Страница 30 из 415
Порванный кусочек ткани в бубочку полетели на мокрый пол, а я, резко развернув Наташу, уставился на её белые ягодицы, в отличии от остального тела, явно много лет не подвергавшиеся влиянию солнечных лучей.
Выгнувшись словно кошка, Наташа игриво вильнула задком и это заставило меня прекратить созерцать и заняться делом.
Нет, всё то время пока мы продолжали, меняя диспозицию, перемещаться по ванной комнате, где-то глубоко во мне периодически пытался проснуться старый брюзга. Но едва он начинал капать на мозги, как в дело вступали обильно попадавшие в кровь гормоны, тут же стирающие все следы, оставшиеся от несвоевременного напоминания кем я был ещё несколько дней назад.
И я уверяю вас наш с Натальей затяжной спринт, совсем не походил на тот комсомольский перепихон по-быстрому, каким его представляли в СССР.
К тому же по какой-то необъяснимой причине все чувства обострились до предела и в один момент наивысшего пика, мне даже показалось что чугунная ванна под нами приподнялась над полом и начала раскачиваться с нами в такт.
А когда за окном начало светать мы всё ещё лежали с Наташей в ванне, наполненной едва тёплой водой. Я отрешённо думал о том, что натворил, а она не переставая болтала о чём-то очень отвлечённом.
Но в какой-то момент Наташа перестала лепетать что-то о советском кино и внезапно встрепенувшись, быстро взглянула на циферблат наручных часиков, накинутых на хромированный столбик ширмы. Затем резко оторвав голову от моей груди, она пулей вылетела из ванны, при этом обдав веером брызг.
— Вот блин, совсем забыла! — воскликнула она, и принялась лихорадочно вытирать большим полотенцем с чёрным больничным штампом, загорелое тело с явно очерченными белыми участками нежной кожи, судя по виду, никогда не подвергавшейся солнечному излучению. Затем она на ходу накинула сырой халатик и вылетела из ванной комнаты.
Но уже через пяток секунд она ворвалась назад и принялась лихорадочно вытирать мокрую голову, при этом так интенсивно дёргая белыми грудями, интересно наклонившись и соблазнительно выгнувшись что мне снова её захотелось. Наконец закончив, она принялась молниеносно собирать всякую мелочь, часики, связку ключей, зеркальце. Последними она схватила протянутые мною разорванные трусики, которые тут же сунула в карман расстёгнутого халатика.
— Ген, а ты что разлёгся⁈ — возмущённо воскликнула она, явно заметив возбуждённый элемент моего экстерьера, появившийся над поверхностью воды. — Пулей в кровать, иначе накажу.
Отдав приказ, Наталья чмокнула меня в щёку и выскочила наружу, тем самым лишив весьма возбуждающего зрелища. А едва я вернулся в опустевшую палату и облачился в чистую пижаму, она вернулась, в совершенно сухом халате и приколотым к волосам чепчике с вышитым красным крестиком.
А через пару минут, как только она закончила прибираться, в палату вошёл сам доктор Кац, собственной персоной. От меня не ускользнул его подозрительный взгляд, сначала пробежавшийся по неправильно застёгнутой пижаме пациента, затем по едва приоткрытой двери санузла и наконец остановившийся на всё ещё очень сырых волосах раскрасневшейся медсестрички.
— Наталья, а принеси-ка нам чайку — попросил он и выпроводив девушку за дверь, уселся рядом на табуретку. Затем он многозначительно покачал головой и принялся осматривать едва зарубцевавшиеся шрамы.
— Ну и что тут у нас? — пробурчал док и в этот момент мне почему-то стало ужасно стыдно.