Страница 5 из 5
— Для того, кто дружину ведет, сила — не главное, Илья. Ум — сильнее.
— Знаю я про то, боярин. Не скажу, что я всех умнее, но стараюсь. А кто мне умный совет подаст, того я всегда послушаю.
— Ох и люб ты мне, Илья! — боярин расчувствовался — Жаль, что не будешь ты князем Черниговским. Да только прав ты — не для тебя это, ты на большее способен. Дай-ка я тебе подарок сделаю.
Боярин отошел к стене, открыл большой ларь и долго копался в нем.
— Вот, прими-ка, тебе, думаю, по руке будет. — Боярин протянул Илье лук и тулу со стрелами.
Илья стал внимательно осматривать подарок. Это неправильно говорят, что дареному коню в зубы не смотрят. Коли хочешь дарителя уважить, так осмотри дар внимательно, найди в нем достоинства, похвали с видом знатока. То дарителю приятно будет. Однако с этим подарком и кривить душой не требовалось — лук был хорош. Не простой, а из нескольких слоев разного дерева, да еще бычьи жилы понаклеены. И спонаружи обернут тонкой медью от сырости и промасленной кожей покрыт, чтобы медь не порвалась. Небольшой лук, едва Илье по плечо, а сила в нем большая. Видно, что сработан он где-то далеко, за Диким Полем, в южных краях. Больших денег такие луки стоят. На Руси редко они встречаются, хотя могут новгородские умельцы и не хуже делать. Да только северяне предпочитают простые деревянные луки. Простой лук клееного хуже тем лишь, что большой — с коня стрелять несподручно. Зато с клееным луком на севере хлопот не оберешься, а промасленному да закопченному дереву и мороз не страшен, и сырость не во вред — хоть в речке искупай. А вот для степной заставы, куда Илья хочет служить пойти, такой лук в самый раз.
— Ну-ка, натяни — проверь, по руке ли.
Илья выгнул лук и набросил на рог необычно толстую тетиву. Потом вынул из тулы стрелу, поставил и, натягивая лук, ажно закряхтел. Силен лук, силен. Пожалуй, не зря боярин его в подарок дает — на такой лук и покупателя не найти. Видать, на особый заказ тот лук делался для какого степного или горского богатыря — мало кто из живущих на земле такую силищу натянуть может. Предупреждая окрик боярина, Илья плавно расслабил лук. В бревенчатую стену из такого лука стрелу вогнать — сломается стрела. Да и наконечник потом не достанешь, ежли с хвостом в дерево уйдет. Стрелу Илья взял потому лишь, что коли сорвались бы пальцы, то уж лучше одной стрелой пожертвовать, чем тетиву рвать. А стрелы тоже внимания заслуживали — тоже, видать, специально делались. Дерево незнакомое, тяжелое и твердое. И толсты необычно. А и понятно: обычную стрелу такой лук и сломать может. Дерево вощеное — от сырости защита, чтоб не покоробилось. А за вырезом хвостика маленькое металлическое колечко одето — не расщепила бы тетива. Необычно старательно те стрелы сделаны. Это ведь только тупые стрелы для учения и охотничьи для мелкого зверя и птицы можно много раз использовать. А боевой стрелой один раз попал — сломается. А коли за молоком пойдет — не сыщешь потом. Наконечники у этих стрел тоже не широкие, перястые, с которыми рана шире и стрела не вынимается, а граненые, узкие, едва за древко выступают. Илья царапнул сталь своим ножом — ни следа. Потом царапнул нож острым кончиком — ого! Да, стрелок конечно из Ильи неважнецкий — этому делу с детства учиться надо, а Илья три года всего, как лук в руки взял. Но на пятидесяти шагах в человека попадет. На пятидести шагах с таким луком, да такую стрелу ни броня кожаная, ни кольчуга не сдержит. Да что кольчуга — такой стрелой пожалуй и кованую панцирную пластину просадить можно.
Илья низко поклонился, достав рукой пола:
— Благодарствую, боярин, за дорогой подарок. Будь в надеже: ни одну стрелу зря не потеряю.
— Владей, Илья, кому как не тебе такой лук отдать. Давно добыл я его в степном походе. А только никто с тех пор не смог его натянуть — ты первый. А людей набирай себе, поможем.
Боярин сердечно обнял Илью. На том разговор и кончился.
А вечером, во время пира, сотник городской стражи, что в мирное время на торгу за порядком следила да ночью город обходом обходила, да вдруг оказавшийся главным защитником Чернигова, пробурчал боярину Могуту:
— Не много ли чести мужику-деревенщине, что гусляры его величают победителем тридцати тыщ степняков? Их же там едва три сотни были.
— А коли их там только три сотни были, так что-ж ты сам их не побил? — насмешливо вопросил боярин — С твоими-то орлами, да с нашей подмогой справился бы. Илье-то вон двадцати воев хватило, да сотни мужиков с одними дубинами.
— Так коли бы знать, что их так мало. Я-то думал, что их не тридцать тыщ, а меньше — тыщи три. Но все равно с нашими силами и три тыщи в поле не сломить бы.
— Ну вот, ты думал, а Илья разведал. Не побоялся тридцати тыщ, однако. А что их три сотни всего оказалось, так это его счастье — он на тридцать тыщ идти готов был. Вот за храбрость ему и слава. Потому я гуслярам и приказал славить. — приговорил боярин.
А посередке зала очередной гусляр соревновался в возвеличивании подвига Ильи из Муромских земель:
— …их мечом рубить — позатупится, их копьем разить — поломается, булавой их бить — булаву сотрешь, а врагов ряды не уменьшатся. Увидал Илья да столетний дуб, взял за ствол его правой рученькой, да рванул к себе из земли сырой. Ты прости меня вольно дерево, что сгубил тебя не напрасно я — жаром солнышка напитался ты, от Земли родной соки-силу взял, и той силою, что от двух стихий, помоги побить рати черные…