Клуб червонных валетов

Он сел в наемную карету и велел везти себя в предместье Сент-Оноре, к виконту де Камбольху, где, переменив свой костюм, он должен был превратиться в кающегося грешника, в виконта Андреа — правую руку Армана де Кергаца, начальника полиции, старающегося открыть и уничтожить вредное общество червонных валетов.

Тайны, открытые Эрмине графом, повергли несчастную женщину в отчаяние. Напрасно утешал он ее, напрасно уверял, что все кончится благополучно: несчастная Эрмина видела только одно — измену любимого ею мужа.

Трудно описать, как страдала эта несчастная женщина в продолжение последующей ночи и другого дня. Но тем не менее она сохранила обет молчания и ни с кем не делилась своими страданиями.

Следующая ночь и день прошли для нее без всяких радостных утешений. У нее было только одно порывистое желание — увидеть поскорее графа де Шато-Мальи, который накануне высказал ей столько чувств преданности, что она стала считать его своим вернейшим другом.

Когда наконец стемнело, Эрмина тайком, как беглый преступник, выбежала из своего дома, дошла до площади Гавр, села в фиакр и велела ехать на Елисейские поля.

Конечно, ни одно свидание не было так предосудительно, как то, на которое ехала эта несчастная женщина. Но она ехала на это свидание для того, чтобы вырвать мужа из рук ужасной женщины. И, несмотря на все это, Эрмина в продолжение всего пути дрожала как осиновый лист. Зловещий голос говорил ей, что опасность, которой она подвергается, больше той, которую она хочет устранить.

Фиакр наконец остановился.

Эрмина, сердце которой сильно билось, бросила беспокойный взгляд вдоль аллеи лорда Байрона, но там никого не было. Граф заставил ждать себя, это была тонкая политика. Несчастная Эрмина ждала со страшным замиранием сердца более четверти часа. Он все не являлся.

Наконец вдали показался всадник, ехавший крупной рысью.

— Это он! — прошептала Эрмина, сильно вздрогнув. Это действительно был де Шато-Мальи.

Быстро соскочив с лошади, он подошел к фиакру.

— Ну что? — спросила Эрмина дрожащим голосом.

— Со вчерашнего дня я сделал громадный шаг, — отвечал граф. — Я узнал, где ваш муж и где живет это отвратительное создание. Будьте уверены, что я возвращу вам вашего мужа, но позвольте мне увидеть вас послезавтра, так как сегодня я ничего еще не могу вам сообщить.

Эрмина хотела было расспросить его. Он нежно поцеловал ее руку и сказал:

— Не забудьте, что вы обещали повиноваться мне. Итак, прошу вас приехать сюда послезавтра, т. е. в воскресенье.

После этого граф быстро сел на лошадь и поскакал. Эрмина, не узнав ничего утешительного, возвратилась домой еще печальнее и мрачнее.

В продолжение двух дней Эрмина совершенно предалась своему ребенку, как бы стараясь найти спасение в материнской любви, точно так, как корабль во время бури старается скорее войти в гавань. Она прильнула к колыбели своего младенца так, как утопающий держится за спасительный канат.

В воскресенье она явилась в назначенное время на свидание. Граф в этот раз не заставил ждать себя.

— Радуйтесь, — воскликнул он, — ваш муж возвратится.

Эрмина задрожала от радости.

— В среду вечером он приедет домой, но умоляю вас об одном: не делайте ему никаких упреков и не произносите ни имени этой женщины, ни моего. Даете мне в этом слово?

— Даю.

— Благодарю! Прощайте.

Озаренная надеждою, она возвратилась домой и стала считать минуты, оставшиеся до возвращения ее мужа.

В среду вечером несчастная Эрмина сидела и, сильно взволнованная, смотрела лишь на часы, но проходил час за часом, пробило наконец полночь.

Он не возвращался.

Она снова пришла в отчаяние.

В два часа ночи кто-то позвонил в отель.

— Ах, это он, это он! — вскрикнула она с замиранием сердца.

Она хотела встать, хотела бежать к нему навстречу, броситься в его объятия, но волнение не позволило ей даже сдвинуться с места, голос ее замер, дыхание остановилось… Она чувствовала, что силы ее оставляют, и она, разбитая, упала на диван в будуаре.

Возвратимся теперь к Леону Роллану.

Прошло около недели с тех пор, как Тюркуаза, под именем Евгении Гарен, явилась в мастерскую улицы св. Антония, где Вишня, по рекомендации ее мужа, дала ей работу.

Этих немногих дней было вполне достаточно для того, чтобы собрать грозу над головою счастливого и мирного семейства, которое до сих пор охраняли любовь и труд. И все это произвел один чарующий взгляд мнимой работницы.

Мы уже знаем, какой она произвела переворот в продолжение нескольких часов в сердце мебельного мастера.

В продолжение почти целого дня Леон Роллан не мог дать себе положительно никакого отчета в испытываемом им смущении. Следующую за этим ночь он провел без сна, так прошло несколько дней, в которые Леон почти постоянно уходил из дому и вообще не занимался больше своими делами.

Он уже почти не мог преодолеть своего увлечения и ходил как помешанный. Леон стал чувствовать необходимость уединения и потому каждый день после ужина находил предлог удалиться из дому. Так прошло еще несколько дней, а его увлеченье принимало все большие и большие размеры, так что он уже не стал находить себе дома ни малейшего покоя.

Однажды вечером, сидя в своей конторе, он сообразил все и тогда же дал себе слово и обещание превозмочь себя и затушить свою страсть.

Леон решился удалить Евгению Гарен из Парижа и с этой целью вздумал дать ей денег на дорогу.

Итак, он вышел из своей квартиры и направился на улицу Шарон.

У него в кармане была тысяча франков, которые он хотел подарить отцу Гарену с тем только, чтобы тот уехал поскорее из Парижа.

Вдовы Фипар на этот раз не было в привратницкой, так что он поднялся прямо по лестнице до квартиры слепого.

Леон позвонил.

— Войдите, — ответил ему молодой голосок. Роллан вошел в каморку и очень удивился, увидев, что в ней не было старика Гарена. Евгения Гарен поспешила сообщить ему, что она должна извиниться перед ним в том, что они не решились сказать ему прямо того, что уже давно задумали сделать. По ее словам, старик Гарен был не в силах выносить больше тех благодеяний, которые делал для них Роллан, а потому и решился уехать в больницу.

— А я, — докончила молодая девушка, — перееду завтра из этого дома.

Эти слова поразили как громом Леона Роллана.

— Вы… уезжаете… из этого дома? — проговорил он, как будто не расслышав сказанного.

— Да, — ответила она просто, — я поступаю горничной в одно английское семейство, что делать, я буду, по крайней мере, помогать своему отцу.

В продолжение нескольких минут Леон хранил гробовое молчание, но, наконец, зло взяло верх над добром, и порок остался победителем , над добродетелью.

— Вы не уедете! — вскрикнул он. Она посмотрела на него с ужасом.

— Почему?

— Потому, — ответил он страстным голосом, — потому, что я люблю вас.

И несчастный упал при этих словах к ногам демона-соблазнителя.

Бедная Вишня!

Вероятно, читатель помнит, как Фернан при свете фонаря прочел письмо Тюркуазы.

Он был убит, уничтожен и поражен его содержанием.

— О! Я отыщу ее! — воскликнул он и пошел неверными шагами куда глаза глядят.

Он шел часа два и наконец вышел в улицу Исли.

Тогда только он пришел несколько в себя и позвонил у своего отеля.

Ему отворили.

Фернан вошел и осмотрелся, в с дном только окне он заметил свет.

Этот свет выходил из окна комнаты его жены.

Фернан вздохнул и молча прошел дальше.

Эрмина ждала его. Он вошел, и бедная женщина бросилась к нему с радостным криком:

— Наконец, это ты!

Эти горячие объятия, этот голос чистого сердца окончательно привели Фернана в себя и вывели из того нравственного оцепенения, в котором он находился.

Он крепко обнял жену и поцеловал.

— О, Эрмина, — проговорил Фернан, — боже, как я страдал и как ты должна была страдать.

Молодая женщина уже начинала думать, что граф де Шато-Мальи солгал, как вдруг Фернан зажал ей рот и сказал: