Страница 50 из 55
23. ПИСЬМА
Президента Январцева закатывали в золото.
Вытянувшись, висел он на тугих струях воздушной перины, пока миниатюрные, не больше жука, ползуны, монотонно гудя, обматывали звонкой, красноватой, прозрачной на свету ленточкой узловатые ноги, осторожно переваливая через вздутые вены.
— В мое время МЗТ называли транспортом молодых, — вздохнул астродиспетчер. — А ныне в любом возрасте летят на звезды, пожалуйста. Не так давно я профессора Юстуса провожал, теперь вас.
— Юстуса я помню хорошо, — отозвался президент. — Он сыграл когда-то большую роль в моей жизни. Где он сейчас? Жив?
— Жив, конечно. Юстус на Луне в «Легкости». Знаете этот образцовый санаторий в Море Дождей? Не бывали? Обязательно побывайте после возвращения. Для усталого сердца лучше не придумаешь. А у вас, насколько я помню по карточке, с сердцем нелады.
— Да, с сердцем нелады, сердце не на месте, — вздохнул президент. И после паузы добавил порывисто: — Сколько у меня времени? Минут пятнадцать есть еще, прежде чем эта штука залепит рот? Есть? Тогда добудьте диктограф, пожалуйста, я продиктую письмо… личное.
Диспетчер протянул ему микрофон и деликатно отодвинулся.
«Дорогая моя девочка!
Прости меня, Винета, но я не могу называть тебя иначе. Думаю о тебе, как о милой девочке Винете, славной гостье из радужной юности.
Я наговариваю это письмо, сидя на астродроме. До старта еще четверть часа, сейчас меня обматывают золотой тесемкой. Процедура длительная; ноги, руки обмотаны, но рот свободен, слова произносить пока могу. Пользуюсь, чтобы поговорить с тобой еще раз.
Да, я улетаю к звездам, на ту самую планету Той, которая когда-то подружила нас, а потом разлучила. О способах предотвращения катастрофы я тебе рассказывал: Астрозонт и Астромеч. Сколько у нас было споров: Зонт или Меч, Меч или Зонт? Решили: то и другое. Если Меч не сработает, Зонт надежно укроет планету. Жертв не будет, так или иначе. Но если Меч не сработает, погибнет группа Меча: четыре ракеты с четырьмя экипажами, в том числе и некий Лев Январцев. Расчеты надежны, опыты проводились в поясе астероидов, но всегда есть некоторый процент неожиданных случайностей. Так что не исключено, что это письмо последнее в моей жизни.
Последнее! Произнес это внушительное слово и поразился. Нет, не испугался. Чего дрожать? Пожил достаточно, знаю, на что иду. Но последнее слово должно быть очень весомым. Это как бы итог жизни. И я спросил себя: «А каковы итоги моей жизни? Что я понял, прожив на свете более полусотни биолет? Что могу сказать полезного тем, кто прожил меньше, в частности, тебе, моя хорошая, если на разговоры осталось…»
— Сколько у меня осталось, товарищи? Десять минут еще?
«И вот что я понял, вот что прочувствовал, Винета: все сложно — природа сложна, сложны техника и экономика, человек сложен невероятно.
Даже ты, милая девушка, с уважением запоминающая каждое мое слово, пожимаешь плечами: «Все сложно! Подумаешь, открытие! Да кто же этого не знает?»
Знают, девочка, все знают, но забывают, упускают из виду. Дело в том, что, зная о сложности мира, мы мыслим прямолинейно, как бы отрезками, касательными к истине. Истина, увы, бесконечна и бесконечно сложна, она не вмещается в человеческий череп. Экономя время и нервные клетки, мы мыслим упрощенно и искажаем. Мы жаждем простоты и любим повторять простые и броские афоризмы: «Человек — это звучит гордо», «Человек — самое кровожадное из животных», «Человек — мера всех вещей», «Человек человеку волк», «Человек — венец творения…»
Да ничего подобного — не волк и не венец. Человек — это человек. Да кто же из нас бывает хорош всегда и для всех?
Вот я был женат. Кажется, говорил об этом мельком, не хотелось распространяться. С раздражением думаю о жене, надо контролировать себя, подавлять нехорошие чувства, а это утомительно. Почему же возникло раздражение? Сейчас понимаю так: жили вместе два нормальных человека — мужчина и женщина. Для Жужи, моей жены — нормальной женщины — самое-самое главное в жизни — любовь, семья и ребенок. Она и требовала, чтобы я все подчинил интересам ребенка. Для меня — нормального мужчины — самое-самое главное — дело. У разных мужчин дело имеет разный смысл. У некоторых дом и семья — главное дело. С такими женщинам легче жить. Но у других, «непутевых», дело — это разные забавы, наука в том числе. Для меня же наиважнейшее — поиски открытий. Вот и возникла проблема, уравнение с двумя неизвестными. Дано «a» и «b» — интересы жены, интересы мужа. В чью пользу решать уравнение? Я понимаю, ты, Винета, поступилась бы своими интересами. Но ведь ты сильная, ты всегда кидаешься на помощь. Моя жена не была сильным человеком, она требовала, чтобы я помогал. Вот и я не проявил себя сильным, не поступился своим делом… Но надо ли было поступаться? Если все будет жертвовать делом, кто будет делать дело тогда?
Уравнение с двумя неизвестными!
Может, нужно было искать компромисс, некое приемлемое соотношение сговорчивости, скажем 0,5a + 0,5b, или же: 0,6a + 0,4b — формула семейного счастья. Урезанное, конечно, счастье, обе стороны ущемлены, разочарованы…
Полурешение. Надо, чтобы обе были довольны.
Возможно, виноват я, не сумел обеспечить оптимум — 100 процентов для «а» и 100 процентов для «b». Но Темпоград затруднял решение, не мог я и уехать и остаться.
Вот и еще одно уравнение с двумя неизвестными, не до конца известными: А и В, Урби и Орби: Город и Мир.
Дано; А — Темпоград, город научной разведки, способный найти новую дорогу и указать ее миру.
И имеется В — Мир, который не желает принять новые темпы, говорит, что они ему не нужны.
Можно и Нужно! Древнейшая проблема — историческая, доисторическая, даже биологическая.
У зверя Можно — это организм. Нужно — среда. Можно — наследственность по Менделю, Нужно — отбор по Дарвину.
У человека Можно — это техника. Нужно — экономика, кроме того, и психология — строй жизни, привычки. Во всей истории прослеживается игра Можно и Нужно. Когда отставало Можно, люди голодали, когда Можно опережало, новшества осуждали.
Классический пример: паровую машину можно было сделать и в античной Греции на основе механизмов Герона, но она не нужна была; рабы справлялись со всеми делами, вручную раздували мехи, вручную ковали щиты и мечи, вручную на гребных галерах доставляли эти товары варварам.
— Неужели, — думаю я, — и Темпоград — разновидность Героновых сифонов? Ведь его же создала неотложнейшая нужда: заявки на новые проекты, новые заводы, новые породы, новые учебники, новые лекарства, нежелание и невозможность ждать три года обещанного. Темпоград все выполнил с лихвой, он и был запроектирован с резервом, чтобы быть наготове всегда. И что же делать теперь: так и держать мощности и умы наготове и в бездействии? Но мощности и умы в бездействии ржавеют.
Может быть, темп снизить? Но тогда мы в трудный момент не сумеем, не успеем.
Ликвидировать? Но Темпоград необходим. Может больше пользы приносить, вот в чем суть.
Нет однозначного решения. Нет у этого уравнения простых действительных корней.
Правда, и об этом напоминает история, ненужное сегодня становится остро необходимым завтра. Паровая игрушка древних эллинов совершила промышленную революцию в XVIII веке. Ракета — праздничная забава китайских императоров — вынесла человечество в космос. Америка, заброшенная викингами и забытая, оказалась важнейшим открытием XV века. Атомматерик тоже понадобится людям когда-нибудь. Мир еще вернется к обсуждению теградизации.
Когда будет Нужно.
Золотая обмотка дошла уже до подбородка, пора заканчивать речи. Последнее слово тебе, Винета. Дорогая моя девочка, я думаю, мы были бы очень счастливы вместе. Во всяком случае, я был бы счастлив, если бы не-свалял дурака. И я очень хочу, ужасно хочу, чтобы ты не упустила свое. Пусть будет для тебя своевременная молодая любовь, и материнство, и надежный спутник на всю жизнь! Никогда не думал, что можно так страстно желать любви не своей невесте, неизвестно чьей. Может, это и есть настоящая любовь?