Юрод

Лист №13 ...В конце концов я представил здешнему медперсоналу и в особенности Хосяку свой собственный спектакль под названием "Клиническая смерть". Бедных медсестер мне было искренне жаль. Я задержал дыхание по методу исизахма и почти остановил сердце. Как они забегали! Как впивался мне в руку своими костяными мертвецкими пальцами Хосяк! Я внутренне хохотал и блаженствовал. Но переигрывать не стал.

После первой же лошадиной дозы глюкозы в вену, после адреналина в сердце - стал "оживать".

Лист №17 Небывалый случай: курс инсулинотерапии, за все время практического его применения в больнице - отменен!

Якобы мне сочувствующий ординатор Тишкин шепотом рассказал мне, как кричал на Хосяка наш главный Круглов:

- Вы что, опять в следственный изолятор захотели? Так я вам устрою по знакомству! Дела всех инсулинников ко мне на стол!

Конечно, ни для главного, ни для других медиков города не секрет, что Хосяк до суда над ним содержался в изоляторе, а после суда за недостаточностью улик отпущен. И хотя он выдавал себя и выдает за жертву коммунистического режима (это он-то - председатель гнусного больничного партбюро!) - многие знают, подозревался Хосяк в торговле наркосодержащими медпрепаратами. Это, повторяю, не новость. А вот то, что главный, вышибленный в свое время с должности все теми же коммуняками, не заодно с этим вором - сюрприз! Тут, как говорится, возможны варианты.

Лист №20 ...теперь о главном: программа работы с больными, программа засылки за стены больницы больных - существует! Но об этом спец. запись на спец. листе.

Лист №22 ...кроме того, занесу на бумагу еще и этот странный разговор, который не поместился на спец. лист. Придется здесь.

Разговор лекаря Воротынцева с завотделением КМН А.Н.Хосяком Хосяк. Здесь никто нас не услышит. Тут, в садочке и побалакаем. Лекарствочками интересуетесь?

Воротынцев. - Скорей вашими методами их применения.

Хосяк. - Ну, эти знания мало вам помогут. Да и кто вам, алкоголику с паранойяльным, ярко выраженным синдромом поверит? А здесь я прошу вас с больными контактов не иметь.

Воротынцев. - У вас же люди тут умирают.

Хосяк. - А где они сейчас не умирают? Довели демократы поганые!

Воротынцев. - Ого! Вы ведь, кажется, сами теперь демократ?

Хосяк. - Был. Был какое-то время. А сейчас думаю: может, назад? А? В родную организацию? Но это я так. А людям умирать все одно положено! Ну так пусть с пользой умрут! Да и к тому ж умирать им страшно приятно. Вы просто не в курсе...

Они ведь всю вашу хваленую жизнь за эту дорогу к смерти отдадут. Они умирают минуту, а лекарство им эту минуту продлевает в целую жизнь. Да и потом есть дозы: малая доза - и ты не умер, только попробовал. Большая каюк! И те, кто малые дозы попробовал, всегда к большим дозам стремиться будут.

Лист №23 Воротынцев. - Обыкновенный наркотик.

Хосяк. - Не скажите. ВКС - лекарство небывалое! Воля к смерти! Раньше была у всех воля к жизни, сейчас - к смерти! И уже очередь голодных и больных к нему выстраивается: дайте, дайте, дайте! Не лучшей жизни, заметьте, а лучшей смерти.

Вот, что нам всем разработать надо, и коммунистам, и демократам: не к лучшей жизни, а к лучшей смерти! Вот он, лозунг времен! И тогда они опять ко мне:

дайте! А я им (конечно, отобранным, конечно, из толпы больных выбранным) - пожалуйте! Только сами уж возьмите! У такого-то и такого-то по такому-то адресу.

Или в таком-то здании, в таком-то городке. А как пользоваться - я расскажу! И гонец идет за собственной ласковой смертью, идет и добывает. Пусть не то добывает! Пусть! Но зато и сомнения его не грызут! Ад и рай не нужен! Нужно только наслаждение отделением жизни от тела! И все больные посчитаны, все на виду, все при деле! И никаких там неучтенных юродивых да Христа ради блаженных больше нет. Не мутят они народ, не...

Лист №24 Воротынцев. - Да вы сами, Афанасий Нилыч, не маниакально-депрессивным психозом страдаете?

Хосяк. - Я? Ну, страдаю я или нет, это выяснится потом, а вот вы, милейший, кажется, действительно и глубоко больны, раз красоты смерти не понимаете! Ведь страх того, что жизнь закончится, хуже самой смерти. А тут роскошное путешествие в смерть! Пушкин не мучился бы! Чайковский не мучился! Да вот классический случай, Моцарт: организм изношен, внутренние органы - ни к черту, начинающаяся амнезия, невроз навязчивых состояний, все равно - каюк! И вот, представьте, дает ему Сальери не яд, а наш препарат, и вы бы теперь не мучились, не думали, как этому полудурку тяжко умирать было, да как он в эти часы жизнь свою и Бога вашего проклинал...

Воротынцев. - Но такая искусственная "сладкая" смерть - просто обман потребителя, плюс изощренное убийство. Вы просто с пути человека сбиваете, ему, может, помучиться положено или даже хочется, чтобы душу просветлить, и Бог...

Хосяк. - Опять Бог! Почем вы знаете, как он на все на это посмотрит. Может, ему хочется, чтобы все эту нашу жизнь побыстрее покинули, к нему притекли. А вас, дорогой лекарь, он просто в известность об этом не поставил...

*** Тусклая, копченая лампочка, окруженная мелкой металлической сеткой, почти перестала быть видна. Настало сероватое бессолнечное утро...

Войдя в пустой туалет, Серов наткнулся на ползущего к нему Рубика. Рубик ползал по серому с прозеленью каменному полу, что-то настырно и озабоченно выискивал.

Лицо его с глубокими и узкими прорезями желто-зеленых глаз, с низко нависшим над губой гачком носа выражало лукавство и озабоченность. Причем лукавство как бы знало об этой озабоченности и понимало ее, а вот озабоченность готова была непонятно откуда взявшееся лукавство сжить со свету, сожрать...

Ползающий на четвереньках поминутно и с большим усилием отрывал левую руку от сочащегося сыростью пола и откидывал наползавшую на глаза длинную косую челку.

- Бычки-бычки-чинарики, тараканчики-бычки-чки-чки... - бормотал хитрый Рубик, хотя сейчас перед глазами его ни тараканов, ни другой дергающей усами и хвостами нечисти не было. Сейчас перед глазами его блуждали по туалетному полу небольшим табунком сильно уменьшенные и слегка, как в плохом зеркале, искривленные умершие родственники. Умный и медицински просвещенный Рубик, чтобы не показать, что он блуждающих мертвецов этих боится, дерзко хватал их за ноги, за штанины, за полы одежд, но они продолжали все так же неостановимо и бесконечно возникать и исчезать в туалете.

Рубика мотало по полу как укушенного. Белая, медленная еще и пугливая, но уже плотно выстлавшая и глазное дно, и корочку мозга горячка прижимала его к полу, истерическое возбуждение подкидывало вверх. Рубика привезли вчера, и он, хоть и был в полубессознательном состоянии, крепко сжимал в руках детскую, всем хорошо известную игрушку "кубик Рубика". Поскольку Хосяк отсутствовал, а Глобурда занимался телетеатром> , ставил диагноз и назначал жесткость режима ординатор Тишкин. Склонный к демократии Тишкин не стал слишком мучить больного, привязывать его к кровати не стал. Ограничился стандартным набором лекарств и ушел спать. И вот теперь получивший полную свободу Рубик купался в волнах "делирия", приближаясь к неминуемой и скорой развязке...

Дверь отворилась и вошел раззевавшийся со сна Полкаш. Глянув на ползающего за тараканами и другой мелькающей конечностями, дергающей усиками и хвостами нечистью, он брезгливо взвизгнул:

- Убрать эту падаль!

Тут же вбежавшие Цыган и Марик потащили Рубика к выходу, и только здесь Полкаш заметил выходящего из бездверной кабинки Серова.

- Вот мы за вчерашнее и поквитаемся. Вот мы... - Полкаш согнул свою мощную руку, другой рукой попробовал взыгравшую мышцу.

Серов не стал ждать и, пользуясь тем, что Цыган и Марик все еще тащили больного белой горячкой, нагнув голову, кинулся на Полкаша. Полкаш успел отскочить. Но путь был свободен.

Пробегая по коридору третьего этажа, Серов слышал, как вопил, впадая постепенно в истерику, доходя до бабьего визга, Полкаш: