Страница 13 из 60
X
Кабинет участкового инспектора Каркла мало напоминал официальное учреждение. К массивному письменному столу была вплотную придвинута коляска с двумя куклами. Лохматый медвежонок лежал кверху лапами на столе рядом с пластмассовой чернильницей. По полу были раскиданы детские колготки, чулки, грузовичок без колес, ножницы и полоски разноцветной бумаги.
Когда Розниек со Стабинем переступили порог кабинета, Каркл с набитым едой ртом вбежал в комнату через другую дверь и попытался подобрать валявшиеся вещи.
Стабинь встал посреди комнаты и с ехидной улыбкой наблюдал за действиями товарища. Розниек неловко топтался у двери.
Собрав игрушки в охапку, Каркл выпрямился и пробормотал:
– Извините, товарищи, я сейчас, – и бочком вышел из комнаты.
Вскоре он вернулся, обеими руками застегивая на ходу свой милицейский китель.
– Не ждал гостей. – Он вопросительно глядел на Стабиня и Розниека.
– Зато малыши твои, как видно, ждали и потому устроили целую выставку, – добродушно подтрунил Стабинь.
Каркл развел руками,
– Что поделаешь – дети есть дети. Больше всего любят играть там, где не положено.
– Товарищ Каркл, какие сведения ты собрал о Каролине и Катрине Упениеце? – спросил Розниек.
– Во-о-он тот дом на пригорке, за старой мельницей, видите? – ткнул Каркл пальцем в окно этот хутор назывался Упениеки. Говорят, старая Каролина хозяйничала там богато. Теперь там правление райпотребсоюза.
– А кто мог бы рассказать поподробней…
– Над чем мудрствуете? – из-за полуприкрытой двери послышался старческий голос. – Ты спроси лучше у бабушки Салинь. Она полвека прослужила у барыни, у Каролины Упениеце.
– А ведь верно, – согласился Каркл. – Моя теща испокон веков живет в этих местах, знает всех здешних жителей.
– А сейчас бабушка Салинь дома? – повернулся он к двери.
Дверь приоткрылась шире,
– Где ж ей быть, как не дома. Старая, хворая, далеко от дома не убежит.
– Тогда пошли, – предложил Каркл. – Она тут по соседству проживает.
Бабушка Салинь обитала в комнатушке над конторой. Комнатка была чистая, прибранная. Маленькая, на вид добродушная старушка отложила вязанье и опустила костистые руки на колени.
Ни удивления, ни тревоги по случаю столь неожиданного визита на ее лице не было. Пожевав губами, она благожелательно сказала:
– Я, сынки, про то, как живет барыня в Межсаргах, и знать не знаю, и ведать не ведаю. В позапрошлом году повстречала ее на базаре, она жаловалась на Катрину, что та ей перечит, не слушается.
– А может, дочка и впрямь была нехорошая? – предположил Розниек.
– Полно тебе, полно! – замахала на него руками старушка. – Катя была чистое золото. Где еще такую дочку найдешь, чтобы по хозяйству сама все делала да еще тебя и помыла и нарядила? Чего же вы стоите-то у дверей, входите, садитесь.
Каркл придвинул стулья своим товарищам и сам уселся на табуретку..
– Но это было тогда, перед войной, – заметил он. – Может, нынче она переменилась?
– Нет, нет, – вновь всплеснула руками старушка. – Она в ту пору и вовсе за двоих везла – и за батрачку, и за горничную, покуда мать с городским хлыщом амурничала. Так в девках и осталась.
– И ни одного кавалера? – ухмыльнулся Стабинь.
– Какие там кавалеры! Не до того ей было. Барыня ей шагу ступить не давала, недобрая была и ревнива не в меру. Не дай бог, чтобы Кате кто приглянулся. А уж хитра была, что старая лиса!
– А куда ж тот хлыщ подевался? – спросил Розниек, как бы между прочим. – Уехал куда или скончался?
– Упорхнул, сынок, упорхнул, – согласно закивала головой бабка. – Как только записали барыню в кулаки и землю почти всю отобрали, так след его и простыл. На что ему Каролина без богатства?
– И что же он – жениться хотел или только так – мошну Каролины малость порастрясти? – поинтересовался Стабинь.
– Отчего же не жениться на такой земле, на доме, на скотине – ой-ой-ой добра-то было! Мужик был не промах, к тому же у Каролины родня богатая не то в Австралии, не то в Бразилии.
– Близкие родственники? – спросил Розниек.
– Как же, – заволновалась старушка. – Не кто-нибудь – отец родной. Когда уехал в заморские страны счастья искать, Каролина еще совсем дитем была.
– Ну и как, нашел?
– Да, говорят, вроде бы нашел. На присланные денежки мать Каролины землю вроде бы и купила. Усадьба была как картинка, но назад отец так и не вернулся, говорят, помер на чужбине.
– А кто он был, тот хлыщ ее, не помните? – спросил Стабинь.
Бабушка Салинь, усердно вороша старческую память, зажмурила глаза.
– Из Риги приезжал! – обрадовалась она, что наконец вспомнила. – Важный такой, лысый, и живот у него был как у барина. Каролина его Джоном звала…
– Латышское имя у него, наверно, Янис?
– Это уж я, голубчик, не знаю, и фамилию его тоже не скажу. Запамятовала. Да и пропал он тогда, как в воду канул.
– А может, этот Янис Катрине нравился?
– Полно вам! Этакое чучело! Хотя, по правде говоря, барыня поедом ела Катрину
Стабинь недоверчиво пожал плечами.
– Неужели только из-за этого мать свою дочь возненавидела?
Помолчав, старушка сказала:
– Возненавидела, голубчик, еще и как возненавидела. Разорвать ее была готова. Больно уж хотелось Каролине во второй раз выйти замуж, да женихи как увидят Катыню, так сразу от хозяйки и отворачиваются. Какой же дурень возьмет мать, если у ней дочка загляденье. Каролина от злости, бывало, только что на стену не лезла. "Только после меня пойдешь замуж, – все кричала она, – только после меня! А в приданое тебе – старую клеть, где ты со своим Янко-батраком миловалась!"
– Это с каким же батраком Янкой? – тотчас задал вопрос Розниек.
Старушка смутилась. Было ясно, что она невзначай коснулась чего-то такого, о чем ей говорить не следовало.
– Чего не ведаю, сынок, того не ведаю, – попыталась она увильнуть от разговора. – Катрина была дитем добрым, как родная дочка мне. А потом грех случился. Полюбила она батрака и тайком встречалась с ним в клети. Там барыня их и застигла. Катрину жестоко побила, а Янку со двора прогнала. Ладный был парень, да только беден, – вздохнула старушка. – Нетутошний он был.