Страница 13 из 44
Количество сосредоточенных здесь войск достигало двадцати тысяч. Они были разделены на полки численностью от пятисот до двух тысяч человек, причем каждый полк состоял из воинов одного возраста, начиная с пятнадцатилетнего. Вся армия была разделена на две колонны, которыми командовали братья Сетевайо, Дабуламанци и Сирайо. Полки строились, маршировали и двигались по всем правилам военного искусства, брали штурмом намеченные пункты. Желая показать своим гостям быстроту передвижения зулусских воинов, Сетевайо предложил им сесть на лошадей и сопровождать один полк, которому было приказано пройти беглым шагом взад и вперед по равнине.
Питер Мариц и Октав сели на лошадей, воины, вооруженные тяжелыми красными щитами, ассагаями и пиками, двинулись. Скакуну и вороному сразу же пришлось взять с места галопом. Солнце жгло немилосердно, красные перья на головах зулусов развевались по ветру, золотые бусы и браслеты из слоновой кости, бычачьи хвосты мелькали в глазах в этом стремительном движении, а полк ровным беглым шагом катился у подножия холма. Лошади фыркали от жары и едва поспевали за пешими зулусами, а те не выказывали никаких признаков усталости, словно это были машины, а не живые люди. Даже дыхание их нисколько не учащалось. Когда по истечении часа непрерывной бешеной маршировки полк в образцовом порядке остановился против стоянки вождя, Сетевайо, в ответ на высказанное белыми изумление, с гордостью заметил:
— Мои воины могут безостановочно маршировать целый день и целую ночь.
После этого зулусы показывали свое искусство в метании ассагаев, попадая в небольшую цель на расстоянии ста шагов. Сетевайо при этом объяснил своим гостям, что во время боя зулусы сперва кидают во врага легкие ассагаи, а затем, взяв тяжелую пику, сходятся с противником грудь с грудью и либо побеждают, либо гибнут, но не отступают.
За этим последовал обед, по окончании которого большая часть войск была распущена по их краалям, а с меньшей частью Сетевайо, пригласив гостей следовать за собой, двинулся дальше на север. Октав попытался узнать, что еще предстоит им увидеть в этот день, но вождь в ответ лишь загадочно улыбнулся.
К вечеру они достигли селения какого-то племени, которое тотчас же было окружено зулусами. Жители его в страхе заметались во все стороны, не отходя, однако, далеко от своих хижин. Войско, оглашая воздух яростными криками, накинулось на несчастных. Над обреченным селением взвилось пламя, осветившее отвратительную картину: воины набрасывались на жителей, беспощадно избивая их, не разбирая ни пола, ни возраста, кидая в пламя детей... Раздались вопли ужаса, стоны и крики погибающих.
Вне себя от негодования Октав кинулся к Сетевайо и стал требовать прекращения этой бойни. Но тот изобразил на своем лице удивление и спокойно возразил:
— Ты их не знаешь. Эти собаки замышляли против меня измену. Я хотел показать вам, белым, как расправляются зулусы со своими врагами.
— Ты показал ненужную и вредную жестокость! — воскликнул Октав. — По одному подозрению ты истребляешь целое селение, не щадя даже младенцев, которые ни в чем не повинны. Ты множишь врагов против себя, которые воспользуются для своей мести первой твоей неудачей...
— Мне не нравятся твои слова, — прервал его вождь, мрачно взглянув на него исподлобья. — Ты не знаешь наших обычаев... Ваши белые с целыми народами поступают так, как я поступил с этими собаками...
— Для меня все равны, белые и черные, — возразил Октав. — Если я вмешиваюсь в твои распоряжения, то делаю это как друг черных. Я готов помочь тебе борьбе с белыми англичанами, чем только смогу, но я не стану восхвалять твои ошибки.
Лицо Сетевайо смягчилось. Он подумал и сказал:
— Вот об англичанах я охотно буду с тобой советоваться, а в наши дела не вмешивайся: ты в них ничего не понимаешь.
С этими словами он отошел от француза и отдал распоряжение располагаться на ночлег. Питер Мариц с Октавом улеглись рядом, положив седла под головы и привязав лошадей к дереву. Зулусы, обнаженные, заснули на земле вокруг костров. Вдруг среди ночи лагерь всполошился, раздалось рычание льва, человеческий крик, бряцанье оружия... Поднялась суматоха. Оказалось, к одному потухшему костру подобрался лев и унес воина...
Сетевайо в ярости приказал отряду, допустившему оплошность, в наказание поймать льва живым. И тотчас воины побросали оружие, которое становилось ввиду приказания вождя лишней обузой, и, захватив пучки веревок, кинулись искать льва. Октав видел, что новое его вмешательство ни к чему хорошему не приведет, и отправился вместе с молодым буром посмотреть на эту дикую охоту безоружных людей против могучего хищника.
Надлежало прежде всего разыскать зверя. Двести зулусов потянулись по его следу при свете занимающейся зари. Но на широкой равнине, куда они вышли, след терялся среди других звериных следов. Тогда они решили обыскать все небольшие рощицы, которыми была усеяна равнина, полагая, что зверь укрылся со своей добычей в одной из них. Они переходили от рощицы к рощице, оцепляя каждую кольцом.
Шесть рощиц обыскали зулусы, и все тщетно. Наконец они окружили небольшую заросль высоких мимоз с разбросанными между ними глыбами красноватых скал. Живое кольцо начало стягиваться, и вдруг из середины его раздалось грозное рычанье, на которое тотчас отозвался вопль охотников. Питер Мариц и Октав приготовили ружья как раз в тот момент, когда на вершине одной из скал показалась страшная голова зверя. Он пришел в совершенное исступление при виде наступавших на него ошалелых зулусов... И вот зверь присел и прыгнул. Тотчас в сторону отлетел черный воин с разодранной грудью, но сотни стальных рук уже вцепились в хищника... Еще несколько изувеченных, истерзанных людей посыпалось во все стороны. Белые хотели стрелять, но стрелять было невозможно, потому что между скалами катился и прыгал чудовищный живой ком, облепленный черными телами... И, прежде чем белые могли опомниться, лев лежал на земле, опутанный веревками, и рычал в бессильной ярости. Шестеро убитых и более десятка раненых людей раскидано было вокруг. Из логовища зверя были вынесены остатки похищенного львом воина, и отряд двинулся со своими трофеями и жертвами в обратный путь.
Увидя пленного зверя, Сетевайо приказал ослабить веревки и поставить льва перед собой. Подойдя ближе, вождь долго на него глядел злыми глазами, затем, взмахнув палицей из слоновой кости, ударил льва по голове и приказал тут же его прикончить. В то же мгновение казнь провинившегося льва была приведена в исполнение: десятки острых ассагаев вонзились ему в грудь, в бока, в шею, и огромный зверь повалился мертвый у ног Сетевайо.
Октав наблюдал всю эту картину пасмурный и печальный.
— Вот, — обратился он к Питеру Марицу, — подтверждение тому, о чем я вчера тебе говорил. Истребление черного племени, приказание безоружным идти на льва... Он не щадит людей, и они не пощадят его при случае. Всё держится на страхе. А какое великолепное мужество, какая отвага! Как можно было бы ее использовать, открыв глаза этим людям на их настоящих врагов, обращаясь к их воле и стремлению к независимости, а не к привычке рабски повиноваться деспоту!.. Я попробую кое-что сделать, только вижу, что действовать придется медленно и осторожно. Тут напором и возмущением ничего не достигнешь...
— Вы уверены, — грустно заметил Питер Мариц, — что нам не скоро отсюда выбраться?
Октав рассмеялся и потрепал юношу по плечу.
— Вооружись, друг мой, терпением: мы останемся здесь надолго, если только нас не скормят льву, как хотели это сделать с тобой. Но я пока и не рвусь отсюда: задача у меня трудная, но заслуживает того, чтобы над ней поработать. А ты утешься тем, что будешь мне оказывать помощь.