - удивленно подняла брови девушка.

- Видения грядущего мешать будут в обучении, детонька. И крепко.

- Но ты ведь говорила, что на меня все упование...?

- Так и есть, - ведунья тут же стала серьезной. - Я приоткрою тебе будущее перед Длинной Ночью. Ныне же довольно знать, что всем будет тяжело. Невыносимо тяжело. Ты прилежное разумное дитя, все схватываешь на лету и оттого теплится во мне надежда, что Север выживет. Учись, девонька, трудись, на твои плечи ляжет спасение десятков тысяч жизней, да и твоей собственной тоже. Время коротко.

Старушка часто повторяла свое "Время коротко", отчего у Алии всякий раз по телу пробегал озноб.





- Я стараюсь, - она опустила огненную головку.

- Я ведаю о том, лапушка. Да еще знаю, что гложет тебя и отчего плохо спишь по ночам.

Алия отвернулась, пряча глаза.

- Томиться душенька твоя по Ястребу голубоглазому. - Вахи ласково посмотрела на воспитанницу. - Я ведь тоже когда-то была молода. Все разумею. Да только скоро не до любви будет всем - станут друг против друга Жизнь и Смерть, Свет и Тьма, и не открыто мне, кто из них выйдет победителем. Держи порывы души в кулаке, а ум в холоде. Помни, что кровь твоя есть огонь, не совладаешь с чувствами, госпожа - трудно придется в час испытаний.

- Бабуль, не называй меня госпожой, - воспротивилась девушка.

- Так ведь это правда, дитятко мое. Ты принцесса по праву рождения и то, как быстро всему учишься, только подтверждает сказанное. В тебе живет мощь и сила Огненных королей.

Старушка говорила с гордостью и странной грустью.

- Ты скучаешь по дому, - догадалась Алия и участливо заглянула в темные глаза своей спасительницы.

- Север давно стал мне домом, тут и жизнь вся прошла. Но, да, я тоскую по родной земле, - Вахи вздохнула, взяла узкую ладошку Алии и легонько сжала ее, - и там бы хотела закончить свое жизненное странствие.

Алии привольно жилось у старушки. Жизнь в глуши протекала мирно и ладно, ничто не нарушало спокойствия обитательниц лесного дома. Но время тянулось вечностью, коротать дни без Хаука становилось все мучительнее. Каждая мелочь и даже сама природа напоминали ей о любимом мужчине. Рассматривая высокое небо, Алия будто окуналась в его голубые глаза, что глядели на нее то с ярким восхищением, то с неутолимой жаждой, заставляя огненную кровь кипеть и бешено мчатся по венам. Плеск воды воскрешал дни проведенные в плаваньи, ее противостояние власти северного вельможи, а приход ночи доставал из уголков памяти жаркие объятия вахнута, его сумасшедшие и неповторимые ласки.

Отшельница вздохнула, они не виделись с Хауком двадцать долгих дней и еще столько же предстояло ждать. Не зная откуда почерпнуть терпение, девушка умышленно загружала себя работой, она ни часа не сидела бездельницей. А забот всегда хватало: наносить дров и воды, растопить печь, расчистить от снега двор и место вокруг избы. К тому же на ее попечении оставалась Искра. Алия трижды за седмицу выгуливала лошадку, чтобы та не застоялась и не загрустила. Одинокие поездки верхом к реке, к крутому обрыву, где кипящий бурный поток не застывал даже зимой, доставляли отшельнице необыкновенное удовольствие. Жук сопровождал хозяйку во всех вылазках. Куда бы та ни пошла, чтобы ни делала - волкогарт черной тенью неотступно следовал за ней. Но все же большую часть суток молодая бренна училась. Для занятий хорошо подходил просторный двор, женщины покидали домишко, чтобы случайность не сожгла жилье и Алия ревностно отдавалась учению. Бренна упрямо преодолевала новые трудности и творила это с удивительной стойкостью. "Жаль, - размышляла про себя ведунья, - у девчушки не было возможности получить все, на что она имела полное право: свободу, могущество и знания. Придворные муддариссы* обучили бы ее искусству огненного боя и совершенному владению Даром. Сложись обстоятельства иначе наследница обладала бы полнотой знаний в науках и языках. Но, случилось то, что случилось, на все воля Великого. А теперь в короткий срок Алии необходимо научиться всему, на что в мирные времена ушли бы годы."

Старушка горько сожалела, что не может действенно показать молодой бренне, как верховодить над пламенем: она утратила свой Дар давно, когда стала женой нелюбимого. Женщина могла лишь подробно объяснить подопечной, как взывать к крови, чтобы та выплеснула пламя наружу, как сосредотачивать огонь в руках, как силой мысли направлять его туда, куда нужно. Она терпеливо толковала о каждом движении, не оставляла без ответа ни один вопрос. Многие часы тратились на тренировки, только когда Алия подмечала, что бабушка устала и мерзнет, просила ее уйти в дом. Вахи отправлялась готовить простое кушанье, а воспитанница в одиночестве продолжала занятия. Упражнения требовали от нее сосредоточения всех жизненных сил и от большого напряжения лицо и спина покрывались соленой влагой. Набрав полную пригоршню рассыпчатого снега, старательница утирала им пышущие жаром щеки, наслаждаясь колкой прохладой, старалась не обращать внимания на липнущую к телу одежду и упрямо продолжала занятия, пока к вечеру не вваливалась в дом совершенно вымотанная и обессиленная. Вымывшись, она падала на кровать и моментально проваливалась в желанный сон. Желанный потому, что знала, что встретит в нем своего единственного, того, кто владел ее сердцем. Хаук приходил в мир грез каждую ночь, ведь Алия невыносимо скучала по нему.

Уже несколько дней старица терзалась тревогой. Та жестоким зверем глодала ее изнутри.

- Что-то неспокойно мне, - она завозилась на печи, укладываясь на отдых. - Далеко никуда не отлучайся, оставь на время прогулки. Дар мой говорит, что беда ходит рядом, нечто недоброе кроется во мраке.

Вахи глянула на Алию: милое личико воспитанницы осунулось и похудело, поймала печальный взгляд той, кого вырвала из когтистых лап смерти, заметила покрасневшие от соленой влаги глаза и тяжело вздохнула. Старушка ведала о причине девичьих слез, пусть Алия и старательно скрывала их, не желая никому приносить беспокойство. Провидица не по наслышке знала, какая мука оставаться без того, кого избрало сердце. Вся жизнь превращалась в страдания, каждый вдох, каждый шаг. Люди Огня - что мужчины, что женщины - способны были на нежные чувства лишь раз за свой век. Тот, на кого падал их выбор, был обречен: всепоглощающему чувству бренн невозможно было противостоять. Нет, притяжение не являлось наваждением или колдовством, порабощавшим душу и волю. Лишь крепкая любовь зажигала сердце человека ответным пламенем. Бренны отдавали себя любви без остатка, они дышали ней. Полюбивший бренну больше не нуждался в страсти и утешении других - чужая привязанность не могла соперничать с жаром чувств огненных дев, как не мог состязаться невзрачный сорняк с благоухающей розой.