Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 7



Рядом красовался график под названием «Развитие любовных увлечений Т. Фаддеева в 1971 году». По вертикали единицами измерения служили часы, посвященные мыслям о любимой ежедневно, по горизонтали откладывалась продолжительность увлечения в сутках.

Графики были в промежутках между полками, под полками и над ними; графики были пришпилены к потолку вперемежку с плакатами. Хозяина квартиры, судя по этим графикам, интересовали фазы луны и статистика преступлений, солнечная активность и зависимость шахматных успехов гроссмейстеров от возраста. Тут были еще графики чтения книг — нравящихся и ненравящихся. Интерес измерялся по двенадцатибалльной системе, скорость — в страницах. А плакаты грохотали:

«Дифференциальные уравнения — универсальный язык науки, дифференциальные уравнения передаются в виде графиков; график — все!!!»

И другой плакат — рядом:

«Хемингуэй работал утром, Толстой днем, Бальзак ночью. Пусть у тебя будут утро Хемингуэя, день Толстого и ночь Бальзака». «Тебе нужны деньги? Рядом есть Леонид!»

Между этими бумажными листами и полосами жались друг к другу книжные ряды. Они облегали стены единственной комнаты, подымались к кухонному потолку, заставляли проходить боком через коридор и испуганно наклонять голову при входе в ванную.

Пока Игорь разглядывал квартиру, ее хозяин с удовлетворением изучал ошарашенное лицо гостя. При этом его собственное лицо имело такое выражение, будто он проводит в уме какую-то классификацию. Игорь Плон ский не любил свойственную иным из его знакомых привычку при первой же встрече находить для человека полочку, на которой уже помещаются несколько схожих субъектов. Знал он этих любителей по цвету глаз определять волю, а по форме бровей — трудолюбие. Только одну классификацию по внешности и можно сделать: внешнюю. А уж это-то Игорь, антрополог, наверняка умел лучше. Итак, Тихон был явным представителем малой беломорско-балтийской расы, одной из пяти, составляющих вместе большую европеоидную расу. Не очень высокий, светловолосый, светлоглазый, овальное лицо, короткий нос… но какой-то давний лихой наездник — половец, татарин, калмык? — заставил чуть-чуть раздвинуться скулы и чуть-чуть сощуриться глаза. А если приглядеться, то широкие полные губы напомнят о черном рабе — воине, купленном, верно, владыкой среднеазиатской державы в Египте или еще южнее. Любили эти владыки иметь в охране людей, ни на кого вокруг не похожих и полностью от них зависящих.

По идее, от этого раба мог бы Тихон унаследовать буйную вспыльчивость, смягченную, наверное, медленно вскипающей северной кровью… Впрочем, тут Игорь поймал себя на том, что впадает в тот самый грех, за который только что мысленно осуждал Тихона, и, отказавшись от дальнейших физиогномических наблюдений, перевел взгляд на товарищей Тихона по дружине, начавших уже готовить для гостя постель на диване. Ну, Карл — тот принадлежал к балкано-кавказской расе со своим смуглым лицом, великолепно вылепленным большим — если не огромным — носом и кудрявыми волосами, торчавшими во все стороны, как черные протуберанцы. Леонид был тоже и смугл и черноволос, но волосы у него были прямые, а нос поменьше, черты лица тоньше, и ни один антрополог не задумался бы отнести его к великой индо-средиземноморской расе, составляющей большинство населения стран между испанским Тахо и индийским Гангом.

Скифы, очевидно, занесли этот антропологический тип в места, которые ныне зовутся Украиной. Вот такие молодцы разгромили когда-то великого персидского царя Дария. И — редкий с точки зрения Игоря случай — Леониду шли пышные усы.

— В шахматы, может быть? — спросил Леонид, когда Плонский уже прилег. — Или ты спать хочешь, Игорь?

— В такой день, точнее, в такую ночь — и в шахматы! — воздел Карл руки к небу. — Неужели у тебя ничего не найдется выпить, Тихон?

— Знаешь, где искать, — отмахнулся Тихон, не сводя с Игоря своего по-прежнему оценивающего взгляда.

— Что ты так смотришь? — не выдержал Игорь наконец.

— А? Ты извини. Хочу тебя отблагодарить. За помощь…

— Ну знаешь!

— Погоди, погоди. Благодарность эта особая. Ты кто по профессии?

— Антрополог. Только-только из экспедиции. Плыли на лодке по Енисею, изучали прибрежных жителей. Позавидуешь! — Плонский пытался разговориться, чтобы как-то защитить себя от Тихонова взгляда, но это не помогло.

— Антрополог, значит? А ну, ребята, быстро! И Тихон сделал какой-то неопределенный жест рукой. Но друзья, очевидно, поняли его, потому что один из них вытащил из-под дивана магнитофон «Астра», другой — из-под стола опутанный проводами чемодан, под крышкой которого оказался пульт управления.

— Может, отложили бы до другого раза… — умоляюще простонал Карл.

— Отложит он, дожидайся, — фыркнул Леонид. Плонский хотел сказать, что ему сейчас нужнее бы всего поспать, что он недавно из экспедиции, что день был трудный, а про вечер они сами все знают… но к нему уже подвинули маленький журнальный столик и поставили на него три одинаковых прибора, каждый из которых состоял, собственно, из градуированной шкалы полукругом и стрелки. От приборов тянулись провода к чемодану.



Игорю стало интересно.

— Что я должен сделать?

— Нужно, чтобы все стрелки стояли на нуле. Имейте в виду: каждая из них зависит от двух других. Вращая ручку на одном приборе, вы заставляете двигаться все три стрелки. Работайте обеими руками… — заученным голосом произнес Тихон, впервые обратившись к Игорю на «вы». — А черт!

У тебя же плечо ранено…

— Да, капитан, промашку ты дал, — засмеялся Карл. — Значит, будет все-таки по-моему: чтобы держать рюмку, одной руки хватит.

— Ладно, только сначала все-таки поработаем с магнитофоном. Тут, Игорь, записано несколько десятков слов. С паузами. Ты должен будешь заполнить паузы первыми пришедшими тебе в голову словами. Ясно? Потом поработаем с другой лентой.

— Может, вы мне сначала объясните, для чего это нужно?

— Ты хочешь быть частью гения?

— Как это — частью? Не лучше ли просто гением?

— Просто! Это от нас не зависит. А вот насчет части — что-то должно бы выйти, — Тихон сложил губы бантиком, — должно бы… Хочешь быть четвертью гения?

И Игорь узнал…

II. ТРОЕ СОГЛАСНЫХ

К экзаменам на аттестат зрелости они пришли заслуженными и уважаемыми людьми. Как же!

Классная стенгазета, редактором которой был Тихон Фаддеев, из года в год появлялась на всех выставках, на какие только могли ее выдвинуть директор и классный руководитель. А авиамодели Тихона отличались даже на областных соревнованиях.

Математический кружок, старостой и украшением которого являлся Леонид Липатов, гремел на весь город, захватывая на иных олимпиадах четвертую часть всех призов.

Карл же, бесспорно, был лучшим пионервожатым города. Ему поручали вопреки всем правилам каждый год новый младший класс — самый трудный, — и он не отказывался от этого привычного поручения, даже дойдя до выпускного класса.

Но для каждого из них торжественные рукопожатия директора школы, почетные грамоты горкома комсомола и даже умиленно — счастливые лица родителей отступали на задний план перед тем, что они называли Союзом

Трех Согласных — их дружбой.

В жизни настоящая дружба значит для человека очень многое, в школе — почти все. О эта микропланета со своей политической картой, еще более пестрой, чем карта большого мира… Великие державы и их сателлиты, карликовые государства и нейтральные страны… И каждая страна — человек. Школьник. Ребенок. И каждой стране приходится вести сложную и порой мудрую политическую игру, чтобы не слишком часто являться домой с разбитым носом. Ведь значение каждой из этих стран на карте определяется десятками факторов — от успеваемости до ловкости, от остроумия до умения играть в лапту. Но среди всех этих факторов на первом месте — обыкновенная грубая физическая сила.