Страница 17 из 29
И, наконец, Кафка. Он избрал талмудические притчи в качестве первоисточника и художественно обрабатывал их в своих литературных произведениях. Такой подход уже выходит за границы "физики" нашего мира — Кафка рассматривает материальный мир, как слепок, воплощающий вечные, высказанные "на все времена" истины мира метафизического. Мы видим здесь растворенность вечного в ткани текущего бытия, восприятие этого бытия как бесконечной цепочки "материализаций" богооткровенного текста. Один из героев Кафки всю свою жизнь посвятил тому, чтобы создать совершенную машину для истязаний человека. И кончил тем, что сам в нее попал. Это — талмудическая (а, значит, "вечная", по еврейским представлениям) притча материализовалась во всей своей классической красе в России во времена "царствия" Б. Ельцина. Тот все выстраивал систему "сдержек и противовесов" и сделал ее, в конце концов, столь совершенной, что оная стала идеальным оружием в руках его собственной дочери, которая, спасая свою эксклюзивную шкурку, упекла папашу на пенсию, "в бункер" — подальше от власти, чужих глаз и народной ненависти.
Что же можно сказать в этом контексте о новом романе А. Проханова "Виртуоз"? В нем мы видим синтез всех этих четырех методов: от классической литературы начала XIX века до Кафки. В этом смысле это, так сказать, пятый этап, эквивалентный запросам XXI века. Впрочем, достоинство книги не только в этом. Здесь же мы обнаруживаем и уникальную, сугубо прохановскую, сверхидею, которая в столь пронзительно отточенной форме отсутствует даже у Достоевского. Суть сверхидеи состоит в том, что даже те отвратительнейшие "Содом и Гоморра" в одном флаконе, которыми является сегодняшняя Россия, не погибли окончательно, пока есть хоть один праведник, существование которого дает надежду на спасение.
И вот что важно: Александр Андреевич всегда находит человека, через которого Бог изливает Фаворский свет в погрязший в грехе и смертной тени мир. Такой человек всегда есть в России и, в отличие от библейского праведника Лота, прохановский герой не бежит прочь, за пределы жуткой постсоветской утопии — он сознательно, невзирая на предостережения Виртуоза, остается в россиянском Мoроке, чтобы высветлять своим присутствием почти богооставленный Русский Мир. Тем Россия и спасается. Впрочем, речь идет, конечно, не только и не столько о конкретном герое, об Алексее. Такова возведенная в принцип прохановская "благая весть" о России. Таков, согласно Проханову, духовный (и в какой-то степени органический) "механизм", спасающий Россию.
ИМЕННО ПРОВОДНИКИ Фаворского света делают каждый раз возможным уже многократно вторгавшееся в нашу свинцовую реальность русское чудо — да и само столь же многократно высмеянное упование на него. Упование на чудо в русском народе проистекает не от лености духа и тела — оно имеет метафизическую подоснову. Русское чудо возможно потому, что есть на Руси люди, обладающие особым, блаженным, складом сознания, который уже утерян в "мире внешнем", люди-световоды, способные подниматься умом к Божественной Полноте и, зарядившись энергиями Абсолюта, разрубать единым махом гордиевы узлы наших рационально не решаемых проблем, преодолевать кажущиеся непреодолимыми силлогизмы российской материальной жизни. Все наши большие, судьбоносные войны и победы в них — в свете сопутствующих этим войнам обстоятельств — есть чудо. Наши взлеты, наше восстановление после двух самых кровопролитных и опустошительных для нас войн в ХХ столетии — это тоже чудо. После Второй мировой войны Соединенные Штаты затратили в 200 раз больше средств на развитие науки, чем Советский Союз, а результаты — до разгрома СССР "перестройкой", Ельциным и либералами — были примерно одинаковы. У нас было значительно меньше денег и материальных возможностей, но несравненно больше творческой, светоносной энергии, чем у Америки.
Сегодня заявленный Прохановым механизм спасения России скрыт от нашего взора, и окружающая нас действительность, кажется, намертво блокирует такую возможность. Откуда прийти спасению? Вроде неоткуда. Конечно, похожий на Алексея человек, начавший свое движение по пути обожения к сверхчеловеку во Христе, в принципе может быть проявлен и в реальной, невымышленной России Медведева и Путина — вот только "видимых" спасителей России и русского народа среди ныне власть предержащих здесь, увы, явно не наблюдается. Да и вообще, нет никого на виду, кто мог бы сыграть роль русского Машиаха — никаких знаков, никаких намеков, никаких значимых личностей. Кругом одна сапропель. Перегоревший шлак. Перебродившие отбросы. Так что сегодня такой человек, подобно "скрытому имаму" шиитов, остается для большинства лишь тайным светочем надежды. И даже если он существует, истинное его предназначение есть пока, скорее всего, тайна за семью печатями для него самого.
Но Проханов не оставляет у читателя сомнений, что такие люди в России есть. Где-то — скорее всего, не в Москве — но есть. Это — формула России, ее неизменная, хотя и непроявленная данность. Роман показывает, как происходит становление подобного "световода", начавшись вроде бы с интриги, с черных технологий, с разборок между двумя полюсами богооставленной власти. Черная интрига, которая стоит в изначалии миссии Алексея, кажется неким парадоксом, неким "затемняющим" эту миссию началом. На самом же деле тут нет ни парадокса, ни "затемнения". Провидение Божье действует не просто через людей — оно действует даже через самых богооставленных правителей и предателей, оно проходит в виде светоносной субстанции через самые коварные и черные планы. Бога нельзя обмануть — даже при помощи "политических технологий". Творец хочет проявления нашей свободной воли. Он не "играет в глиняных человечков", как это представлялось древним семитам, которые впервые (надо отдать им должное) прозрели истину о едином Боге, но так и не перешагнули через свои ветхие психофизические ограничения и рефлексы в представлениях о Его Природе. Бог — не подобный древнему шейху капризный деспот. Не самолюбивый гордец и не альфа-самец. Он не оскопляет жизнь человека слепым фатумом. Но Он всегда — главное действующее Лицо той драмы, в которую вовлечены "игроки". Он всегда — главный "Игрок". Невидимый, и потому не принимаемый "богооставленными" всерьез. И Он всегда в силах изменить ход любой "партии", распрямить любую интригу. Но парадокс, повторюсь, в том, что Богу не надо ничего изменять — Он действует через наличные обстоятельства, через любые комбинации. Как мастер айкидо, Он преодолевает зло с помощью энергии самого зла. В этом — залог нашего конечного спасения, которое остро чует и которым светоносно вдохновляется Проханов. Кальвинисты не поняли замысла Бога, они разделили человечество на изначально спасенных и изначально обреченных. На самом деле, мы все уже спасены, в том смысле, что мы — в Книге Жизни. Нам надлежит лишь разрешить Богу спасти себя. А для этого мы должны сделать свободный выбор — своей волей и самой жизнью.
В КОНЕЧНОМ СЧЁТЕ, книга Проханова — именно о таком выборе. Кто-то уже сделал его (хотя на самом деле реально сделавший такой выбор человек в романе только один — это Алексей). Но свобода выбора остается правом всех — даже подобных Виртуозу "богооставленных", перед которыми вроде бы закрыт "Небесный Лифт". Здесь автор раскрывает перед нами важнейший принцип православной эзотерики: так называемые "богооставленные" (а на деле сами оставившие Бога) люди, даже не имея мистической энергии и благодати для личного Контакта с Творцом, могут спастись через праведников и духовидцев.
Преображается, соприкоснувшись с Алексеем, Виртуоз. И на него нисходит Фаворский свет спасительного Откровения. И он внезапно обнаруживает себя в "Небесном Лифте", на Пажитях Небесных. Никто не обречен. Никто не проклят. Даже тот, чья душа вроде бы черна. Впрочем, именно "вроде бы". Ибо нет в полной мере "черных" людей. Как нет и в полной мере "божественных". Всякий человек несовершенен и при этом — многомерен. Душа грешника, да и любого человека (ибо каждый человек — грешник), в той или иной степени, подобна Ганиной Яме — здесь духи света сражаются с духами тьмы, а нежность, целомудрие и красота борются с мраком преисподней. Каждый человек в сумме своих характеристик есть объединенное человечество и даже больше. И порой чем глубже отпадение, тем яростнее, страстнее может быть взлет к Небесам. Чем жестче и настырнее грех "ветхого мира" насилует истинную природу человека, сжимая заключенную в нем пружину божественных смыслов, тем резче, сильнее, страстнее она сопротивляется, протестуя против греха и ища возвращения в утраченный Райский Сад. Пружину нельзя сжимать до бесконечности — в какой-то момент она обязательно распрямится.