Страница 9 из 56
— Прослежу, — пообещал Мороз.
Снегурочка, встав с кресла и посветив мне глазами, сказала:
— Пойдемте.
Мы пошли тем же коридором, который привел меня в рубку. Коридор удлинялся перед нами, тут же смыкаясь за спинами, мы как бы плыли в комнате, которая передвигалась с нами. Была бы полная аналогия с горизонтальным лифтом, если бы мы не шагали и металлическая дорожка не отзывалась у нас под ногами.
Хотелось спросить, как это, что комната идет вместе с нами, спросить о корабле, о них, обитателях корабля: новогодний полет у них, карнавал? Но девчонка шла такая строгая, хрупкая, что фразы, которые вертелись на языке, казались мне грубыми, могли нарушить настрой, установившийся между нами. Ладно, успокаивал я себя, дайте срок: спрошу о корабле, об экипаже. И куда летят.
Наконец открылась боковая дверь и мы оказались в белой стерильно чистой кухне: стол, три стула по сторонам. Снегурочка сказала:
— Садитесь.
Я сел за пустой стол.
— Что бы вы хотели? — спросила она.
— Что есть.
— У нас не праздничное меню.
— Ничего.
Снегурочка набрала несколько цифр на табло, стол преобразился: салат, сыр, фрукты, гранатовый сок в фужерах.
— Пожалуйста, — Снегурочка опять посветила глазами.
Может быть, этот взгляд, нестрогий, домашний, стол, полный еды, ободрили меня. Лучшего мрмента для разговора не найти. Я задал первый вопрос:
— Кто вы такие?
— Спасатели.
— Кого вы спасаете?
— Вас.
— От кого?
— От вас.
Я, конечно, понимал, что спасают не меня лично — меня они спасли, — спросил:
— Человечество?.. — Не без иронии: чудаки на корабле, маскарад.
Однако собеседница, не уловив иронии, может быть, игнорируя, ответила:
— Человечество. — Показала на стол: — Кушайте.
Я не притронулся к вилке.
— Поясните.
Снегурочка, придвинувшая было к себе салат, отодвинула его.
— Не знаете, что на Земле готовится биологический взрыв?
— Да?.. — спросил я спокойно, чувствуя, однако, что физиономия у меня деревенеет.
— Взрыва не будет, — сказала Снегурочка и поставила тарелку перед собой. Видя, наверно, что недоумение мое растет, придвинула мне фужер.
Я поднял фужер. Выпили. Я спросил:
— Откуда вы?
— Из будущего.
Фужер застыл в моей руке над столом.
— Вас что-то удивляет? — спросила Снегурочка.
— Удивляет?.. — Она так спокойно сказала «удивляет».
Снегурочка подняла вилкой ломтик помидора и положила в рот.
— Мистификация! — догадался я почти с радостью и поставил фужер.
В ответ — пожатие плеч. Может, она не расслышала? Нет, расслышала.
— Ничего удивительного, — сказала. — Спасая вас, мы спасаем себя.
Я ничего не понимал. Но перед невозмутимостью собеседницы, перед лаконизмом ее ответов ко мне вернулось чувство удивления, как там, в движущейся по коридору комнате. И чувство смущения: может быть, мои вопросы выглядят глупо и я сам выгляжу глупо?
Снегурочка тем временем дожевывала второй ломтик помидора.
Собравшись с духом, я сказал:
— Если вы сейчас не объясните мне все, я пойду к Деду Морозу. — Я показал на дверь.
— Как вы сказали? — с любопытством спросила Снегурочка.
— К Морозу, — повторил я. — На пульт.
— Его зовут Роллт. Енджи Роллт, — сказала Снегурочка.
— А вас?
— Лидди.
— Лидди, — сказал я. — Пожалуйста. Расскажите, что можете.
— Еще? — спросила она и наполнила мой фужер — для успокоения.
— Не надо. — Я отстранил рдяную влагу. — Расскажите мне все!
Салат в тарелке она съела наполовину и теперь, посмотрев — мне показалось, с сожалением, — на приятно уложенные кружочки, оставила тарелку в покое.
— В тысяча девятьсот девяносто шестом году, — сказала, — эксперименты над генами в ваших лабораториях выйдут из-под контроля. Бактерии-мутанты вырвутся на свободу. Начнутся эпидемии, безумие, — Лидди кивала на каждом слове. — Миллионы смертей…
Нет, она не шутила. Она перечисляла, что произойдет, если мутанты вырвутся на свободу…
— Но ничего этого не будет, — закончила она перечисление. — И тысяча девятьсот девяносто шестого года не будет.
— Года не будет?..
— Он к вам не придет. Будет тысяча девятьсот девяносто седьмой.
Это было непостижимо, я откинулся на спинку стула. Лидди взяла с блюда фрукт, похожий на авокадо, итут же положила его обратно, видимо не решаясь предложить мне. Я старался осмыслить услушанное: верить или не верить?
— Вы меня разыгрываете? — спросил я наконец. — Вы с карнавала?
— Мы из две тысячи восемьсот семидесятого года.
— Девятьсот лет! — воскликнул я. — И вы это можете сделать — уничтожить год?
— Мы это делаем. Слышите?
Корабль мелко дрожал от рвущегося позади него пламени.
— Что это горит? — спросил я.
— Время.
— Знаете, какой сумбур вы сделали в моей голове? — спросил я.
— Не знаю, — ответила она и предложила мне авокадо.
Возвращались мы тем же коридором и так же: отсек двигался вместе с нами.
Роллт спокойно сидел у пульта и, кажется, был доволен. Мальчишка лежал рядом в кресле вверх животом и числом 1997, дремал, ручонка свесилась с кресла, мальчик не заметил этого.
— Роллт! — воскликнула Лидди. — Он ведь совсем заснул! — Взяла малыша на руки, перенесла на диван: — Одуванчик ты мой!..
Мальчишка похлопал полусонно глазами.
— Маленький! — Лидди склонилась, чтобы свет не падал мальчугану в глаза. — Спи!
— Отнеси его, Лидди. Сама поспи, — сказал от пульта Роллт.
— А ты как? — спросила Лидди вполголоса, не оборачиваясь.
— Все налажено. Иди спи. Я тут поговорю.
Лидди, подняв малыша на руки, пошла к двери. Роллт нежно поглядел ей вслед.
Пригласил меня сесть рядом, в кресло, где прежде сидела Лидди. Я сел, Лидди в это время прикрывала за собой дверь одной рукой — другой обнимала мальчишку.
— Если что — вызовешь, — сказала она. Роллт кивнул.
— Внучка? — спросил я, когда Лидди ушла.
— Жена, — ответил Роллт и, предваряя вопросы на эту тему, сказал спокойно: — Ей двадцать четыре года, мне — двадцать восемь.
Кажется, надо было привыкнуть ко всему необычайному на корабле, но я не сдержался: жестом обвел подбородок, намекая на его бороду.
Роллт ответил вопросом:
— А что, у вас не носят бород?..
С Роллтом разговаривать было легче. Хотя я и не переставал удивляться на каждом слове, но с ним было раскованнее. Он не смущал меня блеском глаз, холодностью. Хотя — какая у Лидди холодность? Как она сказала: «Одуванчик ты мой…» Изложив возрастные данные, Роллт улыбался. Борода его уже не казалась страшенной, брови суровыми. Карие глаза были просто внимательными, обращались на меня, на пульт — больше на пульт. Я кашлянул, намереваясь заговорить, Роллт кивнул: можно.
— Лидди, — начал я, — сказала мне необычайные вещи.
— Это она умеет, — согласился Роллт.
— Неужели это правда? — воскликнул я.
— Насчет года? — улыбнулся Роллт.
— Да.
— Мы его не пустим на Землю.
И тут не легче.
— Но, позвольте, — я пытался взять себя в руки. — Отнять у каждого человека год жизни…
— Дешевле и лучше, чем лишить жизни полностью.
— Не согласен! — решительно возразил я.
— Вы ничего не поняли? — спросил в упор Роллт.
Вопрос отрезвил меня. Я даже немного съежился.
— Эксперименты над генами, — медленно заговорил Роллт, — подошли к критическому порогу. Расшифрован наследственный код, аминокислоты расщеплены на атомном уровне. В лабораториях выращены химеры. Им даже нет названия — в научном языке не хватает слов. Через месяц-другой мутанты вырвутся из лабораторий. Никто не готов к борьбе с их полчищами — Лидди рассказала вам…
Роллт отвлекся, чтобы умерить на пульте мерцание одного из тысячи огоньков.
— В эту минуту, — снова обернулся ко мне, — на столе у президента Ассоциации биологических исследований план работы на предстоящий год. План не будет подписан.