Hi-Fi

– Я не знаю. Извини. Это, наверно, потому, что я не уверен в себе.

– Прости меня, Роб, но я тебе не верю. По-моему, все дело в том, что ты выпил. Раньше подобные проблемы возникали у нас именно из-за этого.

– Сейчас – не из-за этого, а из-за неуверенности.

Со словом «неуверенности» не все выходит ладно – я проглатываю половину слогов. Это не усиливает моих позиций.

– Что, как ты думаешь, вселяет в тебя неуверенность?

Я издаю короткое безрадостное «ха!», расхожим способом изображая натужный смех.

– Видишь, я по-прежнему не очень догадлива.

– «Я слишком устала, чтобы расстаться с тобой». Все эти дела. И Рэй, и то, что ты постоянно, так сказать… раздражаешься на меня. Злишься, что я совсем безнадежный.

– На этом и закончим? – Она имеет в виду попытки заняться любовью, а не наш разговор и не наши с ней отношения.

– Пожалуй. – Я скатываюсь с нее и лежу, обняв ее одной рукой и глядя в потолок.

– Извини меня, Роб. Я была недостаточно… Я плохо давала понять, что мне этого хочется.

– И как ты думаешь почему?

– Постой. Сейчас попробую все как следует объяснить. Так вот. Раньше я думала, что мы с тобой связаны одной тонкой нитью, и стоит мне ее разорвать, как все и кончится. Ну я и разорвала ее, только ничего не кончилось. Нить была не одна, их многие сотни, тысячи, они везде: Джо замолкает, когда я говорю, что мы с тобой расстались, я чувствую себя как-то странно в твой день рождения, я чувствую себя как-то странно… нет, не во время секса с Рэем, а после, мне делается не по себе, когда я нахожу в машине и ставлю записанную тобой кассету, я часто думаю, как ты там… да миллион самых разных вещей. А к тому же еще ты переживаешь больше, чем я думала… И потом, в день похорон… это ведь я захотела, чтобы ты пришел, а не мама. В смысле, она, наверно, была рада твоему присутствию, что ты был, но звать Рэя – такой мысли у меня ни на секунду не возникало, и тут-то я и почувствовала, что устала. Я не была готова взвалить на себя все это. Такие муки – и только ради того, чтобы отделаться от тебя. – Она тихонько смеется.

– И это, по-твоему, все объясняет?

– У меня всегда было плохо с проявлениями нежности. – Она касается губами моего плеча.

Вы слышали? У нее всегда было плохо с проявлениями нежности. Для меня это серьезная проблема, как и для любого мужчины, в чувствительном возрасте слушавшего «The Look of Love»[99] Дасти Спрингфилд. Я ведь представлял себе, что так оно все и будет, когда я женюсь (тогда я называл это «женюсь» – сейчас использую выражения «поселиться вместе» или «поладить»). Я представлял себе сексуальную женщину с сексуальным голосом и обильным сексуальным макияжем, всеми своими порами излучающую преданность мне. А любовный взгляд, это отнюдь не выдумка – не то чтобы Дасти совсем уж водил нас за нос, – но вот только в действительности он оказывается не таким, каким виделся мне в воображении. Это не взгляд огромных глаз, пышущих желанием с просторов двуспальной кровати, едва прикрытой гостеприимно откинутым одеялом; это скорее великодушно-снисходительный взгляд, каким мать смотрит на своего карапуза, или взгляд изумленного недовольства, или даже болезненно-заботливый взгляд. А как же любовный взгляд по Дасти Спрингфилд? Выкиньте из головы. Это такой же миф, как и экзотическое белье.

Женщины напрасно сетуют на средства массовой информации, насаждающие стандарты женской красоты. Ведь мужчины прекрасно понимают: не всем же иметь грудь Брижит Бардо, шею Джеми Ли Кёртис и задницу Фелисити Кендалл, а потому особо не возражают против такого несовершенства. Естественно, мы отдадим предпочтение Ким Бэсингер перед Хэтти Джакс, точно так же как женщины предпочтут Кеану Ривза Бернарду Маннингу,[100] но внешняя привлекательность не самое главное – главное, насколько ты способен опустить планку. Мы довольно быстро сообразили, что джеймс-бондовские девушки – не про нашу честь, но осознание того, что женщины вряд ли когда-нибудь будут смотреть на нас теми же глазами, какими Урсула Андресс смотрела на Шона Коннери или хотя бы Дорис Дей смотрела на Рока Хадсона,[101] к большинству из нас приходило гораздо медленнее. Ко мне оно, похоже, до сих пор не пришло.

Я начинаю, как мне кажется, привыкать к мысли, что Лора вполне могла бы стать той женщиной, с которой я готов провести остаток жизни (или, по крайней мере, начинаю привыкать к мысли, что без нее я настолько несчастен, что искать ей замену просто не стоит). Но намного тяжелее привыкнуть к мысли о том, что мои детские представления о романтических отношениях, дамском белье, домашних ужинах при свечах и томно тлеющих взглядах не имеют ничего общего с действительностью. Вот о чем должна болеть голова у женщин; вот почему мы порой плошаем в ответственный момент. Дело вовсе не в целлюлите и не в шершавых пятках. Дело в… в… оплеванных мечтах.

28

Недели через две, в течение которых у нас было много разговоров, много секса и терпимое количество споров, мы идем ужинать к Лориным друзьям Полу и Миранде. Вам это может показаться пустяком, но для меня поход к ним очень важен – как вотум доверия, как подтверждение моего статуса и сигнал внешнему миру, что минимум несколько ближайших месяцев Лора предполагает провести со мной. Мы с ней всегда расходились во взглядах на Пола с Мирандой, которых я не видел ни разу в жизни. Лора и Пол пришли работать в юридическую фирму приблизительно в одно и то же время, и между ними сложились хорошие отношения, так что, когда ее (и меня) пригласили в гости, я идти отказался. Мне не нравилось ни то немногое, что я знал о Поле, ни то, с каким воодушевлением отзывалась о нем Лора. Когда же она в надежде, что я пойму, какую глупую ошибку совершаю, сообщила, что там будет некая Миранда, я наговорил ей лишнего. Я сказал, что он как раз один из тех, с кем ей с ее нынешней умопомрачительной работой впредь и положено водить компанию, в которую я не вписываюсь, и она рассердилась, тогда я поднял градус и начал предварять каждое упоминание его имени определением «этот кретин», а еще приписал ему бабий голос и полный набор склонностей и привычек, скорее всего, ему не свойственных, и Лора рассердилась уже по-настоящему и пошла в гости одна. А потом мне стало неудобно, что я столько раз ни за что ни про что обозвал Пола кретином, и поэтому, когда Лора пригласила их к нам, я смотал из дому и не возвращался до двух ночи, хотя и знал, что у них ребенок и к половине двенадцатого они точно уйдут. После всего этого я очень оценил, когда Лора сказала, что они снова зовут нас, – во-первых, она не махнула на меня рукой, а во-вторых, повторное приглашение означало еще и то, что она рассказала им о нашем воссоединении, и вряд ли в ее рассказе все было так уж плохо.

Стоя на ступеньках их дома (отнюдь не роскошного, обычного дома с тремя спальнями в Кенсал-Грин), я тереблю пуговицу на ширинке своих «пятьсот первых»; есть у меня такой тик, и Лора, по вполне понятным причинам, его не выносит. Но сейчас она улыбается, глядя на меня, и, чтобы приободрить, пожимает мне руку (другую, не ту, что занята в области паха), и не успеваю я оглянуться, как мы уже в прихожей, где на нас обрушивается шквал улыбок, поцелуев и приглашений к знакомству.

Пол оказывается высоким и симпатичным, с длинными темными волосами (не стильно длинными, как стригут в парикмахерской, а скорее напоминающими прическу компьютерщиков, которым все недосуг постричься) и густой щетиной. На нем тертые коричневые вельветовые штаны и футболка с изображением чего-то зеленого: не то ящерицы, не то дерева, не то какого-то овоща. Я жалею, что у меня не расстегнуто несколько пуговиц на ширинке, – с легким беспорядком в одежде я не чувствовал бы себя рядом с Полом чересчур вырядившимся. Миранда, как и Лора, одета в мешковатый свитер и леггинсы, на носу у нее вполне себе симпатичные очки без оправы, и сама она вполне себе симпатичная пухленькая блондинка, не такая пухленькая, как Дон Френч, но достаточно для того, чтобы это сразу бросалось в глаза. Таким образом, ни туалеты, ни дом, ни хозяева не вызывают у меня робости, да еще и хозяева настолько милы со мной, что в какой-то момент я расчувствовался чуть не до слез: при всей моей неуверенности в себе я не сомневаюсь, что они мне очень рады – не знаю, потому ли, что мне как-то удалось снискать их расположение, или благодаря Лориным рассказам о том, как она довольна теперешним состоянием дел (и даже если я ошибся и они всего лишь лицедействуют, кому какая разница, коль скоро актеры так мастерски справляются со своими ролями?).

99

«Влюбленный взгляд»

100

Голливудским красавцам отдается предпочтение перед английскими комическими актерами, при всей своей популярности далеко не являющимися эталонами сексуальной привлекательности.

101

Урсула Андресс смотрела на Шона Коннери в «Докторе Но» (1962), первом фильме из цикла про Джеймса Бонда. Дорис Дей была партнершей Рока Хадсона в нескольких романтических комедиях: «Разговор на подушке» (1959), «Вернись, любимый» (1961) и «Не шли мне цветов» (1965).