Юрод

Обморок Серова, т.е. его уход от врачебного контроля, был прочувствован и опытнейшим Хосяком, тут же начавшим звонить в отделение. Хосяк лежал на не застланном ничем кожаном коричневом диване и, левой рукой продолжая мять засыпающую Калерию, - правой набирал номер своего отделения. Он звонил, чтобы приказать дежурному ординатору Глобурде срочно, немедленно, вмиг больного Серова без всяких анализов крови на сахар и прочего класть в инсулиновую палату и начинать шокотерапию. Но перед шокотерапией Глобурда должен был попробовать разок телетерапию. Правда, в ней Хосяк сомневался, но все же заготовку для такой терапии Глобурде оставил. А вот в чем Хосяк не сомневался - так это в инсулине.

И согласие лечащего врача на такую, откровенно говоря, небезопасную, хоть и обусловленную динамикой заболевания терапию было Хосяком пятнадцать минут назад, пусть и с трудом великим, но получено. И Хосяк звонил, распоряжался, и вносили в инсулиновую палату дополнительную койку, и выписывали на складе полагающийся каждому больному сахар, и готовили сладкую, противную настойку, и проверяли на крепость у принесенной койки крепежные ремешки...

В этот же миг, пользуясь отсутствием Хосяка, Калерии, Глобурды, после разговора по телефону что-то записывавшего в тетрадь, и инсулиновой сестры, ушедшей на склад, - в этот же миг, миг сонно-обморочного отлета серовской души, петух вскочил на подоконник. Он чуть постоял на подоконнике, а затем, пользуясь полной беззащитностью привязанных к койкам, ждущих наступления инсулинового шока больных, слетел, шумнув крыльями, на одну из коек. Здесь, не теряя времени даром, петух вскочил на грудь больного с непривычной фамилией Казимир и, отведя назад голову с набухшим от вожделения гребешком, мощно ударил лежащего клювом в горло. Больной, пребывающий в шоке, слабо дернулся и перестал дышать. И петух, прорывая липко-сахарный воздух палаты, прорывая густоту плотного, солнечного, утопающего по низам в сухом мороке дня, запел. Его пенье - сумасшедшее, наглое, не по-птичьи визгливое - возвестило о том, что один из бедолаг инсулиновой перестал дышать, перестал ощущать шоки и их отсутствие...

Откричав, отпев, петух не торопясь перелетел на подоконник, с него на крышу и радостно и стремительно заскользил по нагретой зеленой жести к себе в тайный, образованный неплотно прилегающими углами двух зданий, закуток...

- Больной, очнитесь!

Ляскала по щекам бедного Казимира вернувшаяся со склада с мешочком сахара в руках медсестра. - Больной, больной! Что с вами?

- Больной, вставайте! - звякал над Серовым вечной своей железной коробочкой с такими же вечными в ней леденцами вышедший во двор ординатор Глобурда.

- Один, два, три, четыре, пять! Пора вставать! Я теперь ваш лечащий врач. Пока не вернется Калерия Львовна. Ну-с. Раз, два, три, четыре, пять... Ну... Ну...

Жизнь в отделении шла своим чередом.

- Ты гля.... - сказал подошедший на всякий случай к задержавшемуся у соляр доктору Санек. - Ему еще инсулину не делали, а у него уже шок. Привесть в чувство прикажете?

- А... - махнул рукой ощутивший вдруг кислоту леденца Глобурда. - В палату несите. Или нет. Пусть здесь до вечера проветривается. Воздух... Воздух ему очень желателен.

Подошел и приостановился на минуту где-то совсем рядом у больничной стены вечер.

А вместе с ним приблизился осторожно к Серову, а затем сел подле него маленький лекарь Воротынцев.

- Казимир из инсулиновой умер, - равнодушно сообщил Воротынцев. - Ясное дело:

инсулин. Как он действует на подкорку - до сих пор неизвестно. Лет десять назад его почти во всех наших больницах прекратили вводить. Прекратили эти шоки. А Хосяк возобновил. Вас, я слышал, тоже в инсулиновую определили. Мой вам совет - не ложитесь. Придумайте что-нибудь. Забастуйте. Или... Или бегите отсюда. Я здесь четвертый год. И каждый год два-три человека из инсулинников - тю-тю... А если не тю-тю, то дураком оттуда через сорок сеансов выйдете, или боровом толстым...

Вечер остановившийся, покачнувшись на ходулях за стенами больницы, шагнул во двор.

- Вас в "телетеатр" приглашали?

Серов отрицательно помотал головой. Об исцеляющей терапии "телетеатра", разработанной Хосяком, он уже слышал.

- Тоже - не вздумайте. Или... Наоборот! Соглашайтесь! Тогда быстрее отсюда умотаетесь, пока Калерия Львовна к вам благоволит...

Вечер - самый тревожный из всех нам отпущенных отрезков времени наступил окончательно. Удостоверившись в его приходе, потянув носом его запахи, помяв в руках его буро-коричневую плоть, Полкаш, Цыган, Марик встали и, стряхнув с себя дневные сны, стали готовиться.

***

- Телестудия открывается! Эфир пошел!

- Гу-гга...

- Кхо, кхо, кхо!

- А, чтоб тебе...

- Тихо! Всем заткнуться! Слушать, что говорит вам врач! Итак! Действующие лица на сегодня:

Ведущий телетеатра! Вван.

Ведущая! Туу.

Донат-Альфонс-Франсуа маркиз де Сад! Сри.

Рози Келлер! Фо.

Председатель Секции Копьеносцев! Файв.

Участники заговора против Мыльцына: Пальцын, Вяльцын, Вжопековыряльцын.

А также:

Врач-вредитель. Тоже участник заговора.

- Разбирайте листочки с номерами, психи! Роли читать громко, внятно! Кто после кого - в листочках указано. Но сперва, как всегда, краткое содержание... Терапия пошла!

Мерцал в глубине небольшого зала с занавешенными окнами голубенький экран, подрагивал зеленоватыми павлиньми перьями вольерный полусвет, на невысоком просцениуме театральничал и выпендривался огромноголовый, сбросивший с себя белый халат, а с ним и длиннотелую лень, врач-ординатор Глобурда. Снимал камерой происходящее угрюмый оператор, из больных же.

- Итак, краткое содержание, психунчики! - прочистил кашлем горло Глобурда. - Серия первая. Дело, психи, происходит в Париже. Ну, не в самом Париже, а, скажем так, в ближнем пригороде. Пригород зовется Ар-кю-эль. Не слыхали? Ничего, после сеанса я вам его быстренько нарисую. Короче: серия вторая! Революционер, но в то же время и истинный рыночник маркиз де Сад борется с козлами-заговорщиками из наполеонадминистрации. Козлы обвиняют маркиза в разных там извращениях. Ну, это пропустим...

- Давай извраще... Иее... Уаа...

- Цыц! Молчать! Далее. А он никакой и не извращенец. Ну, вот как назло им - никаких половых перверзий. Просто он таким путем - ну, кого надо за жопу схватив

- узнает про заговор. А? Смекаете? Аналогию уловили?

- Анало-о...

- Улои-и...

- Так. Дальше. Серия третья, маралы! Люди из наполеонадминистрации хотят маркиза... того... к ногтю. Он укрывается от них в домике под Парижем. В Аркюэле этом самом. Сечете? И там проводит анатомический сеанс. Ну, чтобы правды дознаться и все такое. Но тут вмешивается Врач-вредитель, тоже участник заговора против Наполеона. И тут начинается серия пятая. Самая интересная. Начинается действие, в котором вы все с удовольствием, думаю, посоучаствуете. Ну? Интересно? Боязно? Смешно? Тогда - погнали! А уж завтра увидите все это на пленке... Итак, первым читает роль мосье де Сад. Но до чтения попрошу занять исходные позиции. Телеведущая - кам хиа!

Рози Келлер - к столу марш! Председатель Секции Копьеносцев - за портьеру!

Врача-вредителя затащить сегодня не удалось. Ну, лады... Без него обмылимся.

Ролька у него третьестепенная...

Откуда-то из глубины зала бесшумно выплыла укутанная до глаз в платок и никем не узнаваемая (что было ясно по односложным репликам больных) телеведущая.

Медсестра Лиля, одетая в белый халатик, до этого топтавшаяся где-то в глубине просцениума у занавесей, весело шагнула к стоящему в глубине сцены операционному столу. В мгновение ока халатик слетел на пол, и медсестра, светясь молочно-стылым телом, в ожидании дальнейшего у стола застыла.

- Маркиз! К столу пожалуйте! Да инструмент для анатомического сеанса получите!

Глобурда внезапно сверкнул вынутым из складок летнего мятого пиджака ланцетом, озабоченно поднес ланцет к самым глазам... Однако никакого движения в кучке больных, сбившихся у первого ряда кресел близ просцениума, не произошло.