Страница 52 из 65
Тимофей понимал, что опыт с ускорением времени весьма опасен. Если окажется, что ускорение слишком велико, он может опоздать в понедельник на работу, или того хуже — затормозить время лишь во вторник, а это уже будет означать прогул. В его нынешнем положении прогул без уважительных причин стал бы еще одним отягчающим обстоятельством.
Он решил начать опыты прямо с утра. Встал рано, застелил постель, приготовил на завтрак кофе и яичницу с колбасой. Сел к столу и на всякий случай еще раз проверил свою способность замедлять время. Все было в полном порядке.
Цифры, показывающие отсчет секунд на табло электронных часов, сразу замерли без движения.
Тимофей подождал немного, не отрывая взгляда от часов, потом мысленно сказал «о'кэй!» и пустил время в ход.
Очень довольный, он отхлебнул кофе, отрезал кусочек яичницы, положил в рот, но ему так не терпелось проверить вторую возможность, еще более драгоценную, чем первая, что он не вытерпел и, зажмурившись, произнес:
— Время, пожалуйста, иди быстрее…
Ему показалось, что ничего не произошло. Он испытал ужасное чувство разочарования и, подождав немного, открыл глаза. На всякий случай он бросил взгляд на часы и вдруг увидел, что цифры сменяют друг друга с невероятной быстротой. Он сначала подумал, что это секунды, но оказалось, что это часы. В окошечках для минут и секунд вообще ничего нельзя было разобрать.
Сообразив, что случилось, Тимофей отчаянно закричал:
— Стой, время, стой… Иди нормально…
Стремительный бег чисел на табло часов остановился, проступили минуты и с обычной скоростью стали сменяться отсчеты секунд. Электронные часы теперь показывали девятнадцать часов сорок одну минуту и тридцать пять секунд.
Тимофей вздохнул с облегчением. Хорошо еще, что успел. Отсчет секунд изменился на сорок, потом на сорок пять. За окно было темно. Тимофей вдруг почувствовал неприятный вкус во рту. Вероятно, одно из яиц оказалось не совсем свежим. Именно этот кусочек он положил в рот перед началом своего опыта и еще не успел прожевать. Тимофей поспешно выплюнул его и с недоумением обнаружил, что вместо недавно поджаренной яичницы на сковороде лежит высохший желто-зеленый блин с отвратительным запахом.
И тогда он понял… Бросил испуганный взгляд на календарь часов. На календаре был четверг. Хорошо, что месяц и год не изменились…
Он еще не успел сообразить, что теперь делать, как послышался очень сильный стук в дверь. Тимофей пошел открывать. На площадке стояли двое из НИИ. Один был Вася — совсем молоденький паренек; ом работал в отделе первый год, поэтому его избрали страхделегатом. Второго Тимофей почти не знал. Звали его Тихон Терентьевич… Он был членом месткома и работал не то пожарником, не то по технике безопасности. Тихону Терентьевичу было за пятьдесят. Его морщинистое, словно сжатое в кулачок личико с маленьким вздернутым носом и длинными торчащими усами напоминало морду кота, перекошенную от нестерпимого любопытства.
— Чего вы так барабаните? — спросил Тимофей, приглашая их в переднюю.
— Никто не открывал, мы четвертый раз заходим, — сказал Вася. — А ты что, заболел?
— Я — нет, то есть да, — поправился Тимофей, сообразив, почему они пришли. — Да вы раздевайтесь, проходите в комнату, — добавил он, помолчав.
— Мы не надолго, проведать только, — объяснил Вася. — Вот тебе яблок принесли. Возьми. — И он сунул в руки оторопевшему Тимофею пакет с яблоками. — Ну, раз ты болеешь, тогда ничего не выйдет… Вы завтра, Тихон Терентьевич, скажите в месткоме…
— А чем больны-то? — поинтересовался Тихон Терентьевич, стараясь заглянуть в комнату.
— Да… с головой что-то, — сказал Тимофей и для большей убедительности постучал себя пальцем по виску.
— Так-так… Голова, значит, болит… Бывает, конечно, многозначительно заметил Тихон Терентьевич и потянул носом, принюхиваясь.
— А что в отделе слышно? — спросил Тимофей.
— Ничего особенного, — пожал плечами Вася. — Проект защитили. На «хорошо»… Ребята до сих пор понять не могут, как ты тогда с чертежом успел. Спорят… Ты как, тушь со старого смыл или новый сделал?
— Новый…
— Просто фантастика! — сказал Вася, глядя с восхищением на Тимофея. — Хотел бы я так научиться…
— Между прочим, — заметил Тихон Терентьевич, продолжая принюхиваться и морщась, — на завтра суд назначили. Переносить его или придете?
— Какой суд? — не понял Тимофей.
— Товарищеский… Из милиции бумага пришла, что они привлекать не будут и предлагают рассмотреть на заседании товарищеского суда.
— Вот как, — оторопел Тимофей. — Значит, товарищеским… А кого?
— Как кого? — искренне удивился Тихон Терентьевич. — Вас, конечно. Кого же еще?
— Меня одного? — уточнил Тимофей.
— Одного.
— Ну ладно… Только я завтра не приду.
Тихон Терентьевич развел руками:
— Перенесем… А вы выздоравливайте скорее!
Не успел Тимофей закрыть дверь, как зазвонил телефон. Это была Зойка.
— Тимофей? Что с тобой? Ты где был?
— Дома.
— А почему не брал трубку?
— Спал, наверно.
— Я раз десять звонила. Что с тобой?
— Заболел.
— Так, может, помочь? Я приду.
— Не надо. Уже лучше.
— Слушай, Тимофей, они на завтра товарищеский суд назначили.
— А я не приду…
— Правильно, только они ведь не отвяжутся. Жорка все воду мутит… Да ты не бойся. Я обязательно выступлю и расскажу, как было. Ему еще и за клевету всыпят.
— А от тебя они отцепились?
— Понимаешь, отцепились… Я еще в прошлую пятницу, когда меня в местком вызвали, все им выложила. Сказала, что могу доказать, что Жорка врет… Председатель месткома испугался и говорит, что дело не во мне, а в драке, то есть в тебе. И если я буду сидеть тихо, то обо мне разговора не будет… Сказал даже, что на Доску почета меня выдвинут… Но я все равно выступлю и скажу.
— Не надо, — устало возразил Тимофей. — Раз они тебя не трогают, я сам как-нибудь выкручусь. Хорошо, что милиция отцепилась…
— Нет, Тим, ты меня не уговаривай, — перебила Зойка и снова начала, как автоматными очередями, про справку, про Жорку, про чистую воду, про правду, которая должна восторжествовать…
Тимофей слушал ее, а сам думал о том, как завтра получить бюллетень.
Придя на следующий день к участковому врачу, Тимофей в ответ на обычный вопрос — на что жалуетесь — выпалил:
— Я проспал четверо суток подряд.
Врач, полная пожилая женщина, подняла на него удивленные глаза:
— Ну и что?
— Разве это нормально?
— Не совсем, конечно, но если вы перед тем сильно устали… И, кроме того, вы же не все время спали. Вы просыпались, ели и так далее.
— Ни разу.
— Так ни разу и не поднимали голову от подушки?
— Ни разу с утра в воскресенье до вечера в четверг. И я не на кровати, я у стола сидя спал…
— Вы рассказываете мне странные вещи, — медленно произнесла врач и испытующе посмотрела в глаза Тимофею. — Ну, давайте я вас послушаю.
Тимофей разделся, и она очень внимательно выслушала его, велела лечь на диван, пощупала живот, посчитала пульс и даже измерила кровяное давление.
— Одевайтесь, — сказала она строго. — Я не вижу никаких отклонений. Вы совершенно здоровы, молодой человек. Легкие как кузнечные мехи, а сердце — дай бог каждому.
— А если я опять засну? — спросил Тимофей, одеваясь.
— Вот тогда и приходите.
— А если я… умру во сне?
Врач сурово глянула на Тимофея:
— Вы что же, с понедельника на работе не были?
— Не был.
— И воображаете, что таким способом можете получить бюллетень.
— Я правду говорю, — обиделся Тимофей.
— Единственно, что могу сделать, — сказала врач, быстро записывая что-то в карточке Тимофея, — это послать вас к невропатологу. Но бюллетеня я вам не дам. Хотите направление к невропатологу?
Не получив ответа, она взглянула на Тимофея. Он сидел неподвижно, скрестив руки на груди. Глаза его были закрыты.
— А ну-ка перестаньте дурачиться, молодой человек, — недовольно сказала врач. — Здесь не цирк!