Страница 39 из 44
Глава XIII. Финал
Он долго сопротивлялся своей смерти. Его совершенно голое, почти черное вымазанное потной скользкой смазкой тело, лоснясь точно трупный червь или змей, неистово билось в конвульсиях и судорогах на скрипящей громко, раскачивающейся из стороны в сторону спаленной домашней постели. Обливая изголовье с подушками потоками фонтанирующей крови. Забрызгав всю за ней спаленную вертикальную стену.
Он так и не осознал до конца всего. Не успел рассмотреть за необычайно губительной для всех мужчин красотой жестокого кровожадного своего ночного убийцу. Он просто полюбил ее безумно и стал ее кровавой очередной жертвой. В ее городской Нью-Йоркской квартире и на ее спаленной постели.
Дергаясь в жутких непереносимых муках, сбросив с голых, почти черных напряженных в сексуальных страданиях и боли задницы ягодиц легкое постельное покрывало. Выставив перед женскими глазами свои переполненные спермой яйца и торчащий свой детородный дергающийся длинный невероятно раздутый стволом и распухшей головкой член, раздроченный, вот-вот уже готовый кончить.
Он сучил бешено своими голыми мужскими в липком текущем жарком поту ногами. По натянутым туго белым шелковым двойным простыням. Извиваясь бешено и дико на качающейся по сторонам скрипящей постели. Елозя, то влево, то вправо, ползая то туда, то сюда у прикроватной невысокой тумбочки. На которой стояла четырехугольная золоченая волшебная шкатулка Филиппа Лемаршана. Что меняла свои геометрические формы, вращаясь во все стороны, как кубик Рубика. То, складываясь, то раскладываясь в различные весьма сложные в своей конструкции фигуры.
Джудит Флоэрти видела, как он, выкатив из самих глазниц черепа и вылупив свои синие в отекших веках от разгульной пьянки, мгновенно протрезвевшие, перепуганные и измученные болью глаза. Уставился на нее, на свою совратившую его молодое сердце двадцатидевятилетнюю любовницу убийцу. Весь, конвульсировал и бился от непереносимой жуткой боли. Он был ее насильник и враг. Он молил ее о пощаде. Пойманный левой женской рукой девы мстительницы и схваченный утонченными окольцованными перстнями и кольцами пальчиками Джудит Флоэрти за кучерявые свившиеся в завитушки длинные черные потные слипшиеся волосы. Точно и надежно в цепкий капкан стиснутых в мертвую хватку ее окольцованных кольцами и перстнями девичьих перстов. Дергался под ударами острого мясницкого тяжелого разделочного кухонного обвалочного секача ножа в домашней квартире Джудит Флоэрти по адресу 969 City Holl на CITY HOLL PARK. Открыв свой рот и оскалившись своими, как собака зубами, вывалив свой болтающийся по сторонам язык, задыхался перерезанным своим пополам горлом, обливаясь алой разгоряченной вином и любовью кровью. Захлебывался и задыхался на ее девичьих глазах своего палача и убийцы. Своей ночной любовницы, у которой тряслись девичьи молодые двадцатидевятилетние окровавленные руки. В кровожадном ужасе и сексуально страстном упоении в момент жуткой расправы над ним.
Это творил и делал все еще Сенобит, демон шкатулки Лемаршана. ПРОВОЛОЧНАЯ ЖЕНЩИНА. Тот, кем Джудит все еще была и оставалась таковой, хоть и яростно сопротивлялась этому, но не могла уже остановиться. Она сама сейчас желала этого и хотела этого. Она жаждала крови и сладостного садистического упоения, обманутая своим же демоном и драконом Левиафаном, хозяином шкатулки КОНФИГУРАЦИИ ПЛАЧА и булавочноголовым его помощником главным Сенобитом Пинхедом, заставляя впасть еще в больший грех, разврат и похоть.
Иудифь и Олоферн. И не важно, хотел ли он такого. Важно было сейчас, что хотела она этого.
Хищник и жертва. Любовь, страсть и боль, плавно переходящая в сладостное наслаждение и блаженство для одного. Обрывающиеся мучительной смертью для второго.
Целых три мира и реальности слились воедино и были порождением самой Джудит Флоэрти. В кошмарном извращенном и испорченном сознании сумасшедшей преступницы клиники «СИДАРС СИНАЙ». Слилось и расстроилось все. Реальный мир и мир иллюзий, что были порождением волшебной адской коробки Филлипа Лемаршана. Да так, что сама Джудит не могла разобраться, где она на самом деле сейчас находилась и была, совершая свое кровожадное безумное убийство.
Эта казнь продлилась дольше, чем следовало. В бурлящих струях фонтанирующей крови и кровавых брызг, летящих на черное вечернее красивое платье молодой убийцы любовницы. Которая в тоже время и сейчас, в городском Нью-Йоркском высотном отеле вместе со своей подругой еврейкой Гамаль Шаадим, совершенно хладнокровно и без каких-либо эмоций на своем миленьком, но жестоком чернобровом девичьем личике, двадцатидевятилетнего убийцы и палача. Резала и кромсала, вдоль и поперек острым, как бритва оточенным мечом и дрожащими девичьими от дикого страстного кровожадного и сексуального возбуждения его мужскую, почти черную мулата бандита мафиози наркодиллера Оливера Макафферти шею. Своему военачальнику и полководцу ассирийских войск свирепому Олоферну. Став библейской вдовой мстительницей Иудифью.
Запрокинув вверх его мужской подбородок. На темнокожем лице. С глубокой посередине ямочкой. В одном месте идеально и гладко выбритый. В другом, с густой растрепанной бородой. Неумело, но уверенно, добравшись до самих шейных позвонков и, пытаясь их перерезать. Растягивая своей жертве кошмарные страдания и неописуемые мучения. Совершая расправу у стен библейской осажденной врагами ассирийцами Ветилуи.
Перед самой Джудит стало все меняться вокруг с невообразимой скоростью. Одна картинка сменялась другой картинкой. Одно стало накладываться на другое, путая ее само девичье молодое воспаленное жестокостью и кровожадностью обезумевшее от того, что она сейчас творила воображение и зрение. Она плохо понимала, что вообще происходит. Она, то видела свою квартиру, то гостиничный этот номер в Нью-Йорке. В глазах ее стояли цыфры 969 на обоих входных дверях. Огромный ночной весь горящий цветными рекламными огнями витрин и магазинов с высоченными небоскребами город снова и полностью весь исчезал, и все начиналось заново как в неком хитро собранном цветном калейдоскопе. В ее карих остекленелых от бешеной остервенелой злобы девичьих палача и убийцы неподвижных кровожадных и совершенно ледяных глазах все двоилось и троилось. Да так, что она не понимала, вообще ничего и где находиться. Лишь сами по себе, в лихорадочной тряске, работали ее молодые девичьи руки, делая свою преступную убийственную работу.
Там внизу под ее женскими ногами бился и извивался в мучительных болезненных судорогах тот, ее ненавистный враг, так низко павший праведной библейской деве красавице в ее ноги, обутые в золоченые праздничные сандалии. Забрызгивая струящейся кровью верх своего смертного постельного одра. Большие в белых шелковых наволочках и кружевах подушки. Удерживаемый сильными руками ее верной и преданной сверкающей злобой и довольным радостным удовлетворением служанки Элимы, что ругалась, на него, самыми отборными ругательствами и проклинала сейчас громко его на веки вечные.
Хлестала тонкими струями во все стороны из разрезанной, почти надвое до самого основания шейных позвонков шеи. Горла, вен и артерий горячая мужеская алая кровь. И руки ее Иудифи были в этой крови по самые, почти оголенные от рукавов локти ее черной траурной Ветилуйской вдовы красавицы Симлы. В золоте браслетов запястья.
Там под запрокинутой и вывернутой заросшей черной бородой мужским подбородком вверх перевернутой головой была глубокая красивая ямочка.
Там, из открытого настежь, и оскаленного по собачьи зубами издающего хриплые громкие звуки рта, текли липкие омерзительные и противные слюни. Болтался по сторонам его выпавший наружу язык. Под склоненной к его лицу и голове девичьей молодой полненькой трепыхающейся в жарком трепетной возбужденном дыхании грудью. В золоченом дорогом колье.