Солнце отца

Она рассмеялась и полезла в карман своего плаща.

— Однажды у меня не будет для тебя сладостей. Будешь ли ты тогда таким же послушным и преданным? — Она протянула руку, и Агги взял с ее ладони ломтики сушеного яблока.

— Послушным? Этот зверь? — Магни подошел к ней, ведя за собой своего гнедого.

Сольвейг только улыбнулась. Ей нравилось, что Агги был сдержан и с подозрением относился ко всем, кроме нее.

Когда она впервые увидела его в норширской конюшне несколько месяцев назад, даже самый опытный наездник назвал бы его непокоряемым. Они все еще думали о том, чтобы кастрировать его, чтобы сделать более послушным. Агги был прекрасным жеребцом, который мог бы дать хорошее потомство.

И он определенно был таким — темно-черный, даже на ярком солнце, с густой, пышной гривой. Его крупное, мускулистое тело перекатывалось мышцами, шерсть блестела.

Потребовалось трое мужчин, чтобы вывести его из стойла. Когда коня выпустили на свободу, потребовались часы и еще несколько человек, чтобы вернуть его обратно. Агги был не из тех, кто легко переносит ограничения или ожидание.

Что-то сразу же привлекло Сольвейг к стойлу, где он расхаживал, фыркал и ржал, безжалостно пиная стены. Пока ее мать и отец разговаривали с конюхом, она подошла к двери стойла, чтобы понаблюдать за конем, и вдруг осознала, что разговаривает с ним. Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, его глаза и уши выдавали настороженность. В конце концов, он подошел и толкнул ее носом в руку.

Сольвейг провела так какое-то время, поглаживая коня по морде, смеясь, когда он пожевывал губами ее руку, и вдруг заметила, что в конюшне стало тихо. Решив, что родители ушли, она обернулась и увидела, что они и конюх пристально смотрят на нее.

Вот так у нее появился собственный черный жеребец. Весть о том, что она приручила дикого зверя, дошла до короля, и он купил коня и преподнес его ей в подарок.

Сольвейг не знала, как учить лошадь, но ее мать и главный конюх Кенхельм показали ей. Кенхельм был хорошим человеком, хотя иногда и чересчур, по мнению Сольвейг и ее матери, властным со своими подопечными. Он хорошо учил ее и Агги.

Агги доверял только ей, но был готов подчиняться другим, пока ассоциировал их с Сольвейг. Ей очень нравилось, что такое величественное создание понимает, что только она достойна его доверия.

Стоя перед этим скромным маленьким домиком в меркурианском лесу, Сольвейг ласково подтолкнула своего коня локтем и улыбнулась мужчине, стоявшему рядом с ней.

— Он послушен мне, и это все, что имеет значение.

Магни обнял ее свободной рукой за талию и притянул к себе.

— Мне знакомо это чувство.

Она отстранилась от поцелуя, когда он потянулся за ним, и приподняла бровь, глядя на него.

— Ты хочешь сказать, что приручил меня?

Он пошевелил бровями.

— Не знаю, но оседлал точно.

Он дразнил ее, и она восприняла это как должное, но, возможно, в этом была и доля правды. Придав своему лицу выражение крайнего возмущения, Сольвейг толкнула его в плечо.

— Хм! Как ты думаешь, Магни Леифссон, какой приз ты получишь за свое высокомерие?

Смеясь, он отпустил ее и взял у нее поводья Агги.

— Иди в хижину. Я привяжу лошадей, а потом покажу тебе.

— оОо~

Хижина была небольшой, но удобной. Как только в очаге затрещал огонь и легкая еда, которую они принесли с собой — хлеб, сыр и вино — была разложена на скромном дощатом столе, стало еще уютнее. У стен стояли сундуки, набитые мехами, постельным бельем, охотничьими принадлежностями и посудой. Магни расстелил большое меховое покрывало, и они уселись на полу перед камином, наслаждаясь едой. Покончив с едой, он вытянулся на меху и, опершись на локоть, уставился на огонь.

Сольвейг допила вино и откинулась на спинку тяжелого стула, удовлетворенно вздохнув. К ее большому удивлению, за эти месяцы Меркурия стала ей близка. Ей нравился замок, люди, живущие в нем, его наряды и ритуалы. Ей нравился Норшир и напоминания о доме. Ее семья, даже если учесть, что они готовились к войне, казалась более непринужденной здесь, в этом месте, где они не были главными.

И сама она чувствовала себя комфортно и как-то по-новому. Каждый день они работали над возвращением домой. Каждый день они обсуждали грядущую войну и готовились к ней. Но она будет скучать по этому чужому месту и чувству принадлежности, которое здесь обрела.

— Ты стала мрачной, — сказал Магни, потянувшись к ней и притянув к себе.

Она покачала головой.

— Не мрачной. Задумчивой.

— Какие мысли наполняют эту прекрасную головку? — Он прижался губами к ее виску.

Только Магни мог слышать такие мысли, и только ему можно было доверить их. Поэтому она задала вопрос, который уже обрел форму. — А ты не думал остаться здесь?

Он сел и повернулся к ней лицом, от неприкрытого шока его лицо стало странным. Сольвейг смущенно опустила голову.

— Я не боюсь боя.

Его рука легла ей на подбородок и приподняла его.

— Конечно, ты не боишься. Я просто удивлен. Я подумал, что ты захочешь вернуться домой и найти там свою историю. Я думал, ты хотела выйти за меня замуж там.

— Я хочу. — Подыскивая слова, она на выдохе выплеснула свое разочарование и подняла голову с его руки. — Я правда хочу. Здесь — не наш дом. Я хочу вернуть Карлсу и Гетланд, и я хочу, чтобы наши отцы вернули себе свои владения. Я хочу быть там со своей семьей. Только…

Как сказать об этом? Как это осознать?

— Здесь ты чувствуешь себя собой. Здесь над тобой не простирает крылья легенда твоих родителей, и ты не укрыта ее тенью.

Теперь Сольвейг разинула рот от шока.

— Да. — Ее глаза начало щипать, и она моргнула, прежде чем это жжение могло превратиться в слезы. — Да.

С нежной улыбкой Магни снова прижал ее к себе.

— Ты думаешь, я этого не знаю? Ты думаешь, я этого не вижу?

— Я и сама еще до конца этого не увидела, — пробормотала она. Его понимание сделало ее любовь к нему еще глубже, и все же было неловко слышать, как кто-то другой объясняет твои чувства.

— Если ты хочешь остаться в Меркурии, я останусь с тобой.

— Но ты единственный наследник своего отца.

Хокон мог бы занять место ее отца. В любом случае, он очень хотел этого. Но не было никого, кроме Магни, кто мог бы занять место Леифа.

— А, но это не так. Моя мать скоро родит еще одного ребенка.

— Твой отец будет очень стар к тому времени, когда этот ребенок сможет занять свое место.

— Верно, но мой отец сильный и милосердный. И он лучше всех остальных понял бы мой выбор.

Сольвейг обдумала это шокирующее развитие событий. Они могли бы остаться. Действительно ли Магни этого хотел? Действительно ли она этого хотела? Кем бы они стали здесь? Чем бы они делали?

Прежде чем вопросы успели слиться воедино и затуманить ее разум, Сольвейг снова села.

— Ты хочешь остаться? Отвечай мне честно, Магни. — Лезвие настойчивости прорезало ее голос.

Он взял ее за руку и сжал ее.

— По-другому я бы тебе и не ответил. Я хочу вернуться домой. Я хочу почтить великое наследие моего отца, заняв его место, когда придет время, и продолжив его род. Но я бы с радостью остался с тобой. Ты, Сольвейг, мой настоящий дом. Ты хочешь остаться?