Страница 5 из 37
М. б. женщина действительно не вправе
Но у меня и другое было: моя высокая жизнь с друзьями «в просторах души моей».
Теперь, отрешась на секунду, что я женщина: вот Вам обычная жизнь поэта: верх (друзья) и низ (пристрастья), с той разницей, что я в этот низ вносила весь свой верх, отсюда — трагедия (NB! Горгулов. До чего, очевидно, РУССКОЕ — это нерусское слово. 1932 г., при переписке). Если бы я, как Вы, умела только играть (СОВСЕМ не умею!) и не шла бы в эту игру всей собой, я была бы и чище и счастливее. (NB! счастливее — да, чище — нет. 1932 г.) Моя душа мне всегда мешала, есть икона Спас-Недреманное Око, так вот — недреманное око высшей совести: перед собой.
(NB! Внося верх в низ, душу в любовь, я неизменно возвышала — другого и никогда не снижалась — сама. Ни от одной любви у меня не осталось чувства унижения — своего, только бессовестности — чужой. Мне не стыдно что я тебя такого любила: я тебя не такого любила и пока я тебя любила ты не был таким, но тебе должно быть (и есть) стыдно, что ты меня такую не любил — не так любил.)
А еще, Р, неудачные встречи, слабые люди. Я всегда хотела служить, всегда исступленно мечтала слушаться, ввериться, быть вне своей воли (своеволия) быть младше . Быть в надежных старших руках. Слабо держали — оттого уходила.
Как поэту — мне не нужен никто. Как женщине, т. е. существу смутному, мне нужна ясность, — и существу стихийному — мне нужна воля: воля другого к лучшей мне.
Никто не захотел надо мной поработать.
Если Вы будете долго любить меня, сильно любить меня — Вы м. б. со мной совладаете.
Tout comprendre c’est tout pardo
Гордость? Она у меня не здесь живет.
Но — ты не пошел к женщине в ее смертный час, ты, два года бывший с ней и как умел любивший ее, ничего не увидел кроме «куриной шеи» — этого я не понимаю и потому простить не могу. Я не прощаю тебе предпочтения ей, больной, здоровой. Меня от тебя тошнит.
И еще: ты скрыл от меня ее существование, заставил меня — почти что грабить мертвую, меня, так страдающую от чужой боли, так содрогающуюся от нее!
Меньше всего меня уязвило то, что он пришел ко мне «п. ч. нельзя же без женщины». Женщин в Москве много, глупое хвастовство мужчины — мужчине, даже школьника — школьнику, «удаль» — за которой ничего кроме стыда и страха. Ко мне он пришел — под крыло. Невесело ведь — с черной косой, а? И одиноко — с новой косой? Вот и пришел «погладить меня по головке» (стриженой).
Всё это рассказываю Вам, чтобы Вы видели, что я и в низинах не теряю человеческого образа, и на самом дне колодца — остаюсь собой. Мой верх при мне.
Во мне двойная разверстость (беззащитность) поэта и женщины, за каждое чужое веселье я плачу стократ.
Отсюда — спасение в тетрадь, в дружбу, в одиночество, в природу, в зеленый куст сирени Румянцевского Музея — если помните. Чистоту я находила только в одиночестве. Это был две перемежающи жизни, одна — смутная и трудная, другая — отрешенная и вдохновенная. Весь мой прошлый год прошел так. Встретившись с Вами я встретилась с никогда не бывшим в моей жизни: любовью — силой, а не любовью — немощью.
Ваше дело — довершить, или, устрашившись — бросить. Но и тогда скажу, что это в моей жизни было, что чудо — есть, и этих моих нескольких дней с Вами, давших мне всю любовь, у меня никто и ничто не отнимет.
М.
— «Это Вам удастся мимоходом». Нет, ничто мне не удастся мимоходом: ни Вы — мне, ни я — Вам. Ибо у меня тоже своя миссия в Вашей о которой — в свой час.
А сегодня у меня целый вечер — мой, и завтра — несколько вечерних часов. Как жаль. Земные часы дня, так же как часы души должны нести не только нежность — но надежность.
Буду думать о Вас.
И — спасибо за всё.
А у меня есть для Вас один подарок — только это не подарок, погодите возмущаться, это часть меня.
( — Что? — 1932 г.)
(Циническая мысль: если бы собрать все эти «части меня», составилось бы: либо целое — чудовище, либо ничего бы не составилось, ни одна часть бы не совпала.
Итак: не «часть меня», а вся я — в немыслимо-малой частице: кольцá, письмá.)
Ноябрь 1923 г.
Любовь и бром
Работают.
Бьются дроби времени:
Четверти, половины.
Сердце выметено: метлою
Улица в шесть утра.
Ничего не осталось — чисто
NB! Мусорщики.
Страшные сны: (переезд в пустой дом) 1) приезд в веселый дом 2) Пустая дача.
Язва совести и рана страсти.
(Живу через Смиховский холм,[13] ту — гору — из Поэм Горы и Конца, у Кати и Юлии Рейтлингер. С Р — рассталась. Как — Поэма Конца. 1932 г.)
Любовь и бром
Работают врозь.
Бром клонит в сон,
Любовь клонит в смерть.
Вернувшись лежала как мертвая на полу с чувством.
NB! 10-го ноября 1923 г. Меня радуют только сон, тепло, еда (снов боюсь), души уже нет, есть безвоздушность, задыхание, секундами еще что-то острое: живая боль. Я потонула в мертвой воде.
Пугает меня сердце (óрган), живущее свою жизнь и всё подсказывающее.
И убийственно страшит одиночество, вот полчаса остаться одной. Чувствую вес каждой минуты. Мыслей почти что нет, есть одно что-то, нескончаемое. И — огромная апатия, страшно пойти в лавку за спичками,
Отвращение к стихам и книгам, не верю .
Цепляние за мелочи, желание услышать свой голос, говорить что-то. Цепляние всем существом за ничто. Зоркое внимание к окружающему.
Тщетно жду Вашего экспресса. Нам необходимо повидаться, и возможно скорей. Если Вы оскорблены тем, что я во вторник вместо свидания с Вами пошла слушать Сл об Анне Ахматовой — Вы ничего не поняли: я просто не хотела представать Вам истерзанной и полубезумной, как было в те дни, и послушать как любила и страдала (NB! зачем: — и?) другая женщина, хоть на миг растворить свою боль в чужой!
12
Все понять — значит все простить (фр.)
13
Имеется в виду выходящий в район Смихов южный склон Петржина холма.