Страница 69 из 87
Глава 34. Рома
Я смотрю на Юлю, любуюсь. Она устроилась напротив, откинулась на спинку дивана.
Жена слушает восторженный рассказ Киры, кивает, но краем глаза смотрит на меня.
Тупица ты, Алимбаев.
Недоумок.
Такую девушку потерять из-за собственных загонов…
Да без какой-либо причины похерить всё, что можно было исправить, если бы я вовремя постарался.
— Привет.
Улыбаюсь. Я уже это говорил? Нет?
Чувствую себя первокурсником, который на первой вечеринке перебрал и решил к понравившейся девочки подойти.
В голове звенит, слова разлетаются между собой. Чертово сердце барахлит, разгоняя дурман по телу.
Она мороженое хотела? Точно.
Поднимаюсь, двигаюсь в сторону кассы. Тут самообслуживание.
Пульс зашкаливает. Едва соображаю.
Хочется об стену шибануться, чтобы мозги на место встали. Набрать Михалыча, пусть советы даёт?
Как крышей не поехать. Когда жена рядом, а касаться её нельзя.
Набираю несколько вкусов в разные бумажные стаканчики, хватаю пластиковые ложки. Отношу за стол.
Возвращаюсь за напитками. Малой — какао, себе кофе, чтобы хоть немного в сознании остаться, Юле — её любимый манговый чай.
— Ром, салфетки попроси, — разворачивает меня обратно к кассе. — Кира…
— Ага.
Я падаю на диван, достаю из кармана пачку влажных салфеток. После того как Кира чернилами обмазалась, всегда с собой стараюсь носить.
Квартира забита, машина, карманы, и даже офис. Высшая боевая готовность.
Мелочь, а как-то раньше не задумывался, что нужно рядом держать.
Потому что малышка у меня бедовая, действительно слишком активная.
— Пап, — дует губки, когда забираю у неё мороженое. Хмурится недовольно. — Я тоже хочу.
— Мы с тобой договаривались, Кирусь? Один шарик, ты его съела.
— Но тут много!
— Это маме. Она взрослая, ей можно больше.
— Ма-а-ам…
— Нет, Кирусь. Мама с тобой делиться не будет. Папа запретил.
— Пфф!
Громко вздыхает, со скрипом отставляет от себя кружку. Под столом выбирается наружу, убегая к детскому уголку.
Сверкает недовольным взглядом напоследок. Кажется, Кируся полностью в маму пошла.
И ждёт меня мстя дома, страшная и беспощадная.
— Ты хорошо справляешься, — в голосе Юли явное удивление. Я себя от этого тона законченным идиотом чувствую. Настолько хреновым отцом был?
— Учусь, — беру в руки кружку с кофе. — Но базу уже усвоил.
— Угу. А Луна как?
— Нормально. Всё так же ссыт в мои ботинки, можешь быть спокойна. Ты хорошо её обучила.
— Если она тебе надоест… Ты ей не выбрасывай! И не отдавай никому. Я заберу.
— Я и не собирался. Это же моя кошка. Раз я её притащил, мне и нести ответственность.
— Ну, ты всегда был против домашних животных.
Был. Не только из-за того, что меня когда-то в детстве дворовой кот пытался убить.
И не из-за шерсти, вони, неожиданных сюрпризов в ботинках. Это раздражает, но не главная причина.
— Я не против самих животных, — пытаюсь объяснить. — Но ты помнишь, не до них было. На съёмной запрещали.
— А потом? — уточняет, внимательно разглядывая меня.
— Мы переезжали. Ты забеременела. А животное — это большая ответственность.
— Больше, чем ребёнок? Странные у тебя приоритеты, Алимбаев.
— Ребёнок растёт. Становится отчасти самостоятельным со временем, взрослым. А кот — это перманентная ответственность. В отпуск с собой не возьмёшь, нужно пристраивать куда-то. Даже на выходные не уедешь просто так. Вроде мелкий комок шерсти, а ответственности много.
— А ты с каких пор ответственности боишься, Ром? Никогда за тобой этого не замечала.
Первый порыв — уйти в отказ. Отшутиться, перевести тему. Не поднимать то, в чём признаваться не хочется.
Михалыч повторяет, что разговаривать полезно. И мол, нет ничего постыдного в том, чтобы признать слабость.
А я трындец как это не люблю. Ни в слабости признаваться, ни в ошибках.
Легче наворотить новых проблем, зато старые перекрыть.
Но Михалыч кажется умным мужиком. И пока разговоры с ним только на пользу шли.
Юля цепляет ложкой подтаявшее морожено, жмурится от наслаждения. Я залипаю.
Ловлю каждый момент. Как трепещут длинные ресницы. Как девушка морщит нос довольно. Облизывает губы, собирая сладкие капли.
Залипаю. Запоминаю. На всякий случай. Если это последний раз, когда я так близко могу любоваться.
Я чётко определился, чего от жизни хочу. Вернуть Юлю, наши отношения. Выстроить всё заново.
Но насильно мил не будешь. Я не могу её преследовать или заставлять, продавливать. Только больнее сделаю.
А я достаточно боли Юли причинил.
— Давно боюсь, — слова царапают, выдавливаю их силком. — Не вывожу. Боюсь облажаться, не потянуть. Поэтому и… Маху давал. На работе оставался. С Ником зависал.
— Чтобы домой не возвращаться?
— Чтобы в новую ответственность не нырять. Почувствовать, как бы это тупо ни звучало, свободу. Глоток свежего воздуха. Где от меня никто ничего не ждёт.
— Зачем тогда ты всё это делал? Не мог взять перерыв? Рассказать?
— Как нытик пожаловаться любимой, что я слабак и не вывожу? Тогда это казалось тупостью. Пытался как-то сбалансировать. В итоге работу удержал, а на семейном поприще всё растерял. Поэтому и боялся новой беременности. Понимал, что окончательно потону в обязательствах, лишних и надуманных, которые сам на себя навешал.
— И почему ты их надумывал?
— Точно смогу через пару месяцев сказать. Когда с Михалычем разберёмся.
— Михалыч? Я не помню таких друзей у тебя.
— Это мозгоправ. Пошёл недавно.
В целом, задумка Юли с психологом была не такая уж плохая. Подсадила зерно идеи в голову, а дальше я уже докрутил.
Понимал, что не вывожу. И если я хоть шанс с женой хочу, то нужно что-то меня. Прорабатывать.
Почти все психологи меня бесили. Пафосные, заумные, словно мы на международной конференции, а не в офисном центре собрались.
Михалыч — Михаил Михайлович — оказался нормальным мужиком. Под пятьдесят, с простыми фразами, уютным кабинетом. Без дебильного блокнота, который меня раздражал.
Постукиваю ложкой по столу, отбрасываю. Ощущение, что с себя кожу стягиваю.
Вот эта вся искренность о слабостях — не моё.
Но надо. Через себя переступить.
Всё из детства, да?
Как же шаблонно, как же правдиво.
Отец свалил… Я мелким ещё был, почти не помню его. Пару фраз в голове засело, которые выкинуть сложно.
«Мужик, Ромка, должен ответственным быть».
«Надо, Ромка, самому всё делать».
«И что, что сложно? Ты девчонка или как? Давай, напрягись».
Подобные фразы, в разных вариациях. И это какой-то занозой засело.
Потом отец свалил. Без предупреждения. Решил, что для него слишком всё, где-то проще будет.
А я на краю сознания зарубку сделал. Не тянешь — останешься без семьи. Надо тянуть.
Больше работы, выше лезть по горе, на вершину. Даже если в какой-то момент объём уже не вывозишь, надо продолжать.
Обеспечить семье лучшую жизнь. Лучше и лучше. Потому что обещал. Потому что хочу, чтобы всё по карману было.
А потом нищета в детстве наложилась ещё сверху. Сложно было. Мама тянула на себе меня, деда, чья фамилия мне досталась после развода родителей.
Засело, что обязан из этого выбраться. Никогда не скатиться обратно в момент, когда не на что продукты купить на ужин. Хотелось быть как те мажоры в универе, которые всё в жизни могли.