Страница 55 из 65
— К сожалению, пришлось.
— Почему к сожалению?
— Потому что все было бы гораздо проще и удобнее для нынешней науки, если бы элементарных частиц оказалось поменьше. Впрочем, я предвижу кое-какие радикальные реформы в этом балагане… Они просто необходимы… И, должно быть, начнутся скоро… Хотелось бы дожить до этого…
— Как много вы всего знаете! — вырвалось у Тимофея.
— В сущности, ничего мы, дорогой мой, по-настоящему не знаем, — усмехнулся Воротыло. — Предположения, предположения, модели, формулы. А истинная картина мира остается величайшей загадкой. Начальный взрыв, пространство, время, кто объяснит, что все это такое…
— Ну, пространство и время — это формы существования материи, — несмело возразил Тимофей.
— Это-то конечно, — весело согласился профессор, — а дальше?
— Что дальше? — не понял Тимофей.
— Их свойства, особенности, законы, которыми они управляются. Вот, скажем, время. Что мы с вами о нем знаем? Что оно течет? А куда оно течет и откуда, и почему? И можно ли его ускорить, замедлить, остановить, сжать, растянуть, повернуть вспять?
— Можно, — решительно заявил Тимофей.
— Почему вы так думаете?
— Я… просто знаю…
— Как это — знаете? Каким образом? — удивился профессор.
— Ну, чувствую…
Воротыло задумался.
— Конечно, ваши ощущения должны быть совсем особенными, сказал он наконец. — Полгода летаргии… Интересно, ощущали вы как-нибудь свое существование в это время?
— Ощущал, — ответил Тимофей не очень уверенно.
— А что именно ощущали?
— Ну, вроде бы смену дня и ночи, — сказал он, вспомнив мигания, которые пробовал считать.
— А ощущали вы само течение времени?
— Как это? — опять не понял Тимофей.
— Казалось ли вам, например, что время тянется медленно?
— Наоборот, казалось, что оно летит очень быстро…
— А вы не боялись?
— Чего?
— Что можете не проснуться.
— Нет… Я знал, что могу проснуться… когда захочу.
— Вот как? — удивился профессор. — И что же! Получилось?
— Получилось…
— Очень интересно… — покачал головой Воротыло, задумчиво глядя на Тимофея. — А вы не боялись, что вас… похоронят живым… или положат на анатомический стол?..
— А почему? Я же был живой.
— При летаргии это не всегда улавливается. Кроме того, врачи могли ошибиться. Бывали такие случаи.
— Ну-у, — испуганно протянул Тимофей и решил, что, ускоряя время, никогда больше не станет связываться с врачами.
Так они разговаривали подолгу, перескакивая с одной темы на другую. Мешал только прыщавый Игорь, который по-прежнему приходил со своей толстой тетрадью и продолжал «исповедовать» Тимофея. Ефим Францевич Воротыло быстро заметил, что при нем Тимофей стесняется отвечать на бесконечные вопросы молодого врача. Поэтому он вставал и уходил из палаты, как только Игорь появлялся. А Тимофей, оставаясь с Игорем наедине, продолжал плести ему свои небылицы.
Игорь, в конце концов, стал догадываться, что над ним потешаются. Он уже не записывал все подряд и начал возвращаться к записям, сделанным раньше, видимо, сопоставляя их со словами Тимофея. И когда Тимофей рассказал ему, что во время своего долгого сна видел другие планеты, и принялся объяснять, как там было, Игорь захлопнул тетрадь и, не глядя на Тимофея, сказал, что читал об этом… в «Стране багровых туч» братьев Стругацких. Тимофей не помнил, кто такие братья Стругацкие, однако смутился, потому что действительно рассказывал сейчас то, что вычитал в какой-то книжке. Игорь посидел немного, печально глядя в угол, потом встал и вышел из палаты. И после этого не появлялся несколько дней.
Впрочем, Тимофею скучать не пришлось… На другой день его навестили Вася и Тихон Терентьевич. Увидев двух посетителей сразу, Ефим Францевич Воротыло поспешно выскользнул из палаты.
— Здорово, Тим, — сказал Вася, подходя к кровати и протягивая руку Тимофею. — Ну ты даешь! Полгода на бюллетене… А выглядишь вроде нормально.
— В месткоме поговаривают, тебя надо на инвалидность, заметил от двери Тихон Терентьевич.
— А вы проходите, садитесь, — пригласил Тимофей.
— Ничего, могем и постоять, — Тихон Терентьевич прислонился к косяку двери.
— Он заразиться боится, — подмигнул Вася, присаживаясь в ногах Тимофея. — Я уж ему говорил — сонная болезнь — она не заразная.
— У меня никакая не сонная болезнь, — обиделся Тимофей. Летаргия. Сон такой.
— А какая разница? — удивился Вася.
— Большая… Ну а что в институте нового?
— Что у нас может быть нового? — развел руками Вася. Работаем… В чертежке понемногу нормы перевыполняем. Вспоминаем тебя…
— Суд решили на осень перенести, — вставил от двери Тихон Терентьевич.
— К тебе тут не пускали, — продолжал Вася. — Я много раз справлялся. А вчера сказали — можно… Ты как себя чувствуешь-то? Когда думаешь выходить?
— Не знаю, — сказал Тимофей.
— Ну, к осени-то выпустят, — заверил Тихон Терентьевич.
— Может, выпустят, а может, и нет… Очень моя болезнь врачей заинтересовала.
— Тогда, значит, на инвалидность, — кивнул Тихон Терентьевич.
— А судить меня как же? — поинтересовался Тимофей. — Если меня, к примеру, из института попрут по инвалидности, как же с товарищеским судом?
Тихон Терентьевич озадаченно заморгал, видимо, не находя ответа.
— У нас отпуска начались, — продолжал рассказывать Вася. — Сейчас многие в отпусках… Зойка тоже недавно в Крым уехала… Она часто в больницу ходила. Все справлялась о тебе.
— А Жорка? — поинтересовался Тимофей.
— Ух, он на тебя злой, — Вася даже зажмурился, чтобы показать, как зол Жорка. — Такое про тебя рассказывал, такое… Уж ребята и верить совсем перестали. И так он всем надоел со своими разговорами, что его в рабочий контроль выбрали. Теперь ходит всех проверяет.
— А к Зойке пристает?
— Нет… Она его так понесла на собрании… Он ее теперь боится.
— И правильно, — задумчиво сказал Тимофей.
Вася с недоумением посмотрел на него, потом встрепенулся:
— Знаешь, Тим, мы тебе яблок принесли, а внизу говорят нельзя… Ты на какой-то диете особой.
— А яблоки где? — спросил Тимофей.
— Внизу в портфеле. Сказали, ни в коем случае…
— Жалко…
— У меня тут осталось одно в кармане, но не знаю как…
— Давай, — Тимофей протянул руку.
Вася заколебался, оглянулся на Тихона Терентьевича, но тот изучал распорядок дня, вывешенный на дверях палаты.
— Ну ладно, — сказал Вася. — Бери. Только чтобы хуже не стало.
— Не будет, — заверил Тимофей, надкусывая яблоко, и тотчас спрятал его под одеяло, потому что в палату вошла сестра.
— Поговорили, — сказала она нараспев. — Вот и хорошо… А теперь собирайтесь, гости дорогие. Этого больного утомлять нельзя.
— Поправляйся, Тим, — сказал Вася, подавая на прощанье руку. — Я теперь буду заходить.
— Заходи, конечно. — Тимофей подтянул Васю за руку поближе и шепнул: — Ты, вот что, в следующий раз колбасы мне принеси. Только внизу не показывай.
— А тебе можно? — засомневался Вася.
— Мне все можно, — заверил Тимофей, — кроме того, что нельзя. А колбасу давно можно. Это я точно знаю…
Как только они ушли, возвратился профессор Воротыло.
— Товарищи с работы приходили? — поинтересовался он, укладываясь на свою кровать.
— С работы.
— Это хорошо.
— А что к вам не заходят? — спросил Тимофей.
Воротыло усмехнулся:
— Звонят иногда… Я, знаете, человек одинокий… Сварливый к тому же… Если придут с кафедры, начну расспрашивать, советовать, не дай бог, выругаю… А так: и им хорошо и мне спокойно…
Он продолжал улыбаться, но улыбка была печальная.
— А вы, значит, кафедрой заведуете?
— Заведую пока… Но уже недолго буду.
— А почему?
— Молодым надо дорогу уступать. У меня там вырос… один ученичок… Крайне ему не терпится место мое занять. А я вот ведь какой упрямый… И инфаркт меня не берет… Но придется уходить…
— А зачем? Вы же поправились.