Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 57



Появились врачебные ошибки. Наиболее удивительное расхождение диагнозов происходило в неврологическом отделении. На одной из конференций было рассмотрено пять случаев смерти. Вот одно из потрясающих расхождений. Женщине с сильными головными болями, рвотой, головокружениями был поставлен диагноз менингоэнцефалита. Проводилась интенсивная терапия капельницами, большими дозами антибиотиков, но женщина умерла. На вскрытии оказалось: шестимесячная беременность с поражением почек. Пациентка имела сниженный интеллект и скрывала беременность, а врачи в нашей бесплатной медицине патологическую беременность от энцефалита отличить не могли. Там умерла и другая молодая женщина, поступившая без сознания тоже с диагнозом менингоэнцефалита. Вскрытие показало, что коматозное состояние связано с тяжёлым поражением почек, и т. д.

Зачитывая эти расхождения, врачи стационара не испытывали никакого смущения, как будто это было естественным и обычным делом, но зато откровенно хвастались тем, кто и какой подарок преподнес профессору, чтобы получить категорию. Но это была последняя конференция, на которой говорили о больных и о диагнозах. На других конференциях зачитывали только приказы из Министерства, требования к отчётности, к диспансеризации, правильному оформлению диагнозов, и ни слова о больных.

Когда-то в самом начале моей врачебной работы, когда я влилась в коллектив старых опытных невропатологов, категории ни у кого не было. Зато, когда собирались вместе, каждый представлял своих одного-двух сложных пациентов с редкой патологией. Нам было интересно. Мы обсуждали вместе каждого больного и обогащались опытом друг друга. Сменились времена, медицина деградировала, как и всё в нашей стране.

Невежество врачей было потрясающим, и не только в Кинешме – оно было и в самой столице. Вот один из примеров. В наших райских местах отдыхали на своих дачах москвичи. Так однажды заведующая неврологическим отделением Семёнова Галина Юрьевна привезла из отдалённой деревни за Волгой четырнадцатилетнюю девочку, дочь научных работников, дед которой был академиком. Она поставила девочке диагноз менингоэнцефалита с частыми эпилептическими припадками. В неврологическом стационаре я никогда не работала, но в тот раз меня перевели временно туда на один месяц на время отпусков. Я отказывалась от такой пациентки, не желая связываться с академиком, так как не любила всё начальство, ошибочно включив в их число и академиков. Но свободное место было только в моей палате. Эта страдалица болела уже два года, перенесла массу обследований и осмотров, постоянно принимала противосудорожные средства от частых эпи-припадков. Родители сделали всё, чтобы девочка была здорова, однако, выздоровление не наступало. Ирине было запрещено ходить в школу из-за частых приступов, и она обучалась на дому. Она находилась в искусственной изоляции от коллектива детей, не могла купаться в реке, ходить вместе с сестрой работать в поле. Это было невыносимо, и болезнь её дошла до наивысшей точки. Вместо того, чтобы поправиться на свежем воздухе в деревне, приступы участились до 23 раз в сутки. С постели она уже не вставала. В таком состоянии она была доставлена в неврологическое отделение. Осмотрев девочку, я не нашла не только признаков менингоэнцефалита, но и никаких других органических поражений нервной системы. Поговорив полчаса с ней, и более одного часа с её матерью, я убедилась, что это была именно врачами внушённая болезнь – истерия. Осмотр Иры во время приступа убедил меня в правильности моего диагноза. Приступ был истерический, хотя внешне очень напоминал эпилепсию. Если болезнь внушённая, то внушением и лечится. Ира была очень умной, разносторонне-развитой девочкой и легко самовнушаемой. Нужно было убедить её. Для этого надо было найти неоспоримые аргументы её скорейшего выздоровления, в которых она бы не усомнилась. Я была изобретательна. На другой день я отменила лечение, назначенное Семёновой, а также все противосудорожные средства, которые она принимала уже два года. Приступы прекратились сразу же. Когда мы с ней стали делать первые шаги, Ира была белее снега, вся дрожала, ноги не слушались, пульс учащался до 180 ударов в минуту, но мы вместе с ней всё преодолели. Её страх гасился моей холодной уверенностью. Я знала, верила в свои силы и в победу над болезнью. Это передалось Ире. Через две недели она была практически здорова и ухаживала за больными – выносила утки из-под больных с параличами, кормила их. У неё было доброе сердце. Я не могла нарушать врачебную этику и не сказала матери Ирины, что болезнь её дочери – продукт бездумной деятельности наших врачей. Но когда мать сказала, что через месяц Ире назначена консультация специалистов, я предложила временно не обращаться ни к врачам, ни в больницу ни с какими болезнями.

В то время я не могла понять, что мешает врачам видеть такую выявляемую болезнь, как истерия. А сейчас я нашла ответ на этот вопрос: это деградация медицины. Другой вариант, что ребёнка специально мучили, чтобы вытянуть побольше денег из родственников, я не могу представить.

Когда девочку выписали, она, умница, решила меня проверить, действительно ли я её вылечила.

– Значит, вы можете разрешить мне теперь ходить в школу? – спросила она меня.

– Конечно, – ответила я.

– А если случится припадок, и я попаду под машину?



– Не случится, ты здорова, и болезнь никогда не возвратится.

– А если я специально брошусь под трамвай? – спросила Ира.

Её мама при этом даже охнула. Я засмеялась и сказала:

– Отсижу в тюрьме, но справку, что ты здорова, всё равно тебе выдам.

В стационаре она провела всего две недели. Её жизнь резко изменилась после выписки. В тот же день она купалась в Волге и, как в сказке, подплыл к берегу парусник с алыми парусами. Ей разрешили по лесенке забраться туда. Мама рассказывала, что Ира была очень бледна и дрожала, когда забиралась на высоту. В дальнейшем она окончила педтехникум, затем и университет. Болезнь не возвращалась.

Нейрохирурги не знали ничего кроме своего ремесла. Возможно, они хорошо оперировали, но надо ли так часто оперировать больных с грыжами дисков? За 30 лет своей работы в качестве невропатолога, работая без нейрохирургов, я отправила в город Иваново на оперативное лечение только одного человека – пожилую женщину старше 70 лет, у которой грыжа межпозвонкового диска привела к тазовым расстройствам и парезам ног, и заболеваемость была наименьшей по области. Кинешемские нейрохирурги стали делать такие операции чаще, чем аппендэктомию; выход на инвалидность стал больше, заболеваемость выросла. Особенно они любили оперировать молодых, с лёгким течением болезни, которые выздоровели бы и без операции. Нейрохирурги, будучи специалистами узкого профиля, видели больных только через узкую щель своего сознания. Когда моя больная с истерическими реакциями попала после очередной драки с мужем в НХО с травмой шеи, нейрохирурги поинтересовались, нет ли слабости в ногах, онемения в них – слабость в ногах появилась сразу, а затем и в руках. Ей нужно было посадить мужа, так как он решил уйти от неё. Консультант невропатолог подтвердил диагноз нейрохирурга: тяжёлая травма шейного отдела позвоночника с повреждением спинного мозга, с парезами рук и ног. Больная получила вторую группу инвалидности, а муж Михаил Кустов – 5 лет лишения свободы за тяжкие телесные повреждения, которых и в помине не было. Об этом я узнала через полгода, и Михаила я спасти не могла. Истерические параличи возникали у больной и раньше после ссор с мужем. Больничный лист я ей не выдавала, и параличи проходили сразу же. Снять группу инвалидности было очень трудно. В новое время мне уже стало невозможно при заполнении посыльного листа в ВТЭК выставить свой диагноз. Я должна была поставить диагноз стационара и врачебно-контрольной комиссии, а свой диагноз – просто как особое мнение.

Врачи в упор не замечали такой болезни, как истерия. 45 капельниц по поводу инсульта с глубокой гемиплегией перенесла Людмила Александровна, преподаватель ПТУ. Полтора месяца держали её на строгом постельном режиме в неврологическом отделении, хотя у ней были истерические параличи, которые излечиваются за минуты при правильной диагностике. Я не допустила её до инвалидности, и она успешно работала до пенсии.