Солнце отца

Когда ее отец, ее мать, отец Магни и Астрид достигли подножия холма, ее отец бросил поводья своего коня, вытащил оба своих топора и поднял их над головой.

— ВПЕРЕД!

Войско вторило его реву, и грохот их атаки удвоился. Земля содрогнулась, и воздух раскололся.

Они поднялись на вершину холма.

На другой стороне была долина гораздо меньших размеров. Чаша. Заполненная воинами, передние ряды которых сомкнулись в стену щитов.

Армия была настолько велика, насколько они и ожидали. По меньшей мере полторы тысячи воинов.

Но силы, отплывшие с Меркурии, были вдвое меньше.

Когда из рядов за стеной щитов полетели стрелы, Сольвейг увидела, как ее отец пустил коня вскачь, размахивая топорами и используя только силу своих ног, чтобы его направлять. Он перепрыгнул через стену щитов и приземлился позади нее, раздавив нескольких лучников и разрушив ее. Когда остальная часть армии Карлсы и Гетланда вступила в бой, силы противника уже оказались разрозненными, и бой шел один на один.

Сольвейг отогнала Агги назад и соскочила, пока он присел к земле, а затем позволила себе перекатиться по инерции, прежде чем снова вскочить на ноги.

Дева-защитница с нарисованной на лице красной рукой побежала к ней, крича, обеими руками подняв топор над головой, как будто собиралась колоть дрова. Сольвейг легко блокировала ее и полоснула мечом по животу. Она уже сражалась со своим следующим противником, когда внутренности девы-защитницы брызнули ей на сапоги.

Охваченная боевым гневом, Сольвейг вела бой. Она отдалась танцу, позволила своему телу чувствовать, узнавать и реагировать, рубя и протыкая, блокируя, делая ложные выпады и уклоняясь, в то время как мир вокруг нее раскалывался на части. Она чувствовала присутствие Магни поблизости и слышала его рычание и крики. Она знала, где находится ее отец. Ее мать. Ее брат. Щупальца сознания выходили из ее разума и касались их, и она чувствовала их волю и силу.

Остальная часть разума была свободна, и Сольвейг отдалась сражению, валя врагов и карабкаясь по их телам к следующим.

В ней не было страха. Это было место, которому она принадлежала, и если бы она умерла здесь, это было бы правильно. Смерть в бою была величайшей целью, к которой стремился их народ.

Она почувствовала, что Магни придвинулся ближе, и поняла, что он хочет защитить ее. Но для этого ему пришлось бы ограничить ее, так что она отскочила прочь, двигаясь взад и вперед по кругу.

Затем она заметила нечто такое, от чего у нее подкосились ноги и открылся рот. Агнар. Агнар покинул безопасный тыл с фургонами и припасами и перебрался через холм в самую гущу схватки.

На нем не было ни доспехов, ни кожи. У него был только маленький меч и тренировочный щит — голое дерево без цветов его семьи. Ему было всего четырнадцать лет, и он тренировался всего несколько месяцев.

Но он был забрызган явно не своей кровью, и с его меча капала свежая кровь.

В мгновение ока, которое потребовалось Сольвейг, чтобы увидеть своего брата и понять его цель, Агнар оказался окружен сразу двумя врагами, и мальчик, которого снова и снова сбивал с ног его старший брат, вступил в бой с ними обоими без колебаний.

Но он не был обучен до конца, и у него не было достаточно крепкого сердца и навыков, достаточно мощных, чтобы компенсировать недостаток опыта в численном превосходстве и столкновении с более крупным и опытным противником.

Сольвейг зарубила нападавшего почти машинально, даже не убедившись, что удар был смертельный, и бросилась к своему младшему брату. Ее мать не могла потерять еще одного ребенка.

Прежде чем она успела добраться до него, Агнар был сбит с ног мощным ударом, который попытался блокировать. Сила удара по слабому щиту сбила его с ног и расколола щит надвое. Он отбросил его и схватил меч обеими руками, когда последовал следующий удар. Он едва сумел блокировать его, и едва не потерял меч от усилия.

Агнара ждала смерть.

— Нет! — закричала Сольвейг, рубя бойца, который встал у нее на пути.

Она услышала эхо, когда кричала, — и нет, это было не эхо. Другой голос того же тембра, выкрикнувший то же самое слово в то же время. Сольвейг развернулась, пронзая мечом тело, которое едва заметила, и увидела, как ее мать бросилась между Агнаром и мечом, который должен был убить его.

Меч, предназначенный сыну, пронзил мать. Это был скорее колющий удар, чем рубящий, нанесенный сверху; Сольвейг увидела, как лезвие вошло в шею ее матери и вышло через спину, пробив кольчугу, которую она носила последние несколько лет.

— Нет! — снова закричала Сольвейг и наконец оказалась рядом.

Когда воин выдернул меч и ее мать упала, Сольвейг описала клинком большую дугу и отделила руку мужчины от его тела. Не медля ни секунды, она нанесла еще удар по дуге и вонзила лезвие мужчине в живот, резко дернув рукоятью в сторону, когда почувствовала, как сталь уперлась в позвоночник. Она почувствовала, как хрустнула кость, и человек, убивший ее мать, с бульканьем упал на землю.

Какая-то часть ее чувств отметила ослепительный свет, когда над ними в облаках открылась еще одна трещина и солнце пролилось на поле боя, но мысли Сольвейг были не о погоде. Она бросилась на второго мужчину, который напал на ее брата, снова и снова взмахивая мечом, едва видя его, но зная танец, нанося удары снова, и снова, и снова, даже после того, как он оказался на земле и затих.

Позади себя она услышала имя матери.

— БРЕННА! БРЕННА!

Это был голос ее отца, полный такой муки, что Сольвейг почувствовала, как он пронзил ее сердце, как лезвие ножа.

Она знала, что делать.

Она встала у тела своей матери, когда ее могучий отец упал на землю рядом с женщиной, которую любил, и сказала себе, что убьет любого, кто посмеет потревожить его в его горе.

21

Он понял, когда ее ударили; он ощутил это так, будто лезвие пронзило его собственное сердце, и боль была такой острой и всепоглощающей, что почти остановила взмах его руки, когда он рассек грудь одному из людей предателя. Как только тело упало, Вали развернулся в поисках своей жены.

Они никогда не сражались далеко друг от друга, но Бренна не хотела, чтобы он был слишком близко. Она настаивала на том, чтобы он держался чуть поодаль.

Он сразу же нашел ее — ему подсказало то же чувство, что подсказало миг, когда она была ранена, и то, что он увидел, заставило его застыть прямо и неподвижно, как дерево, посреди поля боя, и мир вокруг перестал существовать.

Она лежала на спине поверх груды тел. Агнар (Это был Агнар? Это был он. Как…) лежал на спине с раскинутыми руками позади нее. И Сольвейг сражалась рядом, ее меч таял в воздухе от скорости, с которой она рубила врага.

Бренна упала. Бренна упала. Отчетливое биение в сердце Вали — там, где его занимала Бренна, превратилось в трепет.

Движение сбоку; он взмахнул топором и почувствовал, как тот попал в мягкую плоть, но не обернулся, чтобы посмотреть. Вали извлек топор и побежал к жене.

— БРЕННА! БРЕННА!

Упав на колени рядом с ней, он почувствовал, как Агнар пытается подняться, и переключил свое внимание на сына, достаточно надолго, чтобы увидеть, как Леофрик схватил мальчика под руки и потащил назад, из боя. Он знал, что рядом сражалась Сольвейг, и позволил ей это.

Бренна еще дышала. Ее глаза были устремлены на него. Эти чудесные, любимые глаза.