Аноним

Глава 11

- Маньяк, Ника. Савелин Юрий Дмитриевич, два высших образования, двадцать девять лет, вдовец, детей нет. Шесть жертв - это только обнаруженных! Ника, шесть жертв за полгода! - Сергей резко и раздражённо повёл плечом.

- О, Боже! Газонокосилка, а не мужик! - шесть жертв за такой короткий срок - очень много. Обычно, они "насыщаются" кровью и долго сидят тихо. Значит, у этого - уже не рецидив. Состояние стало хроническим. - Что говорит эксперт - он вменяем?

- Да в том-то и дело, что заключения ещё нет! Ника, Францевич не находит, за что зацепиться!

- Что?! - сказать, что слова Сергея вызвали у меня шок - ничего не сказать! Генрих Францевич - матёрый спец, уже пенсионного возраста, опыта - хоть отбавляй! Сколько он их освидетельствовал - я не берусь даже считать. - Что говорит?

- Да сама с ним обсудишь. Он, как узнал, что ты приедешь - примчался с утра. Хочет тебя видеть.

- Ах, вот как? Продолжай дальше, - усмехаюсь невесело. - Жги, так сказать.

- Да уж. В общем, Ника, засада. Улик море, но все косвенные. Взяли случайно, на тру... на теле, - Сергей исправился, жалея мои уши. - Все жертвы - молодые женщины, темноволосые. Но какая между ними связь, кроме тёмных волос, не обнаружили.

- Как он их... - я запнулась. Мне нужно было знать способ.

- Душил, - понял Сергей. - Руками.

Кошмар. Что-то глубоко личное, раз не верёвкой, а... руками.

- Серёжа, голыми?

- Да, без перчаток.

Точно личное. Близкое. Возможно, первой жертвой была очень близкая женщина. Мы допили чай, принесённый секретарём Сергея.

- Допрос вести будешь ты?

- Ну конечно, милая, ну что ты, ей-Богу! - воскликнул мужчина.

Мы прошли в комнату рядом с допросной. За стеклом, в допросной пока никого не было. Сергей по телефону внутренней связи распорядился привести задержанного. Через минуту к нам вошёл Генрих Францевиц - высокий, загорелый, подтянутый. Пожилой, но очень живой, Генрих Францевич - этнический австриец, предки которого покинули родину пару столетий назад. Когда по незнанию его путали с немцем, он лениво ронял: " Я - австриец" - словно это всё объясняло. Генрих был настоящим, породистым аристократом - голубоглазый, с совершенно седыми волосами, красиво оттенявшими загар и герцогской осанкой. Всегда выглядел, как миллионер в рекламе яхты. Непревзойдённый психиатр, ас экспертизы вменяемости.

- Ника, дитя, очаровательна! Всё хорошеешь! - он сверкнул белозубой улыбкой и словно фокусник, достал шоколадку. Всегда дарил чёрный австрийский шоколад, самый дорогой, в жестяной коробке - кто-то из родственников присылал. - Это тебе, детка! - он обнял меня, потом отстранился, держа за плечи:

- Определённо, похорошела невероятно! Влюбилась, что ли? - Генрих лукаво прищурил глаз.

- Генрих Францевич, ну что вы, право! - я покраснела, увидев, как сжал губы Сергей. - Спасибо за шоколад, вы меня балуете! - открыла коробку и понюхала с наслаждением. Запах, впрочем, как и вкус, был потрясающий! Мне действительно нравилось, а Генриху льстила моя непосредственная радость. - Генрих Францевич, я бы хотела, прежде чем мы с вами приступим, поговорить с вами. Объясните, что за загадка с этим маньяком?

***

Я подалась к стеклу и напряжённо замерла, глядя на задержанного. Бронированное стекло было прозрачным с одной стороны, но казалось, он смотрит мне прямо в глаза. Умом понимая, что это - случайность, игра воображения, я всё равно ощутила азарт, огнём пробежавший по венам.

- Ну, давай, скот... - прошептала вслух и краем глаза поймала улыбку Генриха Францевича. Он всегда относился ко мне, как к любимой внучке - с добротой покровителя.

Изучаю мужчину, который сидит за стеклом, пытаясь уловить тот, может едва заметный нюанс, который и выдаст его. Высокий, стройный, светло-русые волосы, ярко-голубые, довольно выразительные глаза - лицо, на первый взгляд, привлекательное. Только когда присмотришься, замечаешь жестокий прищур и надменный, безжалостный рисунок стиснутых губ. Обаятельный, тварь. Из тех, что женщинам нравятся.

В глазах... насмешливое превосходство. Вершитель судеб, а все окружающие - насекомые. Маньяк, безусловно. Вердикт Генриха для меня - без вариантов. И откуда же ты, такой умный, к нам выполз, из какой выгребной ямы?! И как ты в себе воспитал такую железную выдержку, что тебя никак не расколет Сергей?! Перед ним не устоял ни один подозреваемый, насколько я знаю, а ты, гадёныш, довёл его так, что у него уже кровь идёт носом!

В допросной с маньяком - Сергей, конвоир, стенографист-делопроизводитель. Меня никто из тех, кого я помогла расколоть, никогда не видел. Хватило одной ошибки. Я лично присутствовала на допросе маньяка всего один раз - в самом начале работы. От него меня Сергей и спасал. Тот человек... нет, не человек. Взбесившийся зверь сбежал и нашёл меня. Сергей застрелил его при задержании за оказание сопротивления, угрозу убийством и побег. Я давала свидетельские показания. Помню, Сергей мне тогда сказал: "Чтобы я был за тебя спокоен, он должен был умереть."

Хочу, чтобы Сергей расколол эту мразь. За всё: за шестерых молодых, но уже мёртвых женщин, за бессонные ночи оперативников, за их работу на грани, за кровь, что идёт от напряжения у Сергея из носа...

- Генрих Францевич, он стабилен? - спрашиваю старого аристократа от психиатрии. Взгляд мой прикован к лицу убийцы.

- Стабильнее некуда! - усмехается с горечью психиатр, засадивший не один десяток маньяков и психов. - Самообладание, как у самурая. Ника, нужен твой "свежий", "не замыленный" взгляд.

И я, и Генрих - мы оба знаем: мне просто везёт сто из ста уловить ту крошечную деталь, которой никто не замечает. Меня любит бог психологии, у нас с ним взаимные чувства!

Давай, давай, дорогой! Споткнись, соверши одну маленькую ошибку, оступись! Мы с Генрихом не пропустим, не подведём!

Неотрывно смотрю в глаза зверя. Зрачки нормальные.

И вдруг Савелин отводит взгляд от стекла, за которым находимся мы, скользит глазами по людям, сидящим за столом перед ним... Зрачки расширяются и заполняют всю радужку, делая голубые глаза угольно-чёрными! Ноздри его трепещут как у хищника на охоте, который увидел свою жертву, дыхание участилось, челюсти сжаты.

Я рванулась к стеклу - куда же он смотрит, куда?!

- Генрих Францевич! – голос хрипнет от возбуждения, колени и пальцы подрагивают. Линдт подаётся вместе со мной вперёд, напряжённо изучает маньяка.

- Куда он смотрит?! Таня?! Нет, не на лицо! Руки... руки... - шепчу лихорадочно, глядя на руки Танюши-делопроизводителя. - Что, что с руками?! Маникюр? Нет, нет, чепуха! - я продолжаю впиваться взглядом поочерёдно то в Таню, то в маньяка.

- Он готов на неё броситься! - ошалело шепчет мне Линдт.

Думай, думай, что спустило крючок?! И вдруг вздрагиваю, догадка пронзает меня ударной волной от макушки до пяток:

- Генрих Францевич, жертвы были замужем? Все?

- Да, Ника, все были замужем, - чуть подаётся ко мне психиатр.

Он душил их руками и без перчаток. Ярость от боли, причинённой кем-то близким... Очень близким, ударившим в сердце...

- Сергей, спокойно спроси, за что он убил жену? Что она сделала? Изменила, хотела бросить его и уйти? - произношу в микрофон, соединённый с гарнитурой в ухе Сергея. Он подбирается и негромко, но со стальной чёткостью, произносит:

- Ты любил жену, да? Мария хотела бросить тебя, хотела уйти к другому? Она изменила тебе? Ты убил Марию за это?

Глаза маньяка расширяются ещё больше, в них - настоящий ужас.

- Нет! - выкрикивает он. - Нет! Никто об этом не знает!

Сломался! Я теперь знаю, Юрий Савелин. Я знаю. Он переводит взгляд на стекло, за которым сидим Линдт и я.