Страница 55 из 56
Зал темен, как беззвездная ночь. Но это после ярких ламп галереи. Через минуту Григорий замечает тусклый свет двухвольтовой лампочки, Гуранова, склоненного за столом над бумагой.
— Андрей Селимович! — окликает он.
Гуранов занят. Он всегда занят. Откровенного разговора между ними так и не состоялось. Все, что Григорий знает о трагедии Павла Васильевича, рассказано другими — Сергеевым, Инной. Павел Васильевич погиб пятого января, в метели, разыгравшейся над долиной. Когда его принесли на носилках, он был еще жив. Доклад о случившемся составил и отослал в академию Гуранов. Он закрыл старику глаза, услышал от Павла Васильевича последнее слово о лебедях.
— Андрей Селимович! — Григорий подходит к столу.
Двойной астрограф возвышается над Гурановым стволами, уходящими, кажется, в бесконечность. Купол замкнут, но, судя по свежему морозному холоду, Гуранов только что делал наблюдения и сейчас записывает в звездный журнал итоги. Григорий ждет, пока он закончит. Под лампочкой, прикрытой плоским, как сковорода, абажуром, виднеется журнал, руки Гуранова.
Наконец Андрей Селимович кончил записывать. Поднял голову. В сумеречном, застывшем от холода свете Григорий пытается разглядеть лицо астронома, но видит только смутную маску с темными провалами глаз.
— Как это произошло? — спрашивает Григорий.
Маска в темноте шевельнулась, исчезла: Гуранов опустил голову.
— Откровенно, Андрей Селимович…
Гуранов отвечает медленно, через силу:
— Перестаньте меня мучить вопросами. Вы всех тут замучили, Слег. Вы астроном или следователь?
— Но…
— Никаких «но», Григорий Константинович. Вы не хотите понять, что я работаю с Павлом Васильевичем со дня основания обсерватории.
— Вы сказали — работаю…
— Да, работаю, Слег! Для меня он не умер. Он в каждом приборе. Он доставал их сам, устанавливал. Рычаги управления еще теплые от его рук. А вы только ходите, спрашиваете. У него была забота в последние дни. Большая забота, как он сам, большой ученый. Мне бы десятую часть этой заботы.
— Может быть, вы не помогли Павлу Васильевичу?
— Он ничего мне не говорил, — угрюмо отвечает Гуранов. — И вам ничего бы не сказал, Слег… — Лицо-маска опять появляется в сумраке. — Это его тайна.
— А… Инна? — спрашивает Григорий.
— Инна хороший работник. Порой мне кажется, что о звездах она знает больше любого из нас. Кроме того, она… отличная лыжница.
Ирония последней фразы не ускользает от Григория. Но когда он выходит из зала, Андрей Селимович опять отворачивается к столу. Гуранову, как и всем здесь, в обсерватории, думает Григорий, по-человечески тяжело.
У себя дома Григорий пытается восстановить разговоры с Инной, с Гурановым. С Инной все неожиданно. Явилась без вызова — раньше этого не было. Разорвала фотографию, обидела Сергеева. Григорий доверил ей записки Павла Васильевича. Гуранову ничего не сказал, а ей доверил. Почему он доверил ей?.. И потом: предупреждение не ходить на Багиру; Инна жалеет его, Григория? Опасается? В глазах у нее был страх. Пережили они тут немало страха…А почему — «Возьми меня с собой…»? И почему — Гриша? Доверил ей тайну, и это их сблизило?
Григорий думает о командировке, сюда, в Хан-Гулак, о комете. Сколько еще работы над книгой… И опять — Инна: «Не ходи на Багиру…»
Засыпая, Григорий решает окончательно: Инну с собой он не возьмет.
Утром он вышел один. Как искать, не имел представления. Звать?.. Но искать надо — долг перед Павлом Васильевичем.
Пошел по берегу Хан-Гулака. Крутые осыпи, камни. Это произошло здесь?.. Григорий на миг останавливается: как это было? Ветер несет поземку. Григорий идет навстречу ветру и снегу. Снег — это хорошо, рассуждает он, снегопад может помочь. Пришельцы материальны. Всякое тело имеет форму. Форма может как-то проявиться. Если наткнешься на то, что ищешь… Мир велик. Велика долина реки. Наткнуться можно только случайно. Мало шансов на такой случай.
Но Григорий идет. Работа приучила его к упрямству. Безымянную звездочку, блестку, приходится наблюдать в телескоп годами. Терпения Григорию не занимать.
Река по правую сторону. Буду возвращаться — будет по левую, отметил Григорий. Может быть, перейти реку? Ветер настойчиво дул в лицо. В круговерти ничего не было видно-ни гор, ни противоположного берега. Заблудиться молодой директор боялся. Временами он останавливался, вглядывался в метель. Пусто. Григорий никогда не охотился. Тут представил себя охотником. Забавно, нет ружья за плечами. Вдруг какое-нибудь зверье?.. И почувствовал, что кто-то за ним следит. Идет. Полно, сказал он себе. Но за ним кто-то шел: слышны шаги. Григорий обернулся.
— Вы все-таки пошли? — Инна догоняла его. — Один?..
Она была на лыжах. На плече другие — его, Григория, лыжи.
— Возвращайтесь! — сказала она.
— Инна!..
— Возвращайтесь! Видите, какая метель!
— Зачем ты пришла? — спросил Григорий.
— Зачем вы пошли один?
Метель сыпала, сыпала снег. Ничего не было видно, кроме снега.
Возвращались след в след. Ветер толкал их в спину. Через два дня она догнала его на Волчьих Холмах.
— Возвращайтесь!..
Григорий был раздражен.
— Кто будет искать? — спросил он.
— Не ищите ее здесь.
— А где?
— Вернемся…
Договорились: через день воскресенье — выйдут на поиск вместе.
В обсерватории заметили походы директора и то, что всякий раз Григорий Константинович возвращался с Инной. Наверно, ждали объяснений. Давать объяснения Григорий не торопился. Составлял докладную в академию, частью докладной были записки Павла Васильевича. О том, что начал поиск Илу, Григорий тоже писал. Все надо было продумать, аргументировать, чтобы не казалось фантастикой. Как ни расположены были в Москве к Павлу Васильевичу и к нему, Григорию Слегу, услышат подтверждение легенды о лебедях — не всполошатся ли москвичи? И формулы. Формулы!..
Докладную он обсудит в понедельник с работниками обсерватории. Сегодня суббота, Григорий у телескопа. Завтра они с Инной пойдут к Багире.
Григорий глядит на часы: семь минут первого.
— Сегодня. Уже воскресенье.
Но воскресенье началось по-другому.
Лыжи, ледорубы, веревка — все уже собрано: было два дня, чтобы подготовить поход. Выйти на поиск решили до солнца, путь на Багиру не близкий. Когда Григорий вставал, в окнах уже синело. Собраться к выходу тридцатилетнему мужчине хватит четверти часа. Рюкзак на плечи (завтракать с Инной они будут в пути), и готово!
Но когда Григорий поворачивал ключ, в коридоре открылась другая дверь. Коридор небольшой, разделял две квартиры — директора и Гуранова. Андрей Селимович стоял в своей двери с газетой в руках.
— Слег… — окликнул Григория.
Григорий обернулся, задел рюкзаком о стену.
Гуранов подал ему газету. В правом углу, внизу, отчеркнута красным заметка. Газета четырехмесячной давности.
— Прочтите, — сказал Гуранов.
Заметка сообщала об авиационной катастрофе над Татрами. Самолет, направлявшийся в Советский Союз, разбился в тумане, налетев на скалу. Пассажиры погибли. Среди них: младший секретарь посольства Иржи Маречек, астроном Инна Гранек… Последнее тоже подчеркнуто красным.
Григорий поднял от заметки глаза. Гуранов сказал:
— Инна Гранек.
— Однофамилица? — спросил Григорий.
— Обратите внимание… — Гуранов нетерпеливо кивнул головой.
— Зачем?.. — Григорий хотел сказать, мало ли бывает несчастных случаев. Гуранов перебил его:
— Инна приехала к нам в тот же день — четырнадцатого ноября.
— Вы считаете ее шпионкой? — спросил Григорий.
— Она слишком много знает о звездах, чтобы быть просто шпионкой, Григорий Константинович.
— Бросьте! — Григорий сунул газету в руки Гуранову.
— Слег!..
Григорий уже открывал выходную дверь.
Спускаясь с крыльца, думал: не охотник ли Гуранов за ведьмами? Инна могла спастись. Газета дала неверные сведения… В душе поднималась злость против Гуранова.