Страница 53 из 55
— А моя теща будет очень довольна, — сказал Свен наигранно бодрым голосом. — Она уверяла, что я плохо кончу.
«Молодец этот Свен», — подумал президент. И еще подумал, что его теща тоже будет довольна. А Жужа? Жужа поплачет, искренне горюя, что ей достался такой невнимательный муж. Но заботливая мама убедит Жужу, что в ее положении вредно плакать. А Винета?
Но вслух президент сказал совсем другое:
— Вам хорошо, товарищи, а у меня назревает трагедия. Я заказал роботу блины перед отъездом и забыл поставить ограничитель. Представляете: кухня завалена блинами, на полках блины, в коридорах блины, из окон на улицу сыплются блины… А робот настроен на мой голос, его никто не выключит. Он и меня не всегда слушается. Так и будет печь блины до скончания веков. Придется мне прийти с того света. Никто не слыхал: на том свете дают краткосрочные отпуска?
О верная теща и неизменные блины! Во все века выручали вы истощившихся остряков. Блины, роботы, тот свет… и уныние сбито. Вот уже и инженер тщится придумать что-то. И радист добавляет срывающимся, все еще полным слез голосом:
— А тот свет есть, вы уверены, учитель? Давайте условимся, как прибудем туда, срочно даем радиограмму: «Лучше нету того света…»
— Я предпочел бы явиться, — мрачно объявил инженер. — Явиться прямо на заседание Академии. «Кто вы?» — «Я привидение. Прошу провести испытание на сжатие и скалывание».
— Привидение надо испытывать на прозрачность. Судя по литературным источникам, они подобны туману. Стало быть, аэрогель или аэрозоль.
— Аэрозоль! Как отрава для комаров.
— Ужас! Становишься родней инсектициду. Немудрено, что никто не является с того света. Стесняются.
Теща, блины, роботы, тот свет, привидения!.. Умеет человек настроиться, умеет и заразить настроением. Одни шли в бой, бледнея от ужаса, другие — с руганью, третьи — с песней. А Томас Мор, кладя голову на плаху, сказал палачу: «Тебе придется потрудиться, мой друг, у меня толстая шея».
— Ладно, пошутили, теперь давайте координаты, — сказал президент Свену. — Постараемся прицелиться поточнее.
Пилот прошелся по клавишам вычислительной машины, словно пианист, пробующий звук перед концертом. На табло выскочили цифры: координаты Лямбды А, Лямбды В, ракеты, взаимные скорости…
— Подождите, — остановил его президент. — Почему скорость Лямбды В — 120? Должна быть 127–128.
Пилот еще раз сыграл тот же пассаж.
— Сто двадцать!
— А ну-ка составьте голографик.
Данные были введены в специальную приставку. Слева от машины засветился прозрачный куб — пространственный график орбит. В нем появились цветные ниточки — зеленые зигзаги ракет, черные шрамы разрезов Астромеча, плавная линия естественной орбиты Лямбды В — безупречный кеплеровский эллипс, а также и фактически наблюдаемый путь.
— Касательная! — воскликнул радист.
— Да, дорогой мой; касательная.
— Учитель, ура!
— Проверим, мальчик, проверим. Ликование после.
Нужны ли тут пояснения? Под влиянием сил притяжения взрывчатое солнце В двигалось по эллипсу, приближаясь к спокойному солнцу А, и, приближаясь, входило в опасную зону. Если оно перешло с эллипса на касательную, на прямую линию, значит, силы тяготения парализованы: в опасную зону В не войдет, взрыва никакого не будет. Звезды разойдутся через некоторое время, В удалится снова в дальние просторы. Все это космонавты поняли по цифре «сто двадцать». Сто двадцать, а не сто двадцать семь — значит, скорость не растет, притяжение не действует. А пространственный график подтвердил догадку.
— Почему же протуберанцы пробиваются через разрез? — недоумевал Январцев.
— Ах, учитель, какая разница? Ну, проскакивают через разрез отдельные атомы — три процента или пять процентов, а для нас все равно огненный язык.
— А может быть, тоннельный эффект?
— Тоннельный? Но ведь это открытие, учитель.
Конечно, они, специалисты, понимали друг друга с полуслова, а нам с вами требуются всюду пояснения. Дело в том, что в мире атомов, подойдя к непреодолимому барьеру, частица иной раз вдруг оказывается по ту сторону стенки. Так, если вы прислонитесь к фанере и кто-нибудь стукнет по ней молотком с другой стороны, вам будет больно, хотя фанера останется целой. В XXI веке считали, что при тоннельном эффекте за барьером оказывается не частица, а ее копия.
— Значит, мы видим копии протуберанцев, учитель?
— Да, товарищи, видим копии. И это очень важно. Выходит, что на вакуум-борозде можно копировать вещество. Атомы здесь, атомы там. Кристаллы здесь, кристаллы там.
— Хлеб здесь, хлеб там. Человек здесь, человек там?
— До этого еще далеко, очень далеко. Отложим фантазии. Сейчас нам надо догонять Лямбду В, делать третью серию разрезов.
Примерно через час после этого усталое лицо президента Январцева появилось на экране вокзала МЗТ, где размещался штаб борьбы с катастрофой.
— Товарищи, докладываю, бедствия не будет. Солнца расходятся. Какое принять решение: оставить В в этой системе или удалить окончательно?
— Удаляйте, если есть возможность.
— Тогда передайте всем властителям и толкователям воли богов, что их злой демон изгнан навеки.
И опасное солнце было изгнано, навсегда ушло в пустые просторы Галактики, неведомо куда. И пока нельзя было сказать, где оно взорвется, взорвется ли вообще когда-нибудь. Ведь новые звезды, по мнению земных астрономов, обязательно входят в двойные системы, одинокие развиваются как-то иначе, без повторных истерических катастроф.
Зонт для страховки продержали еще два дня, а потом была подана команда: «Да будет свет!»
И стал свет над планетой Той.
Выглядело это своеобразно, в каждой стране по-разному, а на родине Клактла, как восход в зените. Сначала в черном желе над головой появилась щель посветлее, как бы тучи разошлись — небывалые тучи с прямолинейными краями. Щель раздвинулась, в ней проглянули звезды, все больше и больше звезд, потом края ее порозовели, и вдруг сверху брызнули лучи обоих солнц сразу… второе еще не ушло далеко. И небо поголубело, трава зазеленела, море стало синим, лиловатым у горизонта: все как полагается, все как обычно. Таковы финалы несостоявшихся катастроф, отбитых нападений, предотвращенных бедствий. Бездна усилий, тревог, волнений,…и все остается по-прежнему.
25. ПОХОЖАЯ НА ВТОРУЮ
Охотник танцевал перед черепами рогатых.
Он танцевал усердно; тело его блестело от пота и жирного сока травы кхан, руки были обвиты пахучими острыми листьями, то и дело он подносил их к костяным носам зверей. Кричал: «Нюхай! Сладко! Сладко!»
Он верил, что, прельстившись этим дымом, души и черепа съеденных рогатых позволят съесть и своих собратьев.
Всю ночь после танца охотник копал яму на тропе у водопоя, мостил ее тонкими жердями и маскировал все той же пахучей травой кхан. Подгонял себя, привычно пересиливая усталость. Надо было успеть до рассвета. На рассвете рогатые пойдут на водопой и, учуяв траву кхан, потеряют соображение и осторожность. Могут прыгнуть в яму, могут погнаться и за охотниками, чьи тела тоже пахнут травой кхан, вонзить под ребра острые рога.
Быстрее! Быстрее!
Ночь коротка, с вечера ее срезает странное второе солнце. Откуда оно явилось? Зачем душило землю неслыханной жарой? Напакостило, сожгло траву, рогатые отощали, стада их поредели. Редко удается наполнить живот их сладким мясом. Но теперь уходит непрошеное, так говорят старики. Будет охота, как бывало.
Проворней! Проворней! Уже потрескивают ветки, подрагивает почва. Рогатые идут по тропе.
Ох, как урчит в брюхе!
Звезды, звезды на черном небе! Сколько их? Больше, чем чешуек на теле пастуха, больше, чем рогатых в его стаде.
Пастух развалился на кошме, прислушивается.
Нет, тихо все. Чужие боятся племени, зубатые сыты летом. Сыты жадные глотки. Нажрались падали. Сухое выпало лето, много рогачей пало от бескормицы.