Дрейф-механик

Глава 20

На вокзал мы с Сандрой приехали, когда дело приближалось к полудню.

От вокзального здания веяло стариной. Оно было сложено из массивных каменных блоков и напоминало рыцарский замок. Имелись башенки, шпили, узкие окна, уступчатые карнизы. Мрачноватый дизайн слегка разбавляли праздничные гирлянды с треугольными вымпелами — под цвет лун, чьи материки сошлись в Дрейфе.

Публика на перроне радостно гомонила, готовясь ехать через пролив. Регулярное пассажирское сообщение открывалось с помпой и пафосом. Поезд был не для бедных — если не литерный, то как минимум навороченный фирменный (мне снова вспомнились термины с далёкой Земли).

Здесь были купцы, промышленники, состоятельные дворяне. Фланировали их жёны и дочери в собольих и рысьих шубах. Носильщики на тележках везли гигантские чемоданы и сундуки — путешественники, похоже, намеревались остаться на юге как можно дольше, пока продолжает действовать переход.

Сам поезд выглядел как игрушка, сверкающая и яркая. Вагоны — лазурно-белые, с чистейшими окнами, в которых блестело солнце. Вместо паровоза — нарядный локомотив, использующий лунную тягу.

У меня и у Сандры проблем с билетами, естественно, не возникло. Первые два вагона были зарезервированы правящими Домами. Кондуктор с роскошными бакенбардами поклонился без фанатизма, и мы шагнули с перрона в тамбур.

На этот раз, к моей радости, я не столкнулся ни с Бурцевым, ни с блондиночкой Радиславой. У них, очевидно, хватало дел и на декабрьском континенте. Может, гонялись за вивисекторами, как я подумал с некоторым злорадством. В коридоре нам встретился только тщедушный тип из Дома Ольхи — сын их главы, надо полагать. Он зачем-то держал узор на лице, будто опасался, что его не опознают и выставят на мороз.

Купе оказалось на удивление просторным. Полумягкие диванчики манили комфортом. Сандра предпочла тот, на котором можно было сидеть лицом по ходу движения, то есть к югу. Солнце дразнило её лучом, но она не обращала внимания. Я сел напротив неё.

— Смешанное какое-то чувство, — призналась Сандра. — С одной стороны я рада до ужаса, что вырвусь из вашего морозного царства и отогреюсь. А вот с другой — получается, что меня выпроваживают. Или, точнее, отправляют домой свои же, потому что здесь от меня никакого толку…

— Могло быть хуже. А впечатлений за эти сутки ты набралась, я думаю, по полной программе. Будет что вспомнить.

— Да уж. Боюсь теперь, что меня засадят… хм… ну, те то чтобы под замок, но где-то близко к тому. Пришлют специалистов по тяге и выжмут меня, как тряпку. Даже в город, скорей всего, не будут пускать. Правительница уже туда позвонила, как только соединили телефонную линию, так что нас на вокзале встретят.

Я кивнул и задумался.

Интуиция мерзенько подхихикивала и предупреждала — сидеть спокойно и наслаждаться курортом у меня не получится. Какая-нибудь лютая хрень произойдёт обязательно. И вообще, раз уж представился такой случай, надо бы законтачить с их странствующими умниками. У них-то наверняка есть догадки, что за цивилизация забабахала здешний феерический сеттинг…

Поезд наконец тронулся.

Уполз назад серой лентой длинный перрон, где был счищен снег. Проплыли пакгаузы и вспомогательные постройки. Мимо нас потянулся жилой район — здания в четыре-пять этажей подступали почти вплотную к железнодорожному полотну. Но через несколько минут закончились и они. Мы выкатились на перешеек.

Откинувшись на сиденье, я молча смотрел на север, на удаляющийся заснеженный город. Накатила вдруг щемящая грусть. На декабрьском побережье я прожил всего полгода, но привязался к этим местам, как к дому. Пусть даже знал теперь, что мой настоящий дом — в миллиардах вёрст, у другой звезды.

С тяжёлым железным гулом навстречу нам прошёл товарняк. Грузовые перевозки начались раньше, чем пассажирские. Континенты спешили отправить друг другу всё, что накопилось на экспорт за месяцы изоляции.

Мелькнул «светофор», зажёгшийся утром.

Мы въехали в туман.

Над перешейком он был разрежен, но над водой уплотнялся вновь. Обзор сузился, взгляд тонул в белой мгле. Мы продолжали, однако, смотреть наружу, как под гипнозом. Текли минуты.

— Скоро приедем, — сказала Сандра. — Неждан, пересаживайся лучше ко мне! Тогда и наш берег увидишь сразу.

Я обошёл столик, сел рядом с ней.

И поезд вырвался на простор.

Поток солнечного света хлынул в окно, заполнил купе мгновенно, вспыхнул ярчайшим бликом на металлическом подстаканнике, расшвырял золотые отсветы, заставив меня моргнуть. За окном распахнулось море — не простуженно-серое, как я привык, а ультрамариновое. Небо над ним синело чисто и вызывающе. Контраст по сравнению с нашим берегом был разительный. Как будто старую фотографию сменило живописное полотно, где ещё не просохли краски.

При этом солнце вновь оказалось у меня за спиной, на севере. Это было логично для южного полушария и, по-моему, служило явным доказательством того факта, что материки неподвижны и не перескакивают через экватор во время Дрейфа. Но находились и теоретики, которых это не убеждало. Перемещение солнца они, ничтоже сумняшеся, списывали на оптические эффекты в атмосфере планеты.

Впрочем, сейчас я не собирался об этом думать.

Я впервые увидел другие луны.

На востоке висела августовская — оранжевая, оттенка спелой моркови, а ближе к югу — мартовская, цвета аквамарин. Это было до того непривычно, что я потряс головой, гоня от себя ощущение ирреальности.

А затем стал смотреть на город.

Зелень заполняла пространство между домами, словно пышная пена. Архитектура казалась лёгкой и невесомой. Преобладали оттенки белого — но при этом не вызывали никаких ассоциаций со снегом. Желтела полоска пляжа. Вода перед ней искрилась солнечным золотом.

Сандра улыбалась заворожённо, не отводя взгляда от окна и вцепившись в мою ладонь. Грусть уходила с её лица. А сама она, темноглазая и черноволосая, филигранно вписалась в южный пейзаж.

Миновав перешеек, поезд втянулся в городские кварталы. Пейзаж стал ещё пестрее, в глазах рябило. Цветы здесь были повсюду — росли на клумбах, красовались на подоконниках и в кашпо, свисали с деревьев пышными гроздьями. Лепестки сияли, пронизанные лучами. По сравнению с этим буйством, оранжерея, куда я заглянул накануне, выглядела бледной карикатурой.

Мы въехали на вокзал. Вместо феодального замка, как на том берегу, здесь был изящный стеклянный купол. Лёгкий навес прикрывал широкий перрон от зноя. Встречающих было мало.

— Снимай свой пиджак, — сказала мне Сандра. — Жилетку тоже, иначе вкрутую сваришься. У нас тут такое почти не носят.

— Я так и понял.

Уличный жар уже ворвался в купе, где едва успели выключить отопление. Я с облегчением содрал с себя лишнюю одежду и галстук. После чего вышел в коридор — Сандра заявила, что тоже хочет переодеться.

У нас в мажорском вагоне было свободно, без столпотворения. Чемоданы тоже никто не пёр — обслуга доставит всё по нужному адресу. Немногочисленные попутчики обходили меня, вежливо кивая. А вскоре появилась и Сандра.

Она надела белое платье, совсем короткое и открытое, а вместо сапог — сандалии с тонкими ремешками, обхватывающими голени.

— Тебе идёт, — сказал я.

— Спасибо. Совсем ведь другое дело! Не то что в ваших тулупах.

Мы налегке сошли на перрон. К нам сразу направилась загорелая брюнетка, тоже практически полуголая по северным меркам. А по московским критериям — фитоняша, длинноногая и высокая. Причёской она особо не заморачивалась, носила невзрачный хвостик. А на лице мерцали золотистые линии, сплетаясь вокруг правого глаза.