Страница 2 из 5
В Софийном лежит Бытии?
Чья правда? Но сень Иоанны,
Ковчег крестоносцев узорный,—
Червей огнедышащих зевы
Вотще пожирают собор!
Чья сила? Но перст Женевьевы
От Града, как встарь, чудотворный,
Отвел одержимые станы —
И явен святой приговор.
Аминь! Кто за маревом дымным
Снов буйных, кощунственным гимном,
Ничтожества славит пустыню,
Кромешную празднует тьму,—
Сама, Чьей Лазури святыню
Взор чистых живых умилений
Впивает с душою явлений,—
Пути возбранила ему.
НЕДУГУЮЩИМ
Ты, Совесть русская, себе,
Дитя, верна и в бездорожьи
Скитаний темных! И Судьбе
Самой кричишь: «Суди по-Божьи!»
Когда решеньем вышних сил
Русь ворога превозмогает —
Архистратиг ли Михаил
Иль ей Георгий помогает;
И, на вселенские весы
Бросая подвиг достославный,
Своей стыдишься ты красы,
Своей не веришь правде явной.
В самоотверженной мечте,
Стыдясь знаменоваться кровью,
Так ты блуждаешь во Христе
И соблазняешься любовью.
О Совесть русская! пора
Тебе, переболевшей ложью
Уединенного добра,
Беглянке овчего двора,
Войти с народом в Правду Божью!
УБЕЛЕННЫЕ НИВЫ
Посмотрите на нивы, как они побелели.
Не человеческим плугом
Мир перепахан отныне.
На мирской мировщине
Нам скоро друг с другом,
Над ясным лугом,
Целоваться в соборной святыне.
Вырвано с глыбою черной
Коренье зол застарелых.
Жди всходов белых
На ниве просторной,
Народ чудотворный,
Поминаючи верных и смелых.
Крепко надейся и веруй;
Что небывалое будет.
Чу, петел будит
Под мглою серой
Уснувших глухо!
Мужайся: не мерой
Дает Бог Духа,
И Солнце Земли не забудет.
ТРИЗНА КРЕЗА
Солнце слитки дней моих пылит;
Солнце дней моих пышнее Креза:
Я потопом пламенным облит.
Мой костер — мой трон… А Смерть железа
На ногах у пленника пилит.
Дни мои — златая тризна Креза.
Злато — жар, а тело не болит;
Злато — пыль и, рея, не палит.
Веющей пилой мои желем —
Мне чело лобзая — Смерть пилит.
ОМ
В дыханьи каждом — всё: века, и младость,
И рай, и радость,
И жизнь, и боль,
Огонь и воздух, вод текучих сладость
И черной глыбы соль…
Лишь приневоль
Свой взор, потерянный блаженно в целом,
Стать на одном —
И вспыхнет, лирник-лебедь, в гимне белом
Луч Брамы — Ом.
ВЛАДЫЧИЦА ДЕБРЕНСКАЯ
Во темном сыром бору
Семь ключей повыбило.
На чистой прогалине
Студенец серебряный —
Студенец серебряный
Владычицы Дебренской,
Во темном сыром бору
Семь ключей повыбило:
Собирались семь ключей,
Сотекались семь живых
На чистой прогалине
В студенец серебряный.
По заветну бережку
Мурава нетоптана,
По лугу нехожему
Травушка некошена,
Мурава шелковая,
Цветики лазоревы.
Во темном сыром бору
Семь ключей повыбило.
На чистой прогалине
Студенец серебряный,
По-над яром хижинка,
Поодаль лачужинка.
Не святой затворничек
В келье затворяется:
Затворилась Схимница
Под схимой лазоревой.
Выглянет — повызвездит
По синю поднебесью.
Хижина безвестная —
Царицы Небесныя,
Девы неневестныя
Владычицы Дебренской.
Живет Матерь Дебренска
За старцем-обручником.
А старцу-обручнику,
Духову послушнику,
Горенка молельная —
Церковь самодельная,
Почивальня райская —
Ветхая лачужинка.
На чистой прогалине
Студенец серебряный;
По заветну бережку
Шелкова муравушка,—
По заветну бережку
Владычицы Дебренской.
Во темном сыром бору
Семь ключей повыбило.
Собирались семь ключей,
Собирались семь живых
В кладезь Богородичен
Владычицы Дебренской.
БАЛЬМОНТУ
Всем пламенем, которым я горю,
Всем холодом, в котором замерзаю,
Тоской, чьим снам ни меры нет, ни краю,
Всей силой, что в мирах зажгла зарю,
Клянусь опять найти дорогу к Раю:
Мне Бог — закон, и боль — боготворю.
Люблю тебя — за то, что ты горишь,
За то, что, гость из той страны Господней,
Чье имя Соеlum Cordis,[1] — преисподней
Ты принял боль и боль боготворишь;
За то, что разрушаешь, что творишь,
Как зодчий Ветр; за то, что ты свободней,
Бездумней, и бездомней, и безродней,
Чем родичи семьи, где ты царишь.
Весь пытка, ты горишь — и я сгораю;
Весь музыка, звучишь — и я пою.
Пей розу, пей медвяную мою!
Живой, чье слово «вечно умираю»,
Чей Бог — Любовь, пчела в его рою,
Ты по цветам найдешь дорогу к раю.
29 января 1915
Москва
ПАМЯТИ В.Ф. КОММИССАРЖЕВСКОЙ
Словно ласточка, металась
До смертной истомы;
По верхам кремлей скиталась,
Покинувши домы,
Обшел иней город зимний
Туманностью дольней;
Твердь звала гостеприимней
Из мглы — колокольней.
С вешним щебетом мелькала
Вещунья над нами,
В высоте гнезда искала
На солнечном храме,—
Новозданного чертога
Для сердца живого
В тонком веянии Бога
Гнезда золотого.
Ты откуда с вестью чуда,
Душа, заблудилась?
Мнила ль: в блеске изумруда
Земля пробудилась?
Мнила ль: близок пир венчальный
Долин с высотою?
Мир печальный — обручальный
Спасен красотою?
Стала в небе кликом ранним
Будить человека:
«Скоро ль, мертвые, мы встанем
Для юного века?»
От креста к кресту чертила
В лазури изломы,—
Заждалась и загрустила
До смертной истомы.
1
Небесная высь сердца (лат.).