Николай I Освободитель. Книга 7

Глава 3

Объединённая западная армия, насчитывавшая после отступления из-под Минска около двухсот тысяч человек, для передвижения по одной дороге, была слишком велика. Это виделось нашим генералам слишком опасным, растягивать колонну войск на добрых двести километров, оголяя таким образом фланги и рискуя получить неожиданный удар в самый неподходящий момент. Поэтому отступать решили одновременно по двум дорогам. По прямой на Смоленск двинулась более медленная пехота, большая часть артиллерии, корпуса Раевского, Бороздина, Дохтурова и Тучкова. По северной дороге же через Витебск ушла конница Уварова с казаками Платова, и остальные войска под общим командованием Багратиона.

Я, даже не знаю почему, возможно чуйка сработала, отправился северным маршрутом вместе с грузинским князем. Тем более, что после Минска — а обороной города и последующим отступлением руководил именно Петр Иванович — я проникся к нему немалым уважением. То, как уверенно он командовал, не стесняясь личным примером подбадривать истекающие кровью войска, меня действительно впечатлило. Ну и, конечно, стало понятно, что с таким стилем руководства армией, у Багратиона дожить до пенсии при любых раскладах шансов особых не было. То, что он в той истории дожил до Бородинской битвы, ничем кроме удачи объяснить было невозможно.

Двигающаяся по пыльной дороге бесконечная вереница войск представляет собой весьма унылое зрелище. Дождливый июнь, ставший неприятной неожиданностью для французской армии, не привыкшей к русским дорогам и оттого слегка пробуксовывающей, сменился на жаркий июль. Поднимаемая тысячами солдатских сапог пыль бесконечной завесой висела в воздухе, выпадая на одежду, волосы, кожу и все остальное равномерным серым слоем, а пригревающее — жарящее, если быть совсем честным, немилосердно — солнце заставляло людей потеть и размазывать ее неаккуратными черными разводами.

Армия двигалась на северо-восток не очень торопясь, что позволяло избежать большого количества небоевых потерь. Преследования со стороны корпуса Даву Багратион не слишком опасался: казачий разъезд перехвативший французский патруль на следующий день после отступления из Минска, доложил о смерти во время битвы за город знаменитого маршала — как потом оказалось Даву не погиб, отделавшись тяжелым ранением в грудь — и это сильно подорвало дух его войск считавших своего командира неуязвимым.

— Видите Петр Иванович, — узнав эту новость принялся я втолковывать Багратиону, — вам бы стоило тоже поберечься. Дальность и точность стрельбы ружей неуклонно растет, нахождение генерала на поле боя превращается из просто опасного дела в безрассудное. От вашей смерти пользы войскам точно не будет.

Князь в ответ нахмурился и передернул плечами. Послать меня нахрен он не мог, а отвечать по существу желания, видимо, не было.

— Эх, вы, Петр Иванович, — я покачал головой, понимая, что ни к чему мои слова не приведут. — Солдат у России много, да и работа у них такая — под пулями ходить. А Багратион у России один.

Выдав эту не бесспорную сентенцию, я тронул пятками бока своей лошади и отъехал в сторону, заканчивая таким образом бессмысленный разговор.

В это время, находясь при армии, о том, что делает Наполеон со своими маршалами, я, понятное дело, представление имел весьма общее.

Император же Франции, простояв в Вильно добрый десяток дней, отправился было с основной частью армии в сторону Минска однако на полпути получил сведения об исходе сражения и об отступлении русской армии в сторону Смоленска. Это вынудило его развернуть колонны вместо юго-восточного направления на северо-восток в сторону Витебска, имея на уме перехват северной колонны Багратиона.

18 июля Наполеон с корпусами Нея, Мюрата, Мортье и Удино под рукой вышел к Полоцку, где его появление стало настоящей неожиданностью. Впрочем, форсированный марш дался армии не легко. Полки выглядели так, как будто только-только вышли из кровопролитного сражения. Снабжение не успевало за ушедшими на четыреста верст от границы войсками, а реквизиции у местного населения наладить оказалось практически невозможно. Крестьяне при приближении французской армии массово уходили в леса, не оставляя захватчикам ничего ценного. Из-за жары и длинных переходов начался массовый падеж лошадей, а действия летучих русских отрядов в тылу и на флангах армии делали положение ее еще более неприятным. Участились случаи дезертирства: солдаты «союзных» армий сбегали в леса целыми взводами, и ничего с этим сделать не представлялось возможным. Не понеся ни одного поражения, — собственно даже не вступив толком в бой — Великая армия за месяц постоянных переходов уменьшилась на четверть. Наполеон искал генерального сражения, но никак не мог поймать ускользающих как вода в песок русских.

Захват Полоцка стал настоящим подарком для измученных дивизий французов. Особых магазинов тут не было, однако даже просто возможность отдохнуть в относительном комфорте — тоже стоила не мало.

20 июля давший в свою очередь русским полкам, отшагавшим за последние недели не меньше неприятеля, отдых Багратион узнал о захвате Полоцка и немедленно выдвинулся на встречу французам. При молчаливой поддержке Константина, с которым у меня случилась весьма неприятная беседа — брат считал, что я лезу не в свое дело, а я не сильно сдерживаясь указал на невеликие его умственные способности — Ермолова и Толя, Багратион решил что сможет дать бой Бонапарту в одиночку без «любителя отступать» Барклая-де-Толли.

Сказать, что я был от такого поворота в шоке — не сказать ничего. Шедшая своим чередом прямо к победе кампания — еще месяц-другой таких блужданий по России и на бородинском поле шансов у французов было бы откровенно не много — мгновенно повисла на тонкой ниточке. Вот только повлиять как-нибудь на грузинского князя я не мог вообще никак. Мне оставалась роль наблюдателя, неспособного повлиять на происходящие вокруг события.

22 июля Багратион имеющий под рукой чуть меньше ста тысяч человек подошел к Полоцку и сходу атаковал предместья. Захватить их не удалось, однако на окраинах города начался пожар, усугубленный дополнительно ветренной погодой, быстро начавший распространяться по деревянным постройкам древнего города.

Тут нужно сделать ремарку и пояснить, что каким бы резким грузинский князь не был, идиотом его нельзя было назвать в любом случае. Войска Багратиона дошли до Витебска еще 13 июля и за неделю успели отдохнуть и привести себя в относительный порядок, а если говорить про снабжение, то оно у русской армии, опирающейся на заранее подготовленные магазины, было гораздо лучше, чем у всерьез рассчитывающих на реквизиции французов. Плюс более скорострельные и дальнобойные ружья после Минска уже успели оценить как русские, так и французские генералы.

Что же касается численности двух армий, то тут преимущество французов было не столь уж велико. Непосредственно у Наполеона в Полоцке было всего около ста тысяч человек. Еще около ста тысяч под рукой принявшего командования после ранения Даву Богарне, наступали в сторону Смоленска вслед за не слишком торопящимся и огрызающимся на каждом шагу Барклаем. Польский же корпус Понятовского несколько отстал, находясь в двух дневных переходах к западу, и соответственно ко времени битвы поспеть не мог, остальные части были еще дальше. Получается, что с точки зрения Багратиона дать бой уставшим французским войскам было вполне логично, тем более что победа в этом деле могла поставить всю Великую армию в весьма сложное со стратегической точки зрения положение.

Сам я остался в Витебске — тут вновь проявил железную волю Воронцов — поэтому подробности боя узнал лишь задним числом. А были эти итоги не утешительны. Разбить Бонапарта Багратиону не удалось, более того сам грузинский князь в неудачном сражении, стоившем русской армии пятнадцать тысяч убитых и раненых, сложил свою буйну головушку даже раньше, чем это было в той истории. Принявший командование над потрепанным войском Константин, сумел отвести войска обратно к Витебску, что было в общем-то несложно, поскольку сил у французов чтобы преследовать отступающие полки, прикрываемые казаками и конницей Уварова на относительно свежих лошадях, не было совершенно