Знамя химеры

— Эти выродки что, возомнили себя героями древних сказаний?! — грязно выругался Меченый: он тоже узнал мотив. — Они, значит, воинство добра, а мы — силы зла. Лицемерные ублюдки, я видел их доброту!

— Пускай потешат свою гордыню перед смертью.

— Прикажите атаковать?

Оглядываю изготовившихся к схватке эльфов и отрицательно качаю головой:

— Фанатики… Я не хочу терять своих воинов. Маги у них остались?

— Нет, сир.

— Тогда истребите их магией.

Плотнее запахнув полы плаща, направляюсь к Ветру, рвущемуся из рук оруженосца. То тут, то там ходят, ища раненых, поисковые группы во главе с магами воды. Словно соперничая с ними, меж мертвецов бродят вечные спутники любой битвы — вороны. Одна из абсолютно обнаглевших птиц садится прямо на моём пути. Чёрные булавки глаз бесстрашно смотрят прямо в глаза.

УБЕЙ ВОРОНА!

Химера с резким свистом разрезает воздух. Напуганный ворон мгновенно срывается с места и устремляется прочь, оглашая окрестности противным карканьем. Вслед за своим собратом срываются остальные пернатые падальщики, их гневные крики заполняют воздух, причудливо переплетаясь с пением эльфов.

Что на меня нашло?

Понимая, как глупо я выгляжу, гоняя мечом птиц, убираю Химеру обратно в ножны. Позади что-то полыхнуло, земля вздрогнула — пение эльфов сменилось криками боли. Хриплые отрывистые команды, звон оружия — и крики смолкли.

Глава 21

Лабиринты власти.

Я сгрёб мокрый снег, спрятавшийся в тени крепостного зубца, и скомкал его в ладонях. В этом году зима пришла рано: ещё и двух недель не прошло после достопамятной битвы в лесу, а снег уже белым саваном покрывал землю. Перебросив получившийся снежок из одной руки в другую, огляделся по сторонам — никто не смотрит? — и с силой запустил снежный снаряд в каменную громаду башни. Вытерев холодные мокрые руки о плащ, я, наклонившись между зубцов, в очередной раз осмотрел внешний двор.

Прежде пустынное ристалище пестрело высокими цветными шатрами гостей. Горели костры, на которых на длинных вертелах готовились звериные туши — ароматный запах не единожды заставлял завистливо сглатывать слюну несущих караул стражников, рассыпанных по крепостным стенам. Вокруг костров сновали слуги, спеша накормить голодных хозяев. Лошади, которым не нашлось место в конюшнях, уныло жевали сухое сено возле наспех сколоченной коновязи рядом с полуразрушенной казармой королевской стражи.

Старый замок ожил и наполнился суетой и гомоном. Представители знатнейших родов стекались в столицу на предстоящую коронацию. Ворота стояли распахнутыми день и ночь, а гости всё прибывали и прибывали. Слуги сбились с ног, пытаясь должным образом устроить их. Даже далеко не маленький королевский замок не мог вместить всех желающих, тем более что каждого гостя сопровождала многочисленная свита слуг и охраны. Поэтому часть пришлось разместить во внешнем дворе, который вскоре стал напоминать стоянку армии.

Не нравится мне это. Какая-то напряжённость витала в воздухе. Слишком много чужих воинов в самом сердце столицы, а преданные мне войска остались зимовать на окраине города в полевом лагере, да и не так много их осталось.

— Ты становишься параноиком, Леклис, — одёрнул себя я. — Их много, но единства среди них нет, как и нет силы, способной их объединить.

У северных ворот внешней стены показалась внушительная процессия. Сотня верховых окружала карету, ведомую четвёркой лошадей. Прибытие столь внушительной процессии вызвало заметное оживление в лагере и на стенах.

Всадники, между тем миновав внешний двор, степенно и не торопясь проехали ворота внутреннего кольца стен. Было видно: едут они издалека и очень устали.

Впереди ехал огромный воин в воронёной, грубо выкованной кирасе с длинным, словно копьё, оркским двуручником, пристёгнутым к седлу. При его приближении скучающие стражники, дежурившие у ворот, отвлеклись от блаженного ничегонеделанья и попытались принять вид более подобающий королевским стражникам, назначенным на столь ответственный пост. Получилось у них плохо.

Всадник проехал ворота и окинул двор придирчивым взглядом. Внезапно налетевший порыв холодного ветра скинул с головы всадника капюшон обитого мехом плаща, явив осеннему солнцу широкоскулое обветренное лицо с слегка выступающей вперёд челюстью. Если у кого-то и были какие-то сомнения по поводу личности прибывших, то теперь они исчезли.

Орки.

Не столь уж и диковинные гости столицы.

Стуча подкованными сапогами по каменным ступеням башни, я быстро спустился во двор и направился к всадникам.

Моё прибытие не осталось незамеченным. Предводитель орков, издав радостный возглас, больше похожий на рык зверя, мгновенно оказался рядом и стиснул меня в медвежьих объятьях.

— Леклис! А мы думали, ты погиб!

— Сердрик, медведь этакий, — задыхаясь прохрипел я, чувствуя, что в кольце его рук рискую стать плоским. — Я, конечно, рад тебя видеть, но оставь в покое мои рёбра, они мне ещё пригодятся.

Орк раскатисто расхохотался, но из объятий меня всё же выпустил.

Многие недооценивали графа Сердрика, правителя Пограничья. Его считали этаким недалёким рубакой. С которым можно неплохо скоротать время, выпив кружечку-другую, но не стоит вести долгие разговоры о политике. Граф не спешил развеивать это заблуждение.

Но я знал: это всего лишь маска.

Сердрик был далеко не глуп. Опытный воин и политик, он железной рукой правил не самыми спокойными землями орков и заслужил подлинное уважение этой воинственной расы.

Вот и сейчас, несмотря на показную браваду и весёлость, его глаза внимательно изучают меня. Подмечая мою реакцию и делая выводы. Впрочем, я занимался тем же самым, и орк быстро это понял.

— Выше нос, — ободряюще подмигнул он мне. — Улыбнись, Леклис, ты младше меня на добрый десяток лет, а взгляд у тебя как у старой загнанной лошади! Знаю, тебе было нелегко. — На мгновение его лицо стало серьёзным, а взгляд холодным и жёстким. — Нам всем было нелегко, но теперь мы вместе. — Он вновь улыбнулся и подмигнул. — Пойдём, кое-кто будет рад тебя видеть.

Приобняв меня левой рукой за плечи, он буквально потащил меня к карете, возле которой уже хлопотали вездесущие слуги. Дверцы открылись, из кареты вышла красивая молодая чуть полноватая женщина. Не прошло и нескольких мгновений, как я вторично оказался в объятиях — на этот раз менее болезненных — своей двоюродной сестры Ларгориты.

— Здравствуй, сестрёнка! — я не удержался и закружил её в объятиях, она шутливо вырывалась.

— Ты здорово вырос, — тихо сказала она, вглядываясь в моё лицо, когда я всё же вернул её на землю.

Несмело улыбнувшись, сестра украдкой утёрла уголки глаз.

Поглощённый встречей с Ларгоритой я не сразу заметил, как из глубины кареты вышла служанка, держа на руках мерно посапывающего младенца, укутанного в тёплые пелёнки.

— Познакомься с моим первенцем, Леклис, — голос Сердрика был полон ласки и обожания. Он осторожно, чтобы не разбудить, взял ребёнка из рук служанки и принялся баюкать в своих огромных руках. — Уритрил, познакомься с дядей Леклисом.

— Мы назвали его в память об отце, — в голосе Ларгориты проскользнула боль недавней утраты. Она ещё раз украдкой вытерла слёзы и забрала младенца из рук графа, тот неохотно расстался с драгоценной ношей.

Изумлённо хлопая глазами, я смотрел на разворачивающуюся семейную сцену.

Слёзы Творца, сколько же меня не было?

— Леклис? — голос Ларгориты вывел меня из оцепенения. — Ты покажешь нам наши покои?