Страница 26 из 40
Зима в тот год была очень холодная, так что Жанна, просыпаясь по утрам и замечая на деревьях иней или снег, всегда горько сожалела при воспоминании о том, что Андреа спит на голом, холодном полу чердака, находившегося как раз под самой крышей.
Однажды она вздумала зайти в комнату к Андреа, которого не было дома, и для этого заказала слесарю особенный ключ, с помощью которого она могла ежедневно в отсутствие Андреа входить к нему и отапливать его комнатку маленькой переносной печкой.
Однажды она потеряла в его комнате шпильку с кораллом, которая выпала нечаянно из ее волос.
Возвратившись домой, виконт сейчас же догадался, кто бывает в его комнате.
— Ага, — пробормотал он, — теперь, я думаю, можно и не прятать моего дневника, в котором я по-своему описываю каждый день моей жизни.
На следующий же день он, уходя из своей комнаты, не запер ящика своего стола и положил в него журнал. В этот день Жанна несколько замешкалась и пришла в комнату к Андреа только около четырех часов.
Она, как и все женщины вообще, была любопытна, а так как ящик стола не был закрыт, она и вздумала заглянуть в него.
Увидев книгу, она не устояла, чтобы не развернуть ее и не прочесть записок кающегося грешника.
Она читала его исповедь и не могла оторваться от книги.
Ей хотелось дочитать до конца. Граф Арман, оставшийся один в комнате маленького Армана, прочитав письмо от Баккара и не видя около себя своей жены, пошел на чердак Андреа.
Дверь его комнаты была не заперта.
Арман увидел, что Жанна сидит перед столом Андреа, облокотясь на руки, погруженная в чтение какой-то рукописи.
Он позвал ее. Она не отвечала. Граф взглянул на нее и невольно отступил.
Жанна была бледнее белой мраморной статуи. Две горячие слезы катились по ее щекам. Арман обнял ее — она вздрогнула, подняла голову и потом вдруг вскочила и вскрикнула.
— Боже! Я думаю что я схожу с ума.
Голос ее изменился, а глаза как-то странно блуждали.
Она схватила Армана и мгновенно посадила на свое место.
— Смотри… смотри… читай! — проговорила она. Арман повиновался.
Он сел и начал читать. Прочитав заглавие и первые страницы, он почувствовал то же, что и Жанна. Им овладело страшное волнение, и его кровь застывала в нем по мере того, как он читал.
— Ах, несчастный! — вскрикнул он, дочитав до последней страницы. — Теперь только я понимаю главную причину его раскаяния!
Граф положил рукопись в стол, задвинул ящик, взял жену на руки и унес ее из комнаты, в которой дух зла еще раз восторжествовал.
Вот это-то происшествие и было причиной того, что Баккара увидела его таким встревоженным и бледным.
Граф де Кергац, конечно, не поверил Баккара, когда она сообщила ему, что виконт Андреа разыгрывает одну комедию и что под скромным платьем кающегося бьется подлое и злобное сердце баронета сэра Вильямса.
Граф молча взглянул на нее и холодно сказал:
— Вы помешаны!
— Прощайте, граф, — сказала она. — В тот день, когда несчастье придет в ваш дом, тогда вы только сознаетесь, что я говорила правду. Я явлюсь к вам. Явлюсь защитить вас.
— Боже! — шептала Баккара, выходя из отеля графа де Кергаца. — Дай мне силы спасти их всех. Когда я называлась еще Баккара, в то время, когда я была потерянной женщиной, я восторжествовала однажды над этим демоном. Теперь, боже, я возвратилась к тебе, и ты не оставишь меня!
В то время, как Баккара уходила от графа де Кергаца, баронет сэр Вильямс находился у своего молодого друга виконта де Камбольха.
Сэр Вильямс курил сигару и, казалось, наслаждался совершенным счастьем.
Дядя, — проговорил Рокамболь, — вы, право, удивительный человек.
— Ты это находишь, племянник?
— Вы один только можете вести так дело.
— О каком ты говоришь деле?
— Да хоть бы о том, как вы рассказали Баккара и вашему филантропу-братцу половину всего нашего плана.
— Конечно, — проговорил, улыбаясь, сэр Вильямс, — я недурно это устроил, и главное, очень смело.
— Вы сказали графу де Кергацу, что Фернан Роше находится, конечно, по вашему мнению, в руках червонных валетов?
— Да.
— Потом вы пошли еще дальше, показав записку Тюркуазы, написанную сегодня утром под вашу диктовку и найденную будто, бы в старом платье в магазине.
— Да, племянник, я сделал и это.
— Вы не остановились и на этом и отправились сообщить Баккара, что ее бывший любовник ушел от своей жены и находится у Тюркуазы.
— Да, и это верно, — прервал его сэр Вильямс, — и я даже от души потешился, — потому что бедняжка вытерпела здоровую пытку, которая могла бы даже насмешить любого китайского мандарина.
— Затем, — продолжал Рокамболь, — вы сказали госпоже Баккара тот же спич, какой вы преподнесли и добродетельному графу де Кергацу.
— Верно.
— Ну, дядя! Говоря по правде, это очень мило, но опасно.
— Ты находишь, племянник?
— Да.
— Ну-с, так докажи же свои слова, — заметил сэр Вильямс тоном профессора математики, приглашающего ученика разрешить трудную задачу.
— Я нахожу, дядя, что вы поступили необдуманно.
— Докажи.
— Во-первых, вы сказали правду, следовательно, навели графа на след, который он искал.
— Ну, потом?
— Затем вы сделали Тюркуазу поверенной в нашем тайном деле.
— Довольно! — прервал его баронет. — Мой любезный племянник, ты дурак!
— Так ли это?
— Конечно, бессмысленный дурак.
— Следовательно, Тюркуаза… Маласси… де Шато-Мальи?
— Ровно ничего не знают, болван.
И при этом сэр Вильямс рассказал ему в нескольких словах истинное положение дела.
— Дядя, — заметил еще раз Рокамболь довольно серьезно, — все это прекрасно, и теперь я не имею больше ничего против вашей гениальности.
— В таком случае, — проговорил баронет сэр Вильямс, закуривая новую сигару, — так как время дорого, а проводить его в пустых разговорах — значит терять, то я и отдам тебе сейчас же мои приказания, и ты, конечно, доставишь мне удовольствие.
— Какое же, дядя?
— Исполнять их в точности вместо того, чтобы возражать мне, это будет проще и, главное, от этого дело пойдет гораздо успешнее и скорее.
Рокамболь молча наклонил голову с видом глубочайшей покорности.
— Завтра, — начал сэр Вильямс, — ты пойдешь к майору Гардену и отдашь ему этот пакет. В нем новые инструкции начальника.
— Пойду, дядюшка.
— Затем ты сядешь верхом на лошадь и отправишься в два часа в Булонский лес к павильону Эрменонвиль. Ты, конечно, наденешь изящный утренний костюм.
— Отлично, — пробормотал Рокамболь. — Я напялю на себя…
— Любезный мой виконт! — прервал его баронет, — вы употребляете иногда такие простонародные выражения…
— Я не употребляю их в хорошем обществе, — ответил Рокамболь дерзко.
— Мой племянник, ты дурак! — сказал баронет холодно. — Если бы я не принадлежал к хорошему обществу, ты никогда бы не был в нем.
— Простите, капитан, я просто хотел пошутить.
— Предполагаю, что это верно, — ответил спокойно баронет, — потому что я размозжил бы тебе голову, если бы ты на самом деле вздумал говорить дерзости.
Сэр Вильямс сопроводил эти слова таким взглядом, что Рокамболь невольно вздрогнул.
— Ну, слушай меня, — продолжал сэр Вильямс, — в два часа ты случайно встретишь коляску голубого цвета. В ней будут сидеть мужчина и женщина.
— Кто же?
— Тюркуаза и Фернан.
— Хорошо.
— Тогда ты подъедешь к ним, поклонишься учтиво Фернану Роше и посмотришь презрительно на женщину.
— Понимаю.
— т Ты скажешь тогда ему: милостивый государь, могу ли я рассчитывать на то, что вы меня узнали?
— Черт возьми! Как ему не узнать меня — я-таки порядочно его проучил.
— А Конечно, он ответит тебе утвердительно, тогда ты скажешь ему, что если ты перенес его после того, как ранил, в дом к своей любовнице, то единственно для того, чтобы не напугать его жены, а никак не для того, чтобы он стал ухаживать за ней, затем ты поздравишь его с успехом ухаживания за ней, скажешь, что только сегодня поутру узнал, что он — твой преемник, и удивишься, что он едет в коляске, купленной на твои деньги.