Солнце отца

Проходя мимо них, он увидел, как Сольвейг схватила Магни за руку и сжала.

Может быть, у Сольвейг в сердце тоже уже появилось что-то большее.

— оОо~

К тому времени, когда добыча была разделена между ярлами и налетчиками, слуги уже приготовили еду. Было приятно есть теплую, сытную пищу, приготовленную на кухне, после многих дней соленой трески и хлеба с квашеной капустой — или, в лучшем случае, того, что могли предложить чужие леса и костер. Вали присматривал за своими мужчинами и женщинами, не желая, чтобы они переусердствовали. Им нужно было отплывать уже скоро.

— Солнце сядет через несколько часов, Вали, — сказал Леиф, садясь рядом с ним. — Если ты подождешь до рассвета, тебе придется плыть всего одну ночь.

Вали покачал головой.

— Я должен вернуть своих людей домой. Слишком долго Илва ждала освобождения. Я чувствую дурной ветер вокруг себя. Бренна… — Вали запнулся. Он не знал, как выразить свои опасения.

— Я видел это у Торил, Вали. Потеря ребенка для матери… Я думаю, что ни один мужчина не может познать ее глубину, даже если любит своих детей всем сердцем. Так что она справляется. — Он хлопнул Вали по плечу. — Когда похороны пройдут, Бренне придется заняться другими вещами, и она станет такой, как раньше.

— Я надеюсь, что ты прав, мой друг. Тем больше причин не откладывать.

— Тогда мы проводим вас сейчас, пока твои люди не напились вина.

— оОо~

В Карлсе, по обычаю клана, перед длинным домом и морем, они соорудили погребальный костер. Женщины города посыпали цветами все еще завернутое в ткань тело Илвы, а жители Карлсы вознесли молитву богам, чтобы облегчить ей путь через двери Валгаллы. В жертву была принесена коза, и ее кровь покрыла тело.

Когда дым духа Илвы, наконец выпущенный на свободу, поднялся в голубое небо, Оса, провидица, жившая глубоко в лесу, запела богам высоким кристальным голосом, чтобы дать им знать, что достойная Дева-защитница уже стоит у их дверей.

Вот почему они закончили налет и вернулись домой. Чтобы их дочь отправилась в путь в окружении людей, которые ее любили. Чтобы она пошла в Валгаллу той же дорогой, которой не так давно отправилась туда ее бабушка.

Вали стоял у костра и вспоминал день, когда он положил крошечный сверток на небольшую кучку дров. Они были в Эстландии, далеко от дома. Стояла глубокая зима, и Бренна лежала на кровати на втором этаже дома, без чувств и при смерти. Он был один, хоть его друзья и были рядом. Никогда в жизни он не был так одинок, как в тот день.

Вали верил — он должен был верить, — что Тор признал Торвальда своим. Во время его рождения и смерти на замок обрушилась сильная буря, полная яростного грома. Это был Тор, спустившийся, чтобы забрать ребенка для жизни, более великой, чем та, которую готов был ему дать этот мир.

Возможно, именно поэтому Илва погибла во время ее первого набега. Возможно, она произвела впечатление на богов. Отцовскому сердцу было легче думать так.

Огонь горел долго и жарко. Вали стоял со своей женой и детьми, молча, пока город пел вокруг них. Как и много лет назад в Эстландии, он смотрел в огонь, пока тот не съел все, что мог, и не погас, пока от его ребенка не осталось ничего, кроме пепла и костей.

Когда кости и пепел достаточно остыли, Вали и Бренна собрали все это в резной деревянный барабан. Их дети и весь город последовали за ними пешком на холм сразу за городом, где жители Карлсы хоронили своих умерших.

Вали положил барабан в могилу, а Бренна положила рядом с ним свой меч и щит. Каждый из их детей — Сольвейг, Хокон, Агнар, Това и Хелла — принес предметы из жизни Илвы, которые она особенно любила или которые могли быть полезны ей. Как старшая, Сольвейг могла бы пойти первой, но она уступила это право своим братьям и сестрам и ждала до конца. Затем поверх щита Илвы и брошей, которые подарила ей Дагмар, ее сережек из лазурита, резной роговой чашки и рваного шерстяного одеяла, которое она любила с детства, Сольвейг положила ее топор.

Какое-то время она оставалась сидеть на корточках у могилы. Она все сидела и сидела, не двигаясь, и Вали уже сделал шаг, намереваясь подойти к ней. Но Бренна удержала его, положив руку ему на плечо, и подошла сама — и присела на корточки рядом с их старшей дочерью. Стоя позади них, Вали снова поразился их одинаковости. В бледно-голубых хангероках одинакового оттенка, с золотом волос, заплетенных почти одинаково, они казались зеркальными отражениями друг друга.

Бренна не прикасалась к Сольвейг, и Сольвейг не искала прикосновения. Они просто сидели рядом с могилой и смотрели в последний раз на девушку, которую оба любили и защищали так хорошо, как могли — гораздо сильнее, чем Илва этого хотела.

В этот момент простого покоя, когда мать и дочь оказались рядом, Вали почувствовал облегчение.

Бренна оправится от своего горя. Они с Сольвейг были бы сильны вместе. Вот почему они закончили налет раньше. Чтобы исцелить свою семью. Чтобы исцелить Карлсу. Париж будет там же, где и был, когда они снова совершат набег, и они будут сильными, крепкими духом и готовыми к бою.

Хокон пошел за лопатой, и, восприняв это как намек, Бренна и Сольвейг встали. Они повернули обратно в город. Бренна взяла за руки Агнара и Тову, Сольвейг — Хеллу, и они пошли. Те, кто присоединился к ним на холме, двинулись с ними и обратно.

Вали остался с Хоконом. Он взял другую лопату, и вместе, но каждый сам по себе, они засыпали Илву Маленькую Волчицу землей.

— оОо~

Уже ночью Вали вернулся в личные покои, в угол, который был их комнатой. Трое младших детей спали. Хокон и Сольвейг все еще отсутствовали — Хокон, вероятно, был с девушкой, Сольвейг, скорее всего, ушла одна.

Ни один из их старших детей, каким бы взрослым он ни был, не казался готовым создать собственную семью. Хокон любил разнообразие, и если бы он не был осторожен, то мог бы в два счета оказаться женатым. Сольвейг… как и ее мать до того, как Вали заявил на нее права, она казалась незаинтересованной в семье.

Но она уже становилась слишком взрослой — более того, они с Бренной старели, и Вали хотел, чтобы его дети обрели свои собственные семьи, прежде чем возраст сделает его медлительным, и валькирии наконец заберут его. Магни был бы хорошей парой для Сольвейг по многим причинам, и в последнее время Вали стал замечать искру между ними. Долгое время он и Бренна, и Леиф, и Ольга — особенно Бренна и Ольга — наслаждались мыслями о том, что их дети когда-нибудь могут пожениться.

Он усмехнулся про себя. Он становился сводней.

— Почему ты смеешься?

Бренна сидела на их кровати, расплетая волосы. Воодушевленный как ее вопросом, так и легким тоном, которым она его произнесла, Вали присоединился к жене и убрал ее руки, чтобы заплести ей косы самому. Немногие удовольствия в его жизни превосходили это — ощущение шелка ее волос вокруг его пальцев, пока он расплетал ее косы.

Хотя Бренне было уже больше сорока лет, она все еще оставалась красивой женщиной. В длинных светлых волосах было немного седины, а на нежной коже было много шрамов, но мало морщин. Ее тело стало чуть полнее и мягче, чем раньше, но Вали находил его привлекательным. Беременности оставили отметины на ее животе и груди, но каждая отметина показывала, что Бренна подарила ему сильных, хороших, красивых сыновей и дочерей. Он боготворил каждую отметину на ее теле, отметину воспитания, битвы и страдания. Каждый шрам рассказывал ее легенду. Он боготворил ее.